Из объявлений с просьбами о розыске В. Н. Перетца, которые помещал в «Новом времени» осенью 1914 года брат его, Лев Николаевич, можно заключить, что начало мировой войны застало Владимира Николаевича в Закопане (в Татрах). Когда он возвратился в Россию и какова была его дальнейшая судьба, нам ни от кого не случалось слышать. Что касается М. С. Грушевского, то после занятия Галиции русскими войсками в августе 1914 года он был водворен, по распоряжению властей, в Нижнем Новгороде, но вскоре друзья его из Академии наук выхлопотали ему разрешение поселиться в Москве «для возможности пользоваться библиотеками при научных занятиях». Здесь он мог вместе с московскими кадетами свободно работать по подготовке революции, а когда она грянула, то он и проживавший в Москве В. К. Винниченко мгновенно помчались в Киев созывать «Всеукраинский съезд», который состоялся 7–9 апреля 1907 года и выделил из себя «Украинскую Центральную раду» как временный суррогат парламента. И на съезде, и в Раде председательство само собою доставалось М. С. Грушевскому, который участвовавшим в этих сборищах диким и невежественным людям импонировал своим профессорским званием. Очень ошибался бы тот, кто думал, что Всеукраинский съезд был собранием более или менее законно избранных представителей от всех групп малорусского населения тех девяти губерний, которые с легкой руки М. С. Грушевского стали объединяться в повседневной печати под именем Украины: Харьковской, Полтавской, Черниговской, Киевской, Волынской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской и Таврической. Никакие выборы не производились, и никакие группы населения на съезде представлены не были. Для постороннего наблюдателя выявилось только, что ко времени революции в подполье на пространстве девяти губерний были прекрасно сорганизованы две социалистические партии: украинских социал-демократов и украинских социал-революционеров. Когда М. С. Грушевский и В. К. Винниченко, приехав из Москвы, кликнули клич, то на их зов моментально слетелись в Киев все так называемые партийные работники, в числе двух-трех тысяч. Всеукраинский съезд был, таким образом, соединенным собранием двух украинских социалистических партий, одушевленных идеями пролетарского интернационала, и отнюдь не служил выражением национальных стремлений «украинского народа». Сам В. К. Винниченко клялся, что он прежде всего социалист, а потом уже украинец. Съезд заседал в Народном театре на Большой Васильевской улице и на свежего человека производил ужасное впечатление своим невежеством, грубостью и дикой необузданностью.
Если социалистический Всеукраинский съезд явился самозваным представительством Украины, то вдвойне самозваной должна считаться Украинская Центральная рада, бравшая на себя без приглашения роль украинского парламента. Как съезд не был избран населением девяти малорусских губерний, а собрался самовольно, так и Рада не была избрана съездом, а сама себя ему навязала. Нельзя сказать, чтобы Рада в отношении личного состава была удачнее, чем съезд. Она представляется беспристрастному зрителю просто уменьшенным снимком съезда. Вот как характеризует членов Рады один «щирый украинец»-националист, но не социалист (переводим с украинской «мовы»): «За исключением двух-трех лиц, которых я мог бы перечесть по пальцам, которых уважал и от которых я мог бы ожидать чего-нибудь разумного (в скобках автор называет М. С. Грушевского, Сергея Ефремова и И. М. Стешенко. — А. Ц.), остальные были безграмотные во всех отношениях, а не только в политике. Еще хорошо, если студенты первого курса, как В. К. Винниченко и Н. Ковалевский, а то бухгалтеры, кооператоры, "известные общественные деятели" и просто люди неопределенных занятий — больше всего ура-социалисты по убеждению и демагоги по призванию.
Нравственный и умственный уровень простых рядовых членов Центральной рады я знал хотя бы по образцам полтавских депутатов: солдата Матяша и того солдата, который "в окопах кровь проливал". Огромное большинство было в том же роде. Поэтому и неудивительно, что люди, которым случалось заночевать в общежитии для депутатов (Институтская, 17), зачастую на другой день не отыскивали своих часов или кошелька» (Андріевскій В. З мынулого. Берлин, 1921. Ч. 2. С. 114–115).
Два с лишком месяца пререкалась Центральная рада с петербургским правительством Керенского, Церетели и К° относительно объема украинской автономии. Петербургское правительство соглашалось:
1) признать автономию Украины в границах пяти губерний: Черниговской, Полтавской, Киевской, Волынской и Подольской;
2) допустить существование шести отдельных украинских генеральных секретариатов (министерств): внутренних дел, промышленности и торговли, земледелия, продовольствия, труда и, наконец, местных финансов;
3) учредить должность украинского комиссара в составе кабинета министров российского правительства.
Центральная рада домогалась большего: расширения автономии на территории девяти губерний и предоставления украинскому правительству права заведовать железными дорогами, почтой, телеграфом, войском, финансами и иметь сношения с иностранными правительствами.
