Настя-ханум вытерла слезы и сказала:
- Я не поняла. Я подумала, что они говорят об Андрейке. Мистер Анко обещал помочь переправить в Ашхабад... И... не выпускает меня отсюда.
Джаббар ибн-Салман снова склонился в поклоне. Лицо его, сухое, темное, преобразилось. Глаза горели живым интересом.
- Я сделаю все, о чем вы попросите. Разрешите пойти распорядиться.
Он повернулся к Анко Хамберу:
- Сэр, я требую... Я возмущен.
- Это чепуха... Мадам свободна... Я боялся только, что улица... толпа...
Настя-ханум плакала. Все смущенно смотрели на нее. Когда она подняла голову, в комнате никого не было.
Настя вскочила и кинулась к двери, куда все ушли.
Дверь оказалась плотно закрытой. Настя колотила в нее кулаками. Дверь молчала.
"Ах, так..."
Настя-ханум прошла в холл. Швейцар почтительно накинул ей на плечи черный чадур и распахнул буковые двери...
"Курейшит Сарай!.."
Настя-ханум шла по улице, а странное название не выходило из головы. "Курейшит Сарай". Караван-сарай Курейшита.
И вдруг осенило ее. Да, такое название упомянул Анко Хамбер.
В чем дело? Да ведь там живет женщина Гульсун с... девочкой, с ребенком. Вот о каком ребенке они говорили. Никакого отношения Гульсун и дервиш к ее Андрейке не имеют. Ее Андрейка в Ашхабаде больной, тяжело больной... А они ее не выпускали из Мешхеда. Тянули. Отговаривали. Говорили, нет автомобиля. На что ей автомобиль? Она уедет и так... Проклятые интриганы. Что они затевают? Гульсун... Девочка! Ах вот в чем дело!
Полная мстительных чувств, Настя-ханум теперь думала только об одном. Как предупредить Гульсун, рассказать о разговоре, помочь ей. Наконец Настя-ханум поняла, кого имел в виду Анко Хамбер, сказав "дервиш"!
Настю-ханум меньше всего беспокоила судьба дервиша Музаффара. Неприятный тип. Ей претили его одежды таинственности. "Романтика в лохмотьях", - называла она его небрежно. "Что он напускает на себя мрак и разыгрывает защитника сирот и вдов?". Музаффар тогда грубо повел себя из-за найденной на мусорной свалке девочки. Она встретила его после истории в караван-сарае на берегу Немексора еще только один раз. Гулям упросил ее съездить тогда ночью вместе с ним в лагерь кухгелуйе и поговорить с Музаффаром, объяснить ему, что это оружие во вьюках предназначено для племен Северо-Западной провинции. Почему Музаффар должен был поверить ей, если он не верил Гуляму? Что из того, что Музаффар говорил по-русски? Что из того, что Музаффару Гулям представил Настю-ханум как советскую подданную? Какое это могло иметь значение в случае с караваном? Но вышло так, что Музаффар словно поверил ей. Но он не разрешил ни ей, ни Гуляму оставаться в лагере кухгелуйе и проводил их обратно в Баге Багу... Отдал их прямо в лапы Анко Хамбера. Музаффар столько вреда причинил и Гуляму и ей. По ее убеждению, Музаффар играл сомнительную роль. Наверное, он сам связан с англичанами. Теперь Настя-ханум возненавидела всех англичан вообще... Доставить им неприятность... Им зачем-то понадобилась приемная дочь Музаффара. Так нет, они ее не получат. "Вот так логика! - усмехнулась про себя Настя-ханум. - Ладно... Пусть женская логика. На то я и женщина".
Найти Курейшит Сарай не составило большого труда. Но здесь Гульсун никто не знал.
- Женщина с таким именем в караван-сарае не проживает, - уверял сладенький, с отвислыми усами хозяин. Он все заглядывал Насте-ханум под кисею покрывала.
С отчаянием Настя-ханум пошла назад. Она шла, не обращая внимания на прохожих, жадно посматривавших на ее стройные ноги в моднейших туфлях.
И вдруг ее вывел из печальных раздумий голос:
- Ханум не побьет свои нежные ножки о камни мостовой? Вон какие каблучки тонкие... Ханум привыкла ездить в автомобиле...
Настя-ханум почти закричала:
- Гульсун! Я тебя ищу, Гульсун!
Живая, здоровая, веселая Гульсун шла рядом. Она как-то особенно кокетливо куталась в свой чадур, облегавший ее молодое тело, дышавшее здоровьем и энергией. Рубенд - белую чадру - она откинула на голову, открыв совсем свое лицо.
- Как ты мне нужна, Гульсун! И ты не боишься ходить так? На тебя мужчины глаза пялят.
- И пусть пялят. Им же хуже, а меня не убудет... А зачем госпожа ищет Гульсун? Что знатной госпоже понадобилось от простой, глупой хезарейки? А?
