* * *
Русское офицерство не образовало сплоченной касты — государства в государстве, каким был прусско-германский офицерский корпус. Не замечалось в нем и товарищеского духа австрийцев, бывших с времен Тридцатилетней войны от фельдмаршала до прапорщика на ты. Чрезвычайно разнообразный по происхождению и воспитанию, русский офицерский корпус (по составу — самый демократический в мире) объединялся лишь чувством преданности Царю и жертвенной любовью к Родине. Офицер был привязан к своему полку. Чем глуше была стоянка, тем сплоченнее была там полковая семья, тем выше был дух полка. Гвардия находилась в особых условиях комплектования и службы. Спайка заметно ослабевала в так называемых хороших стоянках, больших гарнизонах, где появлялись посторонние, внеполковые интересы.
Если можно было считать обычным бытовым явлением наличие более или менее сплоченной полковой семьи, то единой общеофицерской семьи не было. Между родами оружия, да и между отдельными подразделениями одного и того же рода оружия наблюдалась рознь и отчужденность. Гвардеец относился к армейцу с холодным высокомерием. Обиженный армеец завидовал гвардии и не питал к ней братских чувств. Кавалерист смотрел на пехотинца с высоты своего коня, да и в самой коннице наблюдался холодок между регулярными и казаками. Артиллеристы жили своим строго обособленным мирком, и то же можно сказать о саперах. Конная артиллерия при случае стремилась подчеркнуть, что она составляет совершенно особый род оружия (известное отрицательное влияние имело предпочтение, оказываемое великим князем Сергеем Михайловичем конноартиллеристам).
Все строевые, наконец, дружно ненавидели Генеральный штаб, который обвиняли решительно во всех грехах Израиля. Если в каком-нибудь провинциальном гарнизоне стояли — даже в небольшом количестве — части трех главных родов оружия, то обязательно имелось три отдельных собрания — пехотное, кавалерийское и артиллерийское. Великий князь Владимир Александрович, в бытность свою главнокомандовавшим гвардией и Санкт-Петербургским округом, боролся с этим взаимным отчуждением, и по его инициативе в 1898 году открылось Собрание армии и флота. Подобные собрания были потом заведены во многих гарнизонах.
Своеобразным и красивым обычаем было кавказское куначество — боевое братство
различных полков, свято соблюдавшееся и в мирные времена. Вековой этот обычай сплотил воедино всю Кавказскую армию, жившую одной общей товарищеской семьей. Когда в 1911 году при Кавказской кавалерийской дивизии был образован конногорный артиллерийский дивизион, вновь прибывшие конноартиллеристы пытались было третировать пехоту, но сразу же — и навсегда — были одернуты драгунскими офицерами.
Преимущества, дававшиеся офицерам гвардии и Генерального штаба, очень болезненно воспринимались армейцами, считавшими, что у них перебивают дорогу. Справедливость требует отметить, что эти сетования в общем основательны. Гвардейские преимущества — в частности старшинство чинов — были бы понятны, сохрани гвардия ту важную политическую роль, для которой она была создана. Этого, к сожалению — и очень большому сожалению, уже не было, и целесообразность преимуществ отпадала. Что касается офицеров Генерального штаба, то, получив высшее военное образование, они уже тем самым ставились в исключительно выгодные условия даже без нарочитых привилегий, делавших службу строевого офицерства до чрезвычайности неблагодарной. Армейские штаб-офицеры косились на гвардейских полковников, принимавших армейские полки вне очереди. Необходимо, однако, заметить, что эти гвардии полковники были, как правило, превосходными командирами.
Главной причиной разнородности состава нашего офицерского корпуса была разнородная его подготовка. Кадетские корпуса, а вслед за ними и военные училища, делились на привилегированные и непривилегированные, в училища этой последней категории принимались и не окончившие курса в гражданских заведениях. Уклад жизни, самые программы были различны. При разборке вакансий большинство юнкеров смотрели не на полки, а на стоянки. Кончавшие первыми разбирали лучшие стоянки, кончавшим последними доставались медвежьи углы. Таким образом, одни полки комплектовались портупей-юнкерами, другие последними в списке. Но тут решающий корректив вносила сама жизнь. Последние в школе оказывались часто первыми в строю и в бою, тогда как карьеристы, выбиравшие не полк, а комфортабельную стоянку, обычно мало что давали полку.
