Затем нужно энергичными мерами вернуть на службу многочисленный контингент людей, самовольно оставивших свои запасные полки и ушедших на родину или обратившихся в городах к «мирным» занятиям. Особенно необходимо отыскать растерянных новобранцев последнего призыва, так как это лучший боевой элемент, который еще можно спасти от развала и подготовить из него прочные укомплектования, передав его частью на фронты. Словом, необходимо обеспечить армию хотя бы несколькими стами тысяч пополнений, иначе мы разрушим наши кадры.
Особо острая нужда в обеспечении армии продовольствием. В дни нравственных потрясений вопрос питания приобретает особое значение. Хорошо накормленный солдат в этом видит заботу о нем свыше и более склонен слушать голос благоразумия, призывающий его к порядку, повиновению, к сохранению нравственной силы своей роты и полка. В настоящее время мы не выходим по части продовольствия из кризиса и живем изо дня в день.
Прошу принять уверение в совершенном уважении и преданности.
Мих. Алексеев.
12/III 1917 г., № 2188. Ставка. (В.-уч. Арх.; дело № 1237; л. 86–88.)
№ 35. Выдержки из докладов членов Государственной Думы Н.О. Янушкевича и Ф.Д. Филоненко
(Заслушаны Временным Комитетом Государственной Думы в заседании 13 марта 1917 г.)
Янушкевич . Получив предложение выехать на фронт, мы опасались, что нам придется увидеть там кое-что, что произведет на нас самое скверное впечатление, что мы увидим тяжелую картину. Но то, что нам пришлось увидеть, при приближении к фронту, с самого начала нашего путешествия, подействовало на нас совершенно обратным образом. Отъехав от Петрограда, мы заметили, что, как только стало известно о нашей поездке, на каждой станция стали собираться толпы народа и солдат, чтобы нас приветствовать. Перед Псковом, например, приветствовали нас, посылали привет государственной думе, председателю Государственной Думы, Временному Правительству и т. д.
Наконец, мы добрались до Пскова и отправились к генералу Рузскому, который сказал, что присутствие нас, депутатов, или кого-либо другого чрезвычайно необходимо. В настоящее время волна захватила Петроград и Россию, докатывается до фронта, и в некоторых местах возникают недоразумения в связи с приказом № 1 и в связи со всевозможными листками и воззваниями, которые проникают все-таки в армию. Между прочим, из разговора с генералом Рузским выяснилось, что в деле отречения императора от престола он сыграл очень видную роль, что он просто настаивал на этом и, с другой стороны, еще раньше, до отречения, говорил о необходимости немедленного введения ответственного министерства, так как иначе дело может кончиться очень плохо. Об этом он говорил нам после. Встретил он нас очень тепло и обещал помочь в исполнении возложенного на нас поручения. В Пскове нас всюду встретили чрезвычайно тепло: и на вокзале, и в земском союзе, и в городском союзе делали нам овации, к которым мы не привыкли. Все это относилось к государственной думе, нас приветствовали как членов государственной думы. В Пскове мы разделились на партии. Одна направилась к Риге, другая на Двинские позиции, а мы в район Глобачево, Воропаево, ближе к Поставам. Генерал Рузский предупредил о нашей поездке, так что нас всюду ожидали. К каждой из групп был прикомандирован полковник генерального штаба. С нами ехал адъютант генерала Рузского, чрезвычайно интересный собеседник. Чем дальше мы ехали от Пскова к Двинску, тем больше было оваций на каждой станции. На каждой станции мы выходили и отвечали на приветствия, так что, подъезжая к фронту, мы уже начали хрипнуть. В Режице [33] мы были встречены чрезвычайными овациями; нас попросили зайти в город на митинг. Войска были выстроены с музыкой, было масса народу. Нас приветствовали, мы произносили речи. Оставались мы там довольно долгое время. Там же, в кинематографе, было устроено заседание солдатских и офицерских депутатов.
В Режице было несколько инцидентов, между прочим, был убит командир Сумского полка. Когда стали обезоруживать полицию и собираться на митинг, появилась отдельная вооруженная группа лиц, которая вела себя довольно беспокойно. Так как никто не знал, зачем они приехали, то был командирован Сумской полк. Между тем распространили слух, что последний пришел усмирять. Стали грозить тяжелой артиллерией, если он не скажет, зачем пришел. Солдаты присоединились, но недоразумение возникло с офицерами, которые резко отзывались о солдатах и о красных бантиках. В результате командир полка был убит. Говорят, что он сам застрелился. Версии неясные, дело чрезвычайно темное. Кроме того, в Режице был арестован председатель земской управы, очень непопулярный человек, скверно зарекомендовавший себя в продовольственном деле. Здесь была расправа за старое.
