Все это вместе взятое объясняет не только двойственное отношение союзников к Белому движению, но и частые просоветские настроения «интервентов». В частности — то "необъяснимое и загадочное противоречие" между заявлениями французских военных в Екатеринодаре и политикой посланного из Парижа в Одессу полковника Фрейденберга, чья деятельность в 1919 г., как говорилось в секретном документе Добровольческой армии, "поразительно совпадала с работой… большевицких агентов". "Русская контрразведка неоднократно доносила, что некоторые представители Французского командования сами находились в оживленных сношениях с местными большевицкими элементами"; а при оставлении Одессы французы не препятствовали тому, что "вооруженные рабочие и еврейские организации… расстреливали чинов Добровольческой армии" [39]. (Вспомним и американского банкира Якоба Рубина, который признал, что "помогал образовать советское правительство в Одессе" [40].)
Думается также, что не "военно-организационный талант" Троцкого остановил в 1919 г. Юденича у Петрограда, а политика Ллойд Джорджа, который еще в 1918 г. "настойчиво пытался убедить" в Лондоне кадетку А.В Тыркову-Вильямс с мужем, "что следует сговориться с Троцким, который… в настоящее время является единственным государственным человеком в России" [41]. Без этого обстоятельства было бы трудно объяснить и то, почему англичане перед уходом из Мурманска и Архангельска, "вместо того, чтобы передать запасы и снаряды русским, утопили все в море: после их ухода снабжение велось со дна моря… [42]. Американцы оказались практичнее: вместо того, чтобы топить амуницию, продали ее (через своего "представителя Красного Креста") большевикам в кредит с оплатой будущими поставками сырья [43].
И об англичанах в Крыму представитель ген. Врангеля (еще не имея доступа к той информации, которую получил Саттон) писал, что они "под флагом "Красного креста" и оказания помощи… снарядили специфическую разведочную организацию, действия которой могут быть чреваты последствиями: не исключается возможность передачи большевикам сведений военного характера, добываемых этой миссией для сообщения в Лондон. Так, по крайней мере, утверждает агентура, в отношении которой не может быть никаких сомнений" [44]. Напомним, что именно тогда англичане требовали от белых капитулировать перед ленинской "амнистией"…
"Американские интервенты" на Дальнем Востоке проявляли еще более откровенную лояльность к большевизму, отражая царившее в США "общественное мнение"; они недоумевали, почему "русская интеллигенция ведет борьбу с такой передовой партией, как большевики". Американское командование установило там "добрососедские отношения" с красными партизанами, что способствовало "их усилению и дезорганизации колчаковского тыла… [Поэтому] Колчак поднимал вопрос об удалении американских войск еще в апреле 1919 г., а [его сотрудник] Сукин, сторонник американцев, сообщает Сазонову, что "отозвание американских войск является единственным средством для сохранения дружественных отношений с Соединенными Штатами"… [45] — писал Мельгунов.
И если в книге "Уолл-Стрит… проф. Саттон еще полагал, что американцы оказывали некоторую помощь белым, то, изучив позже секретные инструкции президента США Вильсона командованию американского экспедиционного корпуса, Саттон приходит к такому выводу: "Тщательное изучение доступных архивов показывает, что американская интервенция имела мало общего с антибольшевицкой деятельностью, как это утверждают Советы, Дж. Кеннан и другие писатели… На самом деле Соединенные Штаты захватили Транссибирскую магистраль и удерживали ее ["чтобы не пустить к магистрали японцев"] до тех пор, пока Советы не окрепли настолько, чтобы ее контролировать… Имеются данные Госдепартамента, что большевикам поставлялось оружие и снаряжение… Советы были так благодарны за американскую помощь в революции, что в 1920 году, когда последние американские войска уходили из Владивостока, большевики устроили им дружеские проводы" [46].
