Потенциальным камнем преткновения, мешавшим принятию этой новой доктрины султана Абдул-Хамида, являлась та давняя традиция, согласно которой халифом должен быть человек, предки которого принадлежали к роду Курайши из Хиджаза, потому что именно из этого рода был сам пророк Мухаммед. В сфере исламской юриспруденции османское государство поддерживало учение Ханафи, последователи которого терпимо относилось к этому вопросу. Впрочем, и представители других направлений (Шафли, Ханабали и Малики) уже давно не чинили никаких препятствий. Ахмед Кевдет-паша доказывал, что в прошлом халифом становился человек из рода Курайши только потому что представители этого рода были в большинстве. Шумные проявления недовольства османским правлением, которые время от времени происходили в различных регионах арабского мира, вызывали беспокойство Абдул-Хамида. В особенности султан опасался того, что арабы могут выдвинуть возражения против него как халифа на основании его неарабского происхождения. Но еще больше Абдул-Хамида беспокоило, что британцы могут воспользоваться в своих целях любым намеком на то, что какой-нибудь араб, оспаривающий титул халифа, провоцирует движение за отделение арабских провинций от империи. События, имевшие место в Египте в 1881–1882 годах (когда то, что начиналось как военный мятеж, нашло широкую поддержку гражданского населения, объединившегося в своем желании избавить экономику страны от контроля европейских держав, но закончилось тем, что британцы оккупировали страну, которая формально все еще оставалась османской провинцией), только усилили опасения того, что от британского вмешательства не гарантированы и другие провинции.
Опасения Абдул-Хамида, вызванные тем, что британцы могут вступить в тайный сговор с каким-нибудь арабским претендентом на титул халифа, не были лишены оснований: почти в самом начале царствования Абдул-Хамида выяснилось, что, прикрываясь внешними проявлениями лояльности султану, его весьма честолюбивый представитель в Хиджазе, Шариф Хусейн пытается вступить в переговоры с британцами. В начале XIX века священные места Мекки и Медины были спасены от ваххабитов при помощи Мехмеда Али из Египта, но этот турок удерживал в своих руках земли, которыми должен был владеть султан, чтобы претендовать на первенство в глазах мусульманского сообщества, которое явно нуждалось в укреплении своих позиций. Поскольку ежегодно священные места посещали тысячи паломников, вопрос о том, кто ими владеет, волновал весь мусульманский мир. Ответственность за безопасность и благополучие паломников лежала на османском султане и его доверенных лицах, и было ясно, что теперь нужно уделять бульшее внимание, как паломникам, так и арабским подданным султана, ведь до сих пор их проблемами в Стамбуле благодушно пренебрегали.
Поэтому в начале 80-х годов XIX века положение в Хиджазе, в том числе инфраструктура этой провинции, стало меняться в лучшую сторону благодаря усилиям предпринятым ее энергичным губернатором, Османом Нури-пашой, целью которого было расширить проникновение государства в этот удаленный и требующий особого обращения район. По всей провинции развернулось финансируемое государством строительство. Были построены казармы и военные госпитали. Осман Нури интенсивно занимался общественными работами, издавал провинциальные альманахи и отремонтировал место поклонения в Мекке, а также систему городского водоснабжения. Подозрения относительно намерений британцев дополнял тот факт, что местные бедуинские племена были непокорны и не желали подчиняться никакой власти, кроме власти своих собственных вождей. Наряду с «кнутом» усилившегося присутствия центральной власти в Хиджазе и других арабских землях были «пряник»: теперь в официальных реестрах сначала шли арабские провинции, а после них балканские и анатолийские. Кроме того, губернаторы арабских провинций получали более высокие оклады. Это был обновленный вариант старой османской политики стимулирования сотрудничества среди местных лидеров, в преданности которых не было полной уверенности.
Роль османского султана как главного покровителя мусульманских святых мест приобрела небывалое значение, поскольку теперь на смену «османизму» пришел «исламизм», а ревностное отношение Абдул-Хамида к святым местам привело к тому, что он чувствовал для себя угрозу всякий раз, когда другие исламские лидеры преподносили дары этим святыням. Он не только запретил подобную практику, но также отказывал им в разрешении на приобретение собственности в Хиджазе. Построенная в период между 1900 и 1908 годами и соединившая Дамаск и Медину Хиджазская железная дорога была еще одним обязательством Османской империи перед мусульманами всего мира. Она невероятно облегчила паломничество.
