Пока Миних воевал под Очаковом, фельдмаршал Ласси двинулся на Крым. Хан поджидал его с войском на Перекопе, но Ласси обманул врага, внезапно двинувшись по Арабатской стрелке глубоким заходом в тыл перекопской позиции, чем навел ужас на татар. Ханская армия была рассеяна и Ласси овладел всем полуостровом. Однако недостаток в продовольствии вынудил его в конце лета отвести войска в Северную Таврию.
Тем временем наши союзники, австрийцы, терпели в Сербии одно поражение за другим[94]. Опасаясь к зиме турецкого нашествия, они просили посылки русского вспомогательного корпуса, но и на этот раз просьба их, по настоянию Миниха, была отклонена.
К началу 1738 года армию Миниха предложено было довести до 105000[95], однако потерь предыдущей кампании возместить не удалось, и к весне ее еле-еле довели до половины предложенной цифры. Поход этого года совершено не удался. Миниху надлежало овладеть Бендерами. Он затратил два месяца на движение от Днепра к Бугу и еще месяц на поход от Буга к Днестру. Стесненная громадным обозом (40000 повозок), армия двигалась по безлюдной степи одной массой, большим каре. Бескормица и болезни спешили почти всю конницу, разведка не производилась, и от Буга к Днестру движение армии совершалось ощупью и сомкнутым строем.
26-го июля Миних подступил к Днестру выше Бендер, но переправиться на тот берег не решился: переправу пришлось бы форсировать на глазах бендерского сераскира, занимавшего с армией в 60000 человек при 75 больших орудиях командующие высоты у правого берега и зорко следившего за движениями русских. Почти месяц блуждала русская армия по выжженной татарами степи, имея частые стычки и даже упорные, но не всегда удачные, бои с переправившимися неприятельскими партиями и отрядами. 21-го августа армия возвратилась на Буг в самом печальном виде: в строю ее не оставалось и половины состава дизентерия, тиф и чума косили людей тысячами. Большую часть артиллерии пришлось оставить за падежом лошадей и волов: пушки брошены в колодцы, снаряды зарыты в землю. Из Очакова и Кинбурна выведены гарнизоны, вернее их остатки, дабы не вымерли от чумы…
В сентябре Миних вернулся на Украину. Генералитет весь в добром здоровьи, – доносил он Государыне, – а рядовые чрезвычайно бодры и всякий желает сражаться, дабы железо, свинец и порох в честь и славу Вашего Величества употребить, а везти все это назад с собой не без труда. Болезни, особенно в рекрутах, продолжаются, только опасности никакой не видно… Миних весь вылился в этих немногих строках!
Ласси и в этом году ходил на Крым, но с тем же результатом – завоевывать страну, завоевал, но удержаться в ней не смог, и все по той же причине: невозможности довольствовать армию. Отступив осенью на зимние квартиры, он исходатайствовал разрешение этих утомительных походов больше не производить и получил на будущий год чисто пассивную задачу – охрану южных границ от татар.
Таким образом, кампания 1737 года[96], стоившая подобно двум предыдущим громадных материальных затрат и жертв людьми, окончилась, как и они, безрезультатно. Более того, терялся Очаков, единственное наше приобретение до сей поры.
У союзников-австрийцев дела обстояли еще хуже. Венский кабинет, жалуясь на неоказание помощи русскими, снова просил о поддержке. Военная коллегия предписала генералу Румянцеву (отцу будущего фельдмаршала) идти на выручку цесарцев с 30-тысячным корпусом[97], но тут снова вмешался Миних, и предписание это было отменено.
Потерю в боях за всю кампанию Миних исчисляет в своем рапорте в 700 убитыми и 250 ранеными, т. е. менее тысячи. На самом деле наш урон в боях раза в три больше, как то явствует из войсковых архивов. Так, в одном неудачном для нас деле, на Каменке 6 августа[98] мы лишились 500 убитыми и 500 пленными при внезапном нападении турко-татар на наших фуражиров. Собранный тут же Минихом военный суд приговорил начальника 2-й дивизии генерал-лейтенанта Загряжского (выславшего фуражиров, не спросясь главнокомандующего) и дежурного бригадира князя Кантакузена к разжалованию в рядовые, а начальника прикрытия полковника Тютчева – к расстрелянию. Свои неудачи Миних вымещал на подчиненных.
Весной 1739 года армия Миниха (68000 при 251 орудиях)[99] сосредоточилась в киевском районе. Операционным направлением, вместо принятой дотоле линии Переволочна – Бендеры, сделалась линия Киев – Яссы, представлявшая значительные выгоды, как в смысле преодолевания меньших естественных преград (Буг и Днестр в их верхнем течении), так и особенно, в смысле удобного довольствия войск (обильная Киевщина и Подолия вместо пустынных очаковских степей). Правда, путь войскам лежал через Подолию, польскую территорию, но это обстоятельство не смущало ни русских, ни турок. Речь Посполитая, уже впавшая в состояние маразма, не была в силах заставить уважать свой нейтралитет.