Чехи в 1919 г., в ответ на готовность некоторых частей возвращаться домой, двигаясь совместно с Колчаком на запад, с боями против большевиков — получили от своего политического руководства (Т. Масарика), подчиненного Антанте, строжайший запрет на это; приказ был: возвращаться вокруг всего глобуса через Владивосток. На фоне этого приказа понятнее выглядит и то, что чешское командование забрало все паровозы для вывоза на восток награбленного русского имущества, обрекая белые войска и массы беженцев на гибель; и то, что чехи и французский генерал Жанен вступили в союз с эсерами и большевиками, вплоть до выдачи им адмирала Колчака — очевидцы событий уже тогда приходили к выводу о "сознательности и продуманности" этих действий [47]. (Тогда же в руки красных перешел и оставшийся у Колчака золотой запас империи.)
Прилагались соответствующие усилия и на Западе. В то самое время, как несколько тысяч американских «интервентов» находилось на Севере и в Сибири, финансисты Уолл-Стрита открыли в начале 1919 г. в Нью-Йорке Советское бюро, которое организовало кампанию против Колчака, и помогли основать американскую компартию. А ведь это было время наибольших шансов на победу белых!
Причем, из кого состояли круги, помогавшие большевикам с Запада, было видно невооруженным глазом. Даже такой либеральный деятель, как кн. Г.Н. Трубецкой, высказал Деникину "убеждение, что в Одессе, так же, как и в Париже, дает себя чувствовать настойчивая работа масонов и евреев, которые всячески хотят помешать вмешательству союзников в наши дела и помощи для воссоздания единой и сильной России. То, что прежде казалось мне грубым вымыслом, либо фантазией черносотенников, приписывавших всю нашу смуту работе «жидо-масонов», — с некоторых пор начало представляться мне имеющим несомненно действительную почву" [48]. Нетрудно догадаться также, какие "эмигранты из царской России" поощряли пробольшевицкие симпатии в американских частях на Дальнем Востоке [49]. Понятно и то, почему во влиятельной западной прессе Белые армии часто выдавались за антисемитские…
Сам проф. Саттон, страхуясь от возможных обвинений в антисемитизме, включил в книгу целую главу, в которой оправдывается, что, хотя указанные им круги Уолл-Стрита пестрят еврейскими фамилиями, — это были вовсе "не евреи, а интернационалисты" (среди которых периодически выплывает фирма "Кун, Леб и K°., возглавляемая тогдашним главой американско-еврейского финансового мира Я. Шиффом)…
Для облегчения экономических сделок было желательно дипломатическое признание Советской России. С этой целью банкиры усилили нажим на свои правительства, утверждая, что 90 % русского народа поддерживают большевиков, "а остальные десять процентов — бывшие собственники и представители правившего класса… Конечно, они недовольны" [50]. Один из инициаторов этой политики, У.Б. Томпсон, выпустил соответствующую книжку "Правда о России и большевиках".
Таким образом, чтобы правильно оценить небывалую наглость и живучесть большевиков в гражданской войне, их способность выходить из самых отчаянных положений, перебрасывая с места на место интернациональные карательные войска для подавления множества разрозненных русских восстаний, — надо учесть это обстоятельство: они знали, что Антанта против них бороться не будет. Такой пропагандой ("Антанта вам не поможет!) большевики успешно разлагали и белый фронт [51]. Это было сильнейшим психологическим допингом для всех большевицких мероприятий по удержанию власти.
Это позже подтвердил и Ллойд Джордж: "Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками и мы признали, что они де-факто являются правителями: Мы не собирались свергнуть большевицкое правительство в Москве": Президент США Вильсон "считал, что всякая попытка интервенции в России без согласия советского правительства превратится в движение для свержения советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм… [52].
Только на этом фоне становятся понятны переговоры правительств Антанты с незаконной властью большевиков (что противоречило идее "санитарного кордона") на целой серии международных конференций 1921–1922 гг. — в Каннах, Генуе, Гааге, Лозанне, — которые вскоре привели к дипломатическому признанию коммунистического режима главными европейскими странами. Последовавший в России «нэп» с раздачей богатейших концессий "сильным мира сего" тоже можно лучше понять с учетом вышесказанного… (…). [6]