На собрании солдат и офицеров дебатировалась масса вопросов. Между прочим, у нас был в руках приказ Гучкова о вежливом обращении. Мы обратили внимание, насколько все эти вопросы затрагивают солдатскую массу. Когда мы прочли приказ, солдаты стали задавать вопросы относительно чести, розог и т. д., как Временное Правительство на это смотрит, что оно будет делать. Мы сказали, что оно все, вероятно, разъяснит в соответствующих приказах. Когда мы прочли приказ Гучкова, раздалось громовое «ура», но солдаты интересовались, почему о чести ничего не сказано. Надо сказать, что комендант Режицы отдание чести отменил сам, заявив в приказе по гарнизону, что это необязательно. На этом митинге мы давали объяснения на предъявляемые вопросы. Предводителем дворянства был поставлен вопрос относительно арестов, ему не давали говорить, но, когда мы призвали к порядку, все успокоились. Мы предложили самовольно арестов не производить, объясняя, что это самосуд и что таких арестованных нужно освободить.
Затем мы двинулись дальше к Двинску. Там тоже были самые невероятные овации по адресу государственной думы. Двое из нас остались в Двинске, а мы направились в Полоцк. Мы изумлялись: такой был царский прием. Царя, вероятно, так не принимали. Нас носили на руках, склоняли знамена – и все это по адресу государственной думы. Мы пришли к убеждению, что авторитет государственной думы в войсках и в населении огромный. Имя депутатов, представителей государственной думы, связывается с чем-то освободительным. Дальше тоже на каждой станции были овации. Тут уже выяснилось, что известное настроение существует; с одной стороны, этому способствовал приказ № 1, с другой стороны – неправильное истолкование событий. Некоторые офицеры, когда поступали эти приказы и известия о событиях, напр., об отречении, истолковывали их так, что возбуждали в солдатах к себе недоверие, напр., отречение императора истолковывалось как его добрая воля, что он хороший, и т. д. …
Приехав к фронту, мы переночевали и отправились в те части, которые расположены на боевых позициях. Нас везде принимали весьма торжественно, с музыкой; мы были страшно смущены. Выяснилось, что знаменитый приказ № 1 и всевозможные слухи породили известную дезорганизацию в «зеленых» частях, где мужики. В частях, более революционных, ничего подобного не было. Там и с офицерами уживаются очень хорошо. Мы подметили одну черту: несмотря на то, что Временное Правительство существует, что переворот совершившийся факт, в среде высшего офицерства есть такие, которые ведут себя чрезвычайно нетактично. Везде приходилось слышать жалобу на то, что если и одевается красный бантик, то он срывается. Затем заявляли, что не выносят портретов; солдаты приходят и видят, что портрет императора на стене; это их возмущает. В некоторых местах мы получали точные сведения, что грозят расстрелом, если вынесут портрет. Эта бестактность создала ужасную атмосферу. B некоторых местах нас просили принять меры, чтобы портрет убрали, потому что часть волнуется и могут быть убийства. Но все-таки надо заметить, что у солдат есть сдерживающее чувство. Они ждут чего-то; чрезвычайно интересуются тем, что сейчас происходит. Нам задавали вопросы на всякие темы. Сначала мы произносили приветствия, а потом объясняли, что все кардинальные вопросы решит Учредительное Собрание. Временное же Правительство озабочено тем-то и тем-то. Приходили офицеры, но мы их просили удалиться. Мы беседовали с каждой частью солдат. Они приходили со своими жалобами и пожеланиями, мы старались им все разъяснить и в конце концов успокаивали почти всех.
Высказывалось пожелание относительно военно-полевых судов. Они сознают, что без серьезных мер на фронте нельзя, но они желают, чтобы там был представитель от солдат; тогда всякой мере наказания будут подчиняться с удовольствием. Теперь суд – чисто офицерский, и внушает им много недоверия. Затем к нам обращались с просьбой предоставить им возможность послать кого-нибудь от какой-либо части в Петроград узнать, в чем дело.
Очень остро стоит вопрос об отпусках. Как только произошли последние события, сейчас же были прекращены отпуска; в некоторых частях теперь снова разрешают отпуск, но в общем вопрос этот страшно волнует солдат; у них к начальству подозрительное отношение. Есть части, где верят командиру, но многих приходилось убеждать в том, что к старому возврата быть не может. Что касается общего настроения войск, то вблизи позиций оно у них такое веселое, радостное и хорошее, что отрадно становится. Там мы видали настоящие революционные полки с полнейшей дисциплиной, полное объединение с офицерами. Они понимали, что дисциплину нужно соблюдать не за страх, а за совесть. У них у всех общее настроение, все понимают, что нужно воевать, чтобы защитить свободу. Вообще, чем часть была левее, тем она правильнее ставила вопрос. Этому помогли очень много немецкие прокламации, в которых говорилось, что весь переворот сделала Англия, что она лишила нас хлеба. Это шито белыми нитками по черному и привело к совершенно обратным результатам.