Вели-паша, сераскир бендерский, которому было поручено ведение войны с Россией, вторгнулся в Подолию, но, опоздав предупредить Миниха на переправе через Буг, отступил к Хотину (у него, как и в прошлом году, было 60000).
Миних избрал пунктом переправы через Днестр деревню Синьковцы, выше Хотина, однако, чтоб отвлечь внимание турок, двинулся с армией на реку Збруч и пошел галицийским берегом этой речки. Хотинский паша Гуссейн поспешил к устью Збруча, чтобы предупредить там русских. Тогда Миних, приказав Румянцеву с главными силами и тяжестями продолжать движение вдоль Збруча, сам с 20000 корпусом и продовольствием на 10 дней быстро двинулся к Синьковцам и 19-го июля благополучно перешел на правый берег Днестра, где и укрепился, поджидая главные силы. Турецкая армия, насчитывавшая по соединении сераскира с Гуссейном 90000, расположилась у села Ставучаны и все время бездействовала, дав Миниху возможность 3-го августа без помехи соединиться с Румянцевым. 5-го августа Миних двинулся с Днестра на Прут, прошел не тревожимый турками трудное дефиле Буковинского леса и 17-го августа под Ставучанами наголову разбил турецкую армию. Ставучанское сражение, несмотря на кратковременность, носило упорный характер. Оно типично для нашей оборонительно-наступательной тактики тех времен (сперва отбитие натиска, затем переход в наступление)[100]. Это единственное генеральное сражение за 3 года войны с турками. Миних показал урон всей армии всего в 66 человек (!). Между тем, один лишь батальон Семеновского полка потерял в этом деле 145 человек. Общая наша потеря в Ставучанской баталии не менее 1800–2000 человек[101]. Турки оставили на поле сражения 1000 трупов, 50 орудий, весь лагерь и обозы. Миних построил отступавшим золотой мост и в первые часы не сознавал все значение этой победы. В Хотине взято 990 пленных и 183 орудия. Турки бежали к Дунаю, Хотин сдался без выстрела на следующий день, а 3-го сентября Миних вступил в Яссы.
Молдавия присягнула на подданство Императрице Всероссийской. Устроив в несколько дней управление краем, фельдмаршал решил овладеть в течение осени Вендорами, занять всю Молдавию и Валахию, устроить здесь прочную базу и весной 1740 года перенести военные действия за Дунай. Однако уже 12-го сентября в армию[102], шедшую к Бендерам, пришло известие о заключении австрийцами сепаратного и позорного мира (мира постыднаго и предосудительнаго – как выразился о нем Миних) и повеление прекратить военные действия. Миних немедленно сделал представление в Петербург требовать от Турции уступки Молдавии с Яссами и Хотином, срытия Бендер и распространения границы на юге до Берислава на нижнем Днепре. Но мир в Белграде был уже подписан 18-го сентября и на условиях, не соответствовавших ни достоинству России, ни огромному количеству жертв… Россия уступала Порте все свои завоевания в Молдавии, обязывалась не содержать флота на Черном и Азовском морях, перевозить русские товары исключительно на турецких судах. Мы получили Азов, но с обязательством не содержать там крепости, наша граница продвинулась на 80 верст к югу в степях – и это ценою 150000 человеческих жизней…[103]
* * *
При разборе войны 1735–1739 годов – четвертой по счету войны России с Турцией за полстолетия – мы должны прежде всего отметить полную несогласованность в действиях союзников – русских и австрийцев. Несогласованность эта с нашей стороны намеренная, три раза цесарь обращался в Петербург за помощью и три раза получал отказ по настоянию Миниха. Лозунг сам погибай, а немца выручай в те времена нашим правительством (хотя и состоявшим из немецких временщиков) в степень непреложного догмата еще возведен не был. Русские войска поэтому не были вовлечены в австрийскую катастрофу[104].
Внутренняя политика России все время отражается на ходе войны. Бирон и Миних – соперники, и курляндец был очень рад удалению своего риваля в южные степи, подальше от Петербурга, где он тем временем окончательно упрочил свою власть. Однако, когда в 1739 году после Ставучан для Бирона возникла опасность узреть Миниха в ореоле триумфатора, он быстро склоняет Императрицу к заключению мира, тем более, что война сильно истощила и без того скудные финансы и продолжать ее становилось рискованным, так как разгром Австрии освобождал главные силы турок (русский фронт Порта считала второстепенным, двинув две трети армии своей с самого начала против Австрии).
