Движение Желтых Повязок
Хуань-ди мало что делал, чтобы решить эти проблемы. Он умер в 168 году, оставив трон династии Хань со всеми проблемами своему двенадцатилетнему сыну Линди.
Мать Линди, вдовствующая императрица Доу, была третьей женой Хуань-ди. Она стала регентом при своем сыне, а поскольку Линди был еще очень мал, могла рассчитывать продержаться на этом посту достаточно большое время. Ее самую большую тревогу вызывала власть евнухов при дворце – в годы правления Хуань-ди они забирали в свои руки все большие и большие влияния и богатства. Действительно, группа дворцовых евнухов образовала что-то вроде клана, имевшего черты тайного общества: этот клан назывался «Десять постоянных служителей», и его члены совместно вымогали для себя у императора как можно больше денег и власти.
Один из советников императрицы, ученый-конфуцианец Чэнь Фань, предположил, что самым безопасным для империи было бы просто убрать всех евнухов. Слова этого совета дошли до евнухов. «Десять постоянных служителей» и их союзники напали на дворец, посадили вдовствующую императрицу под арест и заявили юному Линди, что пришли освободить его от влияния матери и будут дальше охранять его сами.
Вдовствующая императрица оставалась под арестом четыре года. Когда она умерла в 172 году, широко разошлись слухи о том, что она была убита Цао Цзе, лидером «Десяти постоянных служителей». Тем временем, Линди уже так верил этим «Десяти», что назвал одного из них, ненавистного всем Чжан Жана, почетным титулом «Воспитывающий меня отец».
В итоге государственная власть постепенно слабела, а вскоре к его экономическим проблемам Хань присоединились и природные бедствия. После широко распространившейся эпидемии 172 года последовало сначала наводнение, а затем нашествие саранчи. В 177 году военная кампания против варваров закончилась поражением. Двумя годами позднее, в 179 году, по стране прокатилась еще одна эпидемия.
Это все были предзнаменования, которые привели новую династию Ван Мана к концу. В его дни Красные Брови сражались против всевластия богатеев; теперь цикл насилия начался снова. Опять новые группы повстанцев, так называемые Желтые Повязки, подхватили знамя бедных и угнетенных.
Желтые Повязки были гораздо большим, чем просто группа мятежников – это была давно существовавшая секта, ждущая прихода Золотого Века. Миллионы китайцев, которые жили невыразимо тяжелой и мрачной жизнью, ожидали не просто политических изменений, а немедленного и кардинального улучшения жизни. Желтые Повязки предложили людям именно это. Их вождь, даосский проповедник по имени Чжан Чжуэо заявил, что обладает магической силой. Он объявил, что может излечивать болезни – прекрасное обещание людям, которые только что страдали от вселяющей ужас эпидемии. Он пообещал, что если они будут принимать его средства, то станут неуязвимы для ран и смогут без страха сражаться в битвах – такое же прекрасное обещание для тех, кто уязвим, плохо вооружен и слаб от голода.
К 182 году организация Желтых Повязок имела лишь немногим более трех сотен членов, но сражаться за нее были готовы пятьдесят тысяч бедных, доведенных до отчаяния безземельных китайцев. В 184 году наконец-то вспыхнуло пламя восстания против притеснителей..
Сравнительная хронология к главе 83
Глава восемьдесят четвертая
Порок наследственной власти
Между 138 и 222 годами Марк Аврелий разрушает традицию наследственной преемственности, а династия Хань приходит к своему концу
За спокойным правлением Адриана последовало еще одно такое же царствование. В 138 году император усыновил и сделал своим наследником Антонина Пия, опытного политика, который служил и консулом, и наместником. Пию было сорок два года, а его приемному отцу – шестьдесят два.
Таким же образом Август усыновил своего зятя Тиберия, а Клавдий – Нерона. Подобный тип усыновления не имел ничего общего с воспитанием. Он создавал «кровное родство» по закону – такую же связь, какую евнухи династии Хань использовали, чтобы создавать свои «семьи». Для римских императоров это был эффективный метод, позволяющий сочетать огромные преимущества наследования от отца к сыну (всегда четко было ясно, кому положено быть следующим императором) с великим республиканским принципом передачи власти самому достойному. Усыновление позволяло каждому императору передать свой трон не своему кровному сыну, а человеку, которого он считал наиболее пригодным для продолжения своего дела.
