Следует заметить, что приведенная дифференциация на индивидуальном уровне была условна и динамична. Она имела множество исключений и изменялась в зависимости от перемены служебного положения. Так, молодой волонтер при попадании на Кавказ мог получить гражданскую (тыловую) должность (например, писаря, врача или топографа), затем на свой страх и риск участвовать в боевых действиях, отличиться и стать командиром взвода. Далее, продвигаясь по службе, получить военное образование и попасть в штаб. Различные служебные метаморфозы являлись повсеместным явлением в Кавказском корпусе.
Учитывая полиэтничный и многоконфессиональный состав Кавказского корпуса особый смысл приобретает обращение к национальному составу офицерства. При этом важно подчеркнуть, что в экстремальных условиях жизнедеятельности этот вопрос имел второстепенное значение. Ведь людей, активно участвовавших в боевых действиях, в первую очередь интересовали личные качества сослуживцев, а национальная и конфессиональная принадлежность интересовала лишь как дополнительные сведения.
Некоторым особняком в Кавказском корпусе по вполне понятным причинам держались офицеры, принадлежавшие к местным народам («азиатцы»). Они в наибольшей степени сохраняли свою национальную индивидуальность, часто игнорируя строгие унифицирующие законы и уставы российского военного законодательства. Во многом это поддерживалось благодаря лояльности высших командиров, видевших в них знатоков местной войны, а также для облегчения интеграции местного кавказского населения в общероссийское культурно-правовое пространство. Офицеры-«азиатцы», как носители чужеродной для остального сообщества культуры, оказались на разломе цивилизации. Их положение в офицерском корпусе российской армии характеризуется не иначе как «свой среди чужих, чужой среди своих».
В результате многие из них, несмотря на лояльное и даже вполне привилегированное положение, испытывали довольно сложные психологические терзания. Многие за время войны по нескольку раз переходили от одной стороны к другой, что вызывало недоверие среди как российской власти, так и соплеменников.
Сложность положения офицеров-«азиатцев» подчеркивалась во множестве источников, но одним из наиболее показательных свидетельств являются воспоминания офицера осетинского происхождения Мусы Кундухова190.
Этнические особенности были характерны для необрусевшие немцев. Офицеры этой категории, занимая привилегированное положения в армии, более остальных проявляли чувство национального превосходства.
Многие исследователи считают, что особое положение было и у офицеров-поляков, вызывавших недоверие у российского командования. Однако в воспоминаниях офицеров-«кавказцев», указывается, что данная категория, напротив, стремилась всеми силами подчеркнуть свою верность и принадлежность к общероссийской культуре191.
Религиозная дифференциация имела формалистский характер. Подавляющее большинство составляли православные, имеющие некоторые государственные привилегии. Православие имело статус государственной религии и исповедовалось подавляющим большинством офицеров, что придавало более комфортные условия жизнедеятельности. Согласно воинскому уставу в каждой крупной части обязательно должен был находиться священник192. Достаточно сильные религиозные противоречия между основными религиями – православием, католицизмом, протестантизмом и особенно исламом нивелировались светским характером армейской структуры. Представители всех конфессий при значительном их количестве в подразделении имели своих священнослужителей и храмы193.
Значительное влияние на существовавшие противоречия оказывало социально-сословное происхождение. Офицеры-аристократы – «фазаны» и выслужившиеся из солдат – «бурбоны», занимающие противоположные крайние позиции в социальной иерархии общества, представляли две обособленные категории. Особенностью их идентификационной системы является наличие предвзятости суждений с наибольшим влиянием материальных аспектов, служебного неравенства и опытностью ведения боевых действий.
Аристократы, занимающие наиболее важные и «теплые» должности, вели себя крайне дерзко, властно, чем стремились всеми силами подчеркнуть свое высокое происхождение. Собственно за напыщенность и пестроту богато украшенных нарядов они и получили свое прозвище.
«Бурбоны» в свою очередь, напротив, истово желали раствориться в более высоком дворянском сословии, в которое они влились при присвоении офицерского звания. «Однако» грубость и простота нравов, низкие материальные возможности и уровень образования не позволяли им этого сделать, выделяя их на фоне самодостаточных и незакомплексованных коллег из родовых дворян. Особости «бурбонов», как уникальной категории офицеров, способствовал их боевой опыт. В Кавказском корпусе они считались наиболее закаленными бойцами и умелыми командирами, а потому пользовались наибольшим уважением среди солдат и офицеров.
Несмотря на существовавшие различия, офицеры составляли единое «боевое братство», «боевую семью», были связаны общими военно-стратегическими задачами, непростыми бытовыми условиями194. А. С. Пшишевич отмечал, что офицеров его полка «всех вместе связывала редкая приязнь и доверенность, что и было залогом той неустрашимости, какую полк сей изъявлял в местах, где он сталкивался с неприятелями отечества»195.
Сохранившиеся документы отразили особый дух самопожертвования, царящий в войсках Кавказского корпуса. Так, во время Даргинской экспедиции 1845 г. огромное количество раненых затруднило отступление боевых колонн в войсках распространился слух о секретном распоряжении, об якобы оставлении всех раненых, чтобы отряд «налегке» мог пробиваться к своим. Подобный слух вызвал всеобщее негодование. Офицеры единодушно предпочли подобному предательству непоколебимое желание «умереть голодною смертью, или драться до последнего издыхания»196. Главнокомандующий М. С. Воронцов издал специальный приказ, в котором говорилось, что «провести больных и раненых, это наш долг христианский»197.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Фадеев Р. А. Шестьдесят лет Кавказской войны. Тифлис, 1860; Романовский Д. И. Кавказ и Кавказская война: Публичные лекции, читанные в зале Пассаж в 1860 году. СПб., 1860; Потто В. А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях: в 5 т. СПб., 1887—1889; Эсадзе С. С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны: Историч. очерк Кавказско-горской войны в Закубанском крае и Черноморском побережье. Тифлис, 1914.
[б.а.]. Жизнь генерал-лейтенанта князя Мадатова. СПб., 1863; Зиссерман А. Л. Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский. 1815—1879. Т.1—3. М., 1888—1891; Слепцов В. А. Один из кавказских героев // Исторический вестник. 1901. №12. С. 950—969; Захарьин И. Н. (Якунин). Кавказ и его герои. Кн.1. Святыни, богатства и народы. СПб., 1902 и др.
См: Лапин В. Кавказская война XVIII – XIX веков в исторической памяти // Россия XXI. 2007. №6. С. 83—101.
Покровский М. В. Русско-адыгейские торговые связи. Майкоп, 1957; Чекменев С. А. Из истории меновой торговли с горскими народами Северного Кавказа в конце XVIII – первой половине XIX в. // История Карачаево-Черкесии. Вып. 6. Ставрополь, 1970. С. 272—298; Гриценко Н. П. Истоки дружбы (из истории экономических, культурных связей и дружбы чеченского, ингушского народов с великим русским народом и народами Кавказа). Грозный, 1975 и др.
Покровский Н. И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., 2000.
Халилов А. М. Национально-освободительное движение горцев Северного Кавказа под предводительством Шамиля. Махачкала, 1991; Дегоев В. В. Кавказский вопрос в международных отношениях 30—60 годов XIX в. Владикавказ, 1992; Он же. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2002; Он же. Кавказ и великие державы, 1829—1864 гг.: политика, война, дипломатия. М., 2009; Пылков О. С. Российская армия в трансформационных процессах на Северном Кавказе (конец XVIII – первая половина XIX в.). Армавир, 2011 и др.
