Лима крикливой раскраской домов, белыми тентами над окнами магазинов напоминала тропический город в полдень. Но апрельское утро было не жарким. Холодное течение, омывающее берега Перу, охлаждало воздух. Океан дышал ровно, окатывая берег мягкими волнами прохлады. На бульварах и в парках, у скромных отелей, под холщовыми тентами и навесами магазинов было очень мало людей.
Консула на месте не оказалось. Он выехал под каким-то предлогом на юг, в Мольендо.
Помощник консула, прибывший сюда несколько месяцев назад на бременском пароходе, не подал Изыльметьеву руки, сослался на недомогание. Лимфатический молодой человек с землисто-серым лицом, в мягких домашних туфлях, халате и ночном колпаке, из-под которого смотрели испуганные глаза, - он показался Изыльметьеву натуральным представителем чиновничьего Петербурга, серой песчинкой, неведомо какими судьбами занесенной с Васильевского острова в страну коричнево-оранжевых красок...
Из всех углов комнаты шел пряный аромат ванили.
- Перуанский бальзам, - поспешил объяснить чиновник. - Превосходное антисептическое средство. Добывается, кажется, из коры бобового дерева. Прошу садиться...
Он протянул вперед руки, измазанные какой-то темно-бурой жидкостью. Бальзам обильно разлит по всей комнате, и от этого, как и от цветущих в кадках растений, было очень душно.
Изыльметьев продолжал стоять и с недоумением смотрел на руки помощника консула.
- Вы бы окошко отворили. Духота какая!
- Извольте войти в мое положение... - помощник неопределенно развел руками.
- С моря идет воздух чистый, здоровый. А так и впрямь заболеть можно.
Чиновник плотнее завернулся в халат.
- Изволите шутить, господин капитан. В воздухе носятся мириады бацилл.
Изыльметьев пожал плечами и перешел к интересующему его делу. Да, конечно, консул не забыл о них, тут среди почты есть бумаги, которые должны заинтересовать капитана... Помощник вытер о суконку два пальца и протянул ему несколько листов.
- Господин консул просил ознакомить вас с этим. Все весьма неопределенно: вы сами должны сделать верную оценку.
Расстегнув верхние пуговицы мундира и вытирая платком лоб, Изыльметьев пробежал бумаги. Ничего нового. Разрыв с Англией и Францией неизбежен. Известие может прийти со дня на день. И все же его нет. Вероятно, его нет и у англичан, иначе "Авроре" не пришлось бы стоять так спокойно на рейде... Сегодняшний визит на "Президент" должен многое объяснить.
Чиновник осторожно взял бумаги из рук Изыльметьева, чтобы случайно не коснуться его.
- Благодарю вас. Честь имею...
- Что ж так торопитесь? - помощник консула едва скрывал свою радость. - А я полагал надолго запастись новостями... Ах, Петербург, Петербург, город юности моей! Невский проспект...
Изыльметьев насупился.
- Вы бывали на Литейном, господин капитан?
- Нет, - насмешливо ответил Изыльметьев. - Я истый моряк, господин помощник консула. Родился на палубе, на палубе прожил жизнь. В крепостях бывал дважды: один раз - в Кронштадте, теперь - тут у вас.
- Вас встревожили бумаги? - Чиновник засуетился, заглядывая в глаза Изыльметьеву. - Признаться, и я... Хотя положение весьма неопределенное... Как поверить, что просвещенные христиане станут воевать на стороне Порты? - Молодого дипломата до сих пор сбивало с толку спокойствие капитана, а тут пришлось отвести глаза от его злых и гневно потемневших зрачков. - Однако же, несмотря на отдаленность, все симптомы... А поглядишь этак на английских офицеров - и вдруг отбросишь самое предположение о войне, как абсурд и отступление от разума. Я, знаете, наблюдаю их сквозь окошко, здесь мой обсервационный пункт, - лицо помощника оживилось. - Они смотрят совершеннейшими джентльменами. Неужто все это одна видимость?!
Изыльметьев распахнул дверь.
- И заметьте: они вовсе не боятся свежего воздуха, молодой человек! бросил он насмешливо, выходя из комнаты помощника консула.
В открытую дверь смотрело синее небо и зелень консульского сада. Комната наполнилась резким криком птиц. Помощник консула бросился к двери, плотно закрыл ее и, окунув руки в тазик с бальзамом, облегченно вздохнул.
II
Офицеры, заполнившие обширную кают-компанию "Президента", не могли знать, что война уже началась, что обращение королевы Виктории прочитано парламенту еще 23 марта утром, а несколько часов спустя Луи Наполеон объявил о вступлении в войну Франции. Султанский фирман теперь подкреплялся нотами английской королевы и императора французов, одобренными обеими палатами. Через Атлантический океан к берегам Америки спешил винтовой фрегат с инструкциями соединенной англо-французской эскадре в Тихом океане. У берегов Панамы дремал "Вираго" с погашенными топками. Он ждал депеш.