Свой дворец в Йылдызе Абдул-Хамид превратил в «исламский Ватикан». Для осуществления политики, направленной на то, чтобы арабы оказали поддержку его стремлениям стать халифом, а также для того, чтобы усилить присутствие центральной власти в арабских землях, он предложил арабским религиозным лидерам переселиться в Стамбул и стать его советниками. Абдул-Хамид включал их в состав делегаций, направлявшихся в арабские провинции. Подобно «заложникам», которых в прежние времена держали при дворе, они несли ответственность за примерное поведение оставшихся на родине земляков. Те немногие арабы, которых султан приблизил к себе, вызывали любопытство у его соплеменников. Клеветники называли их прорицателями и астрологами. Одним из этих арабов был шейх Мухаммад Абу Лхуда аль-Сайяди, сириец, который помимо того, что в своих писаниях обслуживал интересы Абдул-Хамида (так, среди прочего, он утверждал, что абсолютизм якобы возник одновременно с возвышением ислама), использовал свое влияние для того, чтобы подделывать родословные своих сторонников в Сирии, что позволяло им как потомкам пророка претендовать на гораздо более высокое общественное положение. Абдул-Хамид подтверждал эти мифические родословные и освобождал подопечных Абу Лхуда аль-Сайяди от военной службы, поскольку таким правом обладали потомки пророка. Другим следствием тесных контактов между султаном и арабскими религиозными лидерами стала щедрая помощь, которую государство оказало некоторым орденам дервишей. Эти вознаграждения должны были способствовать еще большему почитанию султана-халифа в провинциях. Такое же почтение выражал в своих памфлетах и Абу Лхуда аль-Сайяди.
Однако в Сирии, через тридцать лет после того, как в 1856 году был обнародован указ о реформах с обещанием предоставить равные гражданские и политические права как мусульманам, так и немусульманам, и после независимых от центра реформ, проведенных в провинции в 60-е годы, постепенно сформировалось национальное самосознание, в основе которого лежали географические и лингвистические, а не религиозные особенности. Этому содействовало объединение трех сирийских провинций: Дамаска, Сидона и Триполи в одну «сверхпровинцию», что превратило Сирию в отдельную географическую и административную единицу. Что касается идеи объединения людей различных вероисповеданий, то и в этом отношении реформы танзимат прошли здесь успешнее, чем во многих других местах, по той причине, что все население говорило на одном языке, а местные интеллектуалы содействовали тому, чтобы люди прежде всего считали себя арабами, а не приверженцами различных вероучений. Поскольку со всем этим плохо сочеталась отстаиваемая Абдул-Хамидом идея, согласно которой ислам является основой лояльности османскому государству, такие влиятельные пропагандисты, как Абулхудааль-Сайяди, играли важнейшую роль, содействуя осуществлению его «исламистской» политики в Сирии, особенно после того, как на посту губернатора оказался Мидхат-паша, который правил этой провинцией с 1878 по 1880 год. Распространению «исламистской» пропаганды способствовала цензура сирийской прессы и надзор за местной печатной продукцией, который должен был предоставлять на рассмотрение Стамбула контрольные образцы. Манипуляции Абдул-Хамида с границами провинции также помогали отучить людей воспринимать себя членами сирийской целостности.
Планируемое Абдул-Хамидом принятие на себя политических полномочий халифа шло вразрез с практикой его недавних предшественников, которые дорожили возможностью появляться во всем своем великолепии перед подданными и считали этот ритуал важным проявлением светской власти султана. Стимулирование представления о святости султана-халифа было совсем другим делом, и уж во всяком случае по своему характеру Абдул-Хамид был склонен к уединенному образу жизни. Он удалился во дворец Йыл-дыз и лишь изредка появлялся на публике (например, когда он направлялся на пятничную молитву в мечеть, построенную им неподалеку специально для этой цели), и эти мимолетные появления должны были усилить мистический ореол его личности. Имевшиеся у него опасения того, что его низложат, были вполне оправданны: помимо неудавшихся государственных переворотов, которые имели место в начале его правления, оппозиционеры пытались сместить его в 1895 и 1896 годах, а в 1895, 1896, 1902–1903 и 1905 годах разрабатывали планы его убийства.