Наконец, в начале июля 1917 года Центральная рада убедилась, что правительство Керенского и К° настолько слабо и бессильно, что не стоит с ним препираться, и по собственному почину объявило осуществленной автономию Украины в составе девяти губерний с учреждением кабинета генеральных секретарей (министров) под председательством В. К. Винниченко. Для постоянного надзора за кабинетом в промежутках между сессиями Центральной рады учреждалась Малая рада. Ничтожному правительству Керенского и К° ничего другого не оставалось, как только признать совершившийся факт. Параллельное существование двух призрачных социалистических правительств — центрального и автономного — и постепенно усиливавшееся бегство с юго-западного фронта солдат разложившейся российской армии привели к полному расстройству государственного порядка и создали в жизни края невообразимый хаос. В некоторых городах образовались самостоятельные местные республики. Например, в городе Переяславе Полтавской губернии известный по петербургским событиям 1905 года председатель Совета рабочих депутатов, помощник присяжного поверенного Георгий Степанович Носарь, родом переяславский казак, устроил республику под своим управлением. Он не признавал никакой другой власти, кроме своей собственной, и все делал по-своему. В республике Носаря жилось спокойнее, чем в других местах. Носарь был страшный враг иудеев и не допускал даже мысли, чтобы во имя революционных принципов дать возможность иудеям захватить власть над Россией. С переяславскими иудеями он поступал весьма круто. Существование «Переяславской республики» закончилось вместе с занятием Переяслава большевистскими ордами Муравьева и Ремнева в середине января ст. ст. 1918 года. В краткий период своей власти Г. С. Носарь напечатал любопытнейшую брошюру, в которой разоблачал гнусную роль иудеев в революционных организациях, и в особенности провокаторскую деятельность Лейбы Бронштейна (Троцкого), бывшего одним из наиболее ловких и юрких агентов правительственного политического сыска. Издание брошюры не прошло Г. С. Носарю даром: она сделалась известной всесильному тогда уже Троцкому, и (к сожалению, не помним точно, при каких обстоятельствах) Г. С. Носарь был выслежен и убит агентами Троцкого. Говорили, будто заспиртованная голова его была отослана в Москву для успокоения встревоженного разоблачениями Троцкого.
Всякое социалистическое правительство может причинить только вред той стране, которой оно берется управлять, потому что руководствуется оно не практическими указаниями векового опыта, а вычитанными из книг и не проверенными жизнью доктринами. Правительство В. К. Винниченко сугубо было вредно, ибо составлено было из людей, которые на языке постоянно имели борьбу с капиталом, а на деле стремились как можно больше чужих капиталов спрятать про черный день в свои карманы. Знаток украинского социалистического мирка Виктор Андреевский, которого мы выше цитировали, говорит (перекладываем с украинской «мовы»): «Некоторые из прежних секретарей Центральной рады, почитаемые и сейчас социалистами, являются одними из самых богатых капиталистов-рантье не только среди украинцев, но и среди европейских капиталистов» (Андріевскій В. 3 мынулого. Ч. 2. С. 123).
Однако при этом не следует забывать, что все эти пышные социалистические декорации: Центральная рада, Малая рада, кабинет генеральных секретарей (министров) — производили кое-какое впечатление только в самом Киеве. Но если «украинская» власть была почти призрачной в городе, то у городской черты она кончалась. Далее же открывалось широкое поле для анархии, которая все более усиливалась по мере того, как приливали с фронта разложившиеся вследствие крушения империи войсковые части. В течение всей осени 1917 года нам пришлось проживать в деревне вблизи Киева. Ни о какой «украинской» власти не было там и помина. Вся местность была наводнена бежавшими из-под Тарнополя частями тяжелой артиллерии особого назначения (ТАОН). Вырвавшиеся из уз дисциплины артиллеристы по целым дням митинговали, расхищали казенное имущество своих частей и крали что попало у местных жителей. Чувствовалось, как постепенно разрушались все те скрепы, которыми держится нормальное человеческое общежитие. «Украинской» власти как будто не было до всего этого никакого дела. Уже кое-где по пути обезумевшие от большевистской агитации солдаты предавались неистовому грабежу и сжигали попавшиеся им на глаза частновладельческие экономии. Малая рада как бы умышленно захотела приобщить к солдатской разнузданности и местное население: она издала так называемый 3-й универсал, которым упразднялось право частной собственности на землю и вся земля передавалась без выкупа пахарям, причем произвести раздел ее поручалось каким-то несуществующим местным земельным комитетам. Это был сигнал к общему развалу и разгрому цветущего сельского хозяйства в девяти самых плодородных губерниях России и к повальному грабежу. Но этого было еще мало правящим «украинским» социалистам. Центральная рада отменила 3-й универсал и провозгласила социализацию всей земли. После этого девять малорусских губерний погрузились в пучину первобытного хозяйственного хаоса.