Создание единого и сплоченного офицерского корпуса было государственной необходимостью. Для этого требовалось вернуть гвардии ее первоначальное назначение. Гвардия Петра I была государственным учреждением исключительной важности — мыслящим и действующим отбором страны. Павел Петрович совершенно исказил ее характер, передал ее на отбор исключительно физический по королевско-прусскому образцу. Все милютинские пехотные училища надлежало закрыть, а кандидатов в офицеры (юнкеров) и офицеры запаса (вольноопределяющихся) писать в гвардию. Трехлетняя гвардейская шлифовка дала бы однородную, тесно сплоченную, проникнутую одинаковыми воззрениями офицерскую среду, и на этом несравненном фундаменте можно было возвести безбоязненно грандиозное здание обновленной Российской Империи. Каждый гвардейский полк имел бы в своем составе два школьных батальона (юнкерский для подготовки кадровых офицеров и вольноопределяющихся — для подготовки офицеров запаса) и два строевых (солдатских). Портупей-юнкера в звании гвардии сержантов и капралов должны были бы иметь вход ко Двору. По истечении трехлетней научной и строевой подготовки юнкера и вольноопределяющиеся производились бы в гвардии прапорщики с переименованием затем в армейские подпоручики. Строевые батальоны могли бы нести гарнизонную службу в столице и участвовать в походах, что вернуло бы нас к положению, существовавшему во времена Миниха и Кейта.
Императорское правительство совершило жестокий промах, недооценив великой политической роли в стране организованного, сплоченного в монолит офицерского корпуса. Оно не сумело ни его подготовить, ни его ориентировать. Император Николай Александрович смотрел на военных как на членов семьи, инстинктивно угадывая в офицерах вернейшую опору государству. Чувствуя фальшь и интриги придворной среды, Государь в последние годы перед Мировой войной искал общества офицеров, запросто посещая собрания. К сожалению, практически эти чаяния не вылились в законодательстве.
Эволюция нашего плана войны
Когда в результате франко-германской войны на нашей границе создалась — не без нашего просвещеннейшего содействия — могущественная Германская Империя, правительство Императора Александра II увидело, что в своем германофильстве зашло слишком далеко. Начиная с 1873 года, под руководством сперва графа Милютина, затем генерала Обручева началась работа по составлению плана войны с западными нашими соседями. В 1879 году был заключен Тройственный союз, направленный определенно против России, а в 1880 году генералом Обручевым был составлен первый план войны с обеими немецкими державами. План этот подвергся изменениям в 1883 и 1887 годах, но основная его идея оставалась незыблемой: используя выгодное географическое положение вдававшегося в глубь вражеских земель Царства Польского (Передовой театр) и опираясь на продуманную систему крепостей, бить по сообщениям противника. Удар по германцам наносился из бугонаревского района в тыл Восточной Пруссии, удар по австрийцам — вдоль берегов Вислы в тыл Восточной Галиции.
Главные силы направлялись против Австро-Венгрии. Несмотря на то что с Францией не имелось никакого соглашения, генерал Обручев полагал, что она не останется безучастной зрительницей и поспешит воспользоваться случаем для реванша, связав немцам руки. Особенно четко была выражена идея удара по австрийцам в плане 1887 года. Обручев направлял против Австро-Венгрии 405 батальонов, 378 эскадронов и 1318 орудий, тогда как против Германии противника более высококачественного — 461 батальон, 276 эскадронов, 1254 орудий. Стратегические резервы направлялись на австрийский фронт.
В последующие годы активная в общем идея плана войны понемногу стала утрачивать свою четкость. По плану 1890 года силы австрийского фронта оставлены в общем без изменений (396 батальонов, 405 эскадронов, 1324 орудия), тогда как германский фронт был доведен до 531 батальона, 322 эскадронов и 1304 орудий. В дальнейшем этот последний был еще усилен: согласно заключенной 17 августа 1892 года франко-русской военной конвенции, Россия обязалась выставить против Германии 800000 бойцов.
В 1900 году военный министр генерал Куропаткин составил новое — 18-е расписание, согласно которому против Австро-Венгрии развертывалось 540 батальонов, 459 эскадронов и 2064 орудия, а против Германии — 618 батальонов, 450 эскадронов и 1944 орудия (мы знаем, что в 1898 году вооруженные силы России увеличились). Всего развертывалось шесть армий: три против Германии 1-я на Немане, 2-я на Нареве, 6-я в резерве у Вильно, три против Австро-Венгрии — 3-я у Люблина, 4-я у Холма, 5-я у Ровно. Расписание корпусов по армиям в общих чертах осталось неизменным с 1900 по 1914 год: 1-я армия из корпусов Виленского округа, 2-я — Варшавского, 3-я — Московского, 4-я Киевского, 5-я — Одесского, 6-я — Санкт-Петербургского.