Как и Адриан, Антонин Пий правил разумно, долго и без приключений. Самым волнующим событием за все двадцать три года его принципата стал большой праздник в 148 году, когда отмечали 900-летие основания Рима.1 Сам Пий официально усыновил не одного, а двух наследников: своего племянника Марка Аврелия и еще одного мальчика на девять лет моложе, Луция Вера.[304]
Когда в 161 году Пий умер, его старшему наследнику Марку Аврелию было сорок лет. Он уже был известным общественным деятелем, в течение года занимал пост консула, но политику он не любил. Он был по природе явным интровертом и обладал научным складом ума – «История Августа», написанная в IV веке, сообщает нам, что Марк Аврелий уже в 12 лет «проявлял страстный интерес к философии».2 Он вовсе не рвался стать императором Рима. Принять предназначенные ему пост Марка Аврелия фактически принудил Сенат, и он ответил тем же, сделав со-императором своего младшего сводного брата Луция Вера, который также уже отслужил консулом.3
Вторжение парфян
Немедленно обоим пришлось воевать. Парфия сова оказалась на подъеме: царь Вологаз IV, по-видимому, вдохновленный безмятежностью предыдущих двух императоров, захватил Армению и вторгся в Сирию.
В Сирии парфяне встретили теплый прием – в основном от иудеев, которые пережили резню, последовавшую за мятежом Бара Кохбы. В результате парфянские войска смогли нанести поражение стоявшему здесь римскому гарнизону. Луций Вер принял командование римской армией и отправился на восток, пока Марк Аврелий занимался делами метрополии. К 162 году Луций прибыл в Сирию и провел успешную кампанию против парфян. Он тоже вторгся в Армению и добился здесь победы, отбив захватчиков назад. Тем временем один из его командиров отправился на юго-восток с другой частью войска, вторгся в Месопотамию и захватил Ктесифон. Вологаз IV отступил, потеряв свой дворец, который римляне разрушили.
Войска с триумфом вернулись в Рим в 166 году – но и принесли с собой чуму. Болезнь расползлась по городу уже ко времени окончания парада победы.
Греческий врач Гален, который прибыл в Рим в 168 году в ответ на отчаянные призывы императоров, записал свои впечатления от увиденного в научном трактате под названием «Methodus Medendi».[305] Он описывает, что заболевшие страдали от лихорадки, боли в горле и гнойных пустул: по всем приметам эта «Антониева чума» была оспой. Эпидемия продолжалась целых три года, на пике болезни умирало по две тысячи человек в день. В городе скопилось так трупов, что Марк Аврелий объявил вне закона строительство новых склепов, чтобы заставить римлян увозить своих мертвецов из Рима.4 Болезнь свирепствовала здесь еще многие годы.
В разгар этих событий, когда римская армия была также ослаблена эпидемией, племена вдоль Дуная воспользовались столь удобным случаем, чтобы атаковать римскую границу. Оба императора отбыли навстречу угрозе, но она была отражена еще до их прибытия. Катастрофа случилась на дороге домой, когда у Луция Вера внезапно начался приступ, и он умер, прежде чем его успели доставить в Рим.
Марк Аврелий вернулся домой в город с телом своего названного брата и соправителя, и проследил, чтобы его похоронили самым достойным образом. Затем он вернулся на Дунай. Почти весть остаток своего правления (кроме необходимых поездок в Рим для занятия имперскими делами, а также одного путешествия на восточную границу для разрешения вопроса о якобы возникшем мятеже) он провел в Германской провинции, сражаясь с вторжениями, которые участились и усилились.
Отсутствие императора в столице не способствовало его популярности, но Марк Аврелий заработал себе репутацию тем, что охранял безопасность империи и тем, что мягко обращался с людьми. Когда государственная казна опустела из-за постоянных войн на севере, он распродал мебель, золотые блюда и ювелирные украшения из императорского дворца, предпочтя не повышать налоги; это сделало его еще более уважаемым. «История Августа» говорит, что он продал даже «шелковые и вышитые золотом платья своей жены» – что, вероятно, не очень-то понравилось его семье.5