А в эту пору Прайс пристально всматривался в лица русских. "Тучный иеромонах, узколицый лейтенант, нарочито небрежный, юный мичман, пожирающий всех любопытными глазами, - все это просто и понятно, - думал Прайс. - Каждому из них я легко найду двойника на своих кораблях". Но Изыльметьев ставил его в тупик. Высокий, массивный, с мускулатурой атлета и с простодушным лицом фермера. Может быть, он имеет дело с ограниченным служакой, с простаком? Что-то удерживало Прайса от поспешного приговора. Но что? Улыбка, мелькавшая на скуластом лице, убегающая в грубые солдатские усы? Едва приметная раскосинка, придающая особое выражение его глазам? Или натуральное радушие, столь резко отличное, даже по интонации, от наигранной любезности французов? Тяжеловат, но что-то в нем есть, что-то есть...
Депуант наполнил рюмки чилийским ромом. Француз был куда оживленнее, чем утром, во время беседы с Прайсом.
- Как долго господин капитан собирается пробыть в Кальяо? - спросил он. - Было бы жаль расстаться, не познакомившись как следует. Русские военные суда так редко покидают свои порты, чтоб осчастливить морскую семью знакомством...
- Русский человек привык к простору, господин адмирал. - Изыльметьев улыбнулся. - В чужих портах бывает слишком тесно. Могли ли мы ожидать, что даже в Кальяо, на краю света, окажется столько военных судов?
Депуант изобразил искреннее огорчение и даже всплеснул руками. Он спросил:
- Не собираетесь ли вы покинуть нас?
- Нет, мы задержимся в Кальяо.
- Надолго ли? - вмешался Прайс.
"Этот грубее, - подумал Изыльметьев. - Ему подавай сразу все начистоту, без особых учтивостей".
- Надолго. Будем поджидать здесь депеш. Чиниться. "Аврора" нуждается в серьезном ремонте. Князь Максутов - он у нас непогрешимый авторитет механики и корабельной архитектуры - мог бы подробно рассказать нам о повреждениях фрегата.
Изыльметьев, а за ним и все присутствующие посмотрели на Максутова. Капитан не забыл, как удивляла жителей Лондона безукоризненная английская речь Максутова, и заранее предвкушал эффект.
Но Максутов молчал. Кивком головы он подтвердил справедливость слов капитана и откинулся на спинку дивана.
Пока длилась пауза, Прайс изучал лицо Максутова. Князь! Порода сразу видна: строптив, самоуверен. Ему не придется в семьдесят два года утруждать свои кости далекими походами.
- Очень пострадал корпус фрегата, - продолжал Изыльметьев, не сразу отведя настороженный взгляд от лица Максутова, - кое-где нужно менять обшивку. Образовались пазы в палубных перекрытиях, - при большой волне вода проникает в трюм. Да и такелаж изрядно потрепан. Приходит в ветхость наша "Аврора". Девятнадцать лет бессменной службы...
Прайс перехватил торжествующий взгляд Депуанта.
- Всему свой черед, мой капитан, - произнес Депуант проникновенно. Все уходит из этой юдоли печали... И нет ничего, что устояло бы против разрушительной работы времени в вечной смене приливов и отливов, подъемов и падений. И мы были когда-то молоды, - адмирал поднял руку плавным, театральным движением, - и наша жизнь всходила над синим простором океана, как всходит над миром прекрасная Эос!..
Обнажив десны в снисходительной улыбке, Прайс смотрел на декламирующего Депуанта.
- ..."Аврора"! Утренняя заря! А мы приблизились к сумрачному рубежу. Ах, капитан, жизнь прожита, но познана ли истина? Мы уходим, завещая потомкам только два слова, в свою очередь оставленные нам древними: "Истина - в вине!" - Депуант налил до краев рюмку Ионы. - Пейте, господа!
Изыльметьев вернулся к прежней теме:
- Как ни прискорбно, господа, мы еще с месяц простоим у этих унылых берегов.
Он повернулся к Александру Максутову, словно желая услышать подтверждение своих слов.
Лейтенант опять молча кивнул.
Краска залила лицо Пастухова, сидевшего рядом с ним. Мичман склонился к Максутову.
- Александр Петрович, ради бога! - прошептал он. - Простите меня, но ваше молчание невыносимо... Это...
Максутов лизнул языком пересохшие губы и отвернулся от мичмана. Мальчишка! Тоже, лезет с советами.
Разговор вели французы - Феврие Депуант (изредка апеллируя к авторитету Прайса), тщедушный, туго затянутый в мундир лейтенант Лефебр, лейтенант Бурже, который держал себя настолько кокетливо, что можно было предположить присутствие женщин, спрятанных где-то за переборками каюты.