- Ты мне очень нужна, Гульсун. Очень, - повторяла истерично Настя-ханум, сжимая руку молодой женщины.
- О, небо оседлало землю. Что-то, госпожа знатности, вы не очень жаловали нас вниманием.
- Тебе надо бежать, Гульсун... Бежать из Мешхеда.
- Новости... Почему мне надо бежать?.. Смешно...
Но в словах Насти-ханум звучало отчаяние, и Гульсун испугалась. Испуг сменил ее беспечность сразу же. Она вдруг толкнула Настю-ханум в очень узкий замусоренный проход между глинобитными домами и громким шепотом попросила:
- Ой, я волнуюсь... Скажите, в чем дело?
Они шли по душному коридору между слепыми стенами домов. В нос бил кислый запах глины и нечистот. К рукам, лицу липли мухи.
Торопясь и путаясь, Настя-ханум рассказала о разговоре Али Алескера с Анко Хамбером. Она очень удивилась, когда Гульсун беззаботно рассмеялась:
- Сгореть их отцам! И они воображают, что смогут перехитрить самого дьявола. Так и дался мой муж им в лапы...
Она захлебывалась от смеха. Она смеялась простодушно, как девчонка.
- И совсем неуместно смеяться, - сердито сказала Настя-ханум. Твоему мужу в самом деле грозит опасность, может быть даже смерть, а ты смеешься.
- Моему мужу и повелителю всегда грозит смерть. Что же, я каждую минуту плакать должна? Мой муж - хитрый дьявол... Хитрее всех.
И она снова закатилась в приступе смеха.
Но вдруг, перепрыгнув канаву с черной зловонной жижей на дне, она схватила Настю-ханум за руку и пробормотала:
- Ай, дочка... его дочка.
Она уже не смеялась.
- Что ты хочешь сказать?
- Дочка-то его в караван-сарае... Он мне голову оторвет за дочку. А мне теперь в караван-сарай не пройти. Ай-ай! И мой сундук там... и туфли там, и платья там, которые муж подарил... ай!
- Какие платья?
- Да сеид, мой дьявол, очень любит меня... Купил мне двадцать платьев... И сказал: "Твое тело очень красиво... Твое тело должен обнимать шелк".
В словах Гульсун звучали нотки наивной гордости. Только теперь Настя-ханум заметила, что молодая женщина одета очень богато.
- Ты не думай, что он, дьявол, хитрый и глупый, - сказала гордо Гульсун. - Он очень умен. Он великий вождь... И он предпочел меня всем там дочерям вождей. Они черные и тощие, а я - смотри, у меня белое тело. Он приходит ко мне в караван-сарай каждую ночь. Когда рука его оказывается на моем лоне, он делается неистовым. Он меня очень любит...
Но Настя-ханум меньше всего хотела слушать, как сеид Музаффар любит свою сигэ. Настя-ханум переполошилась:
- Ходит? К тебе в караван-сарай?.. Музаффар?.. Шейх Музаффар здесь, в Мешхеде? Какой ужас!
- Да, из-за меня он здесь, - хвастливо заявила Гульсун, - и каждую ночь. Он меня очень любит.
- Господи, но они его схватят!
- Никто не знает, что он здесь, в Мешхеде... Он приказал мне дать самую страшную клятву... молоком моей матери, что, если я проболтаюсь... он... Ай!.. И я проболталась, и теперь... молоко у моей матери скиснет. И моя мать не захочет нянчить моего сына... Он сейчас у нее... в Гельгоузе.
- Я никому не скажу, - быстро проговорила Настя-ханум, - никому... Но что нам делать?
- А что нам делать?
- Ты же сказала... девочка в караван-сарае.
Лицо Гульсун сделалось серьезным. Она задумалась.
- Если я пойду в караван-сарай... - сказала она нерешительно.
- А вдруг они прислали кого-нибудь... подсматривать.
- Ох! Сколько хлопот из-за этой девчонки. Говорила я супругу: сделай мне скорее сына. Чужой ребенок, хоть корми его одной халвой, не останется с тобой, свой ребенок не уйдет, даже если ему голову проломишь. А муж в найденыше... в этой девчонке души не чает.
- Пойми, они хотят схватить Музаффара, твоего мужа. Ты сама и девчонка им не нужны. Но они пойдут за тобой по пятам и проследят твоего мужа. Они только и хотят этого... и с твоей помощью они изловят его.
- А если я не пойду в караван-сарай? - думала вслух Гульсун. - Но тогда они увезут и убьют его дочку. И он проклянет меня...
Гульсун шмыгнула носом и тихохонько заскулила, совсем по-щенячьи.
Но растерянность владела Гульсун не больше минуты.
- А, - обрадовалась она и потащила за руку Настю-ханум куда-то по проходу между глухими стенами. Они долго прыгали через сточные канавы и кучи мусора, долго плутали и наконец выбрались снова на оживленную улицу. К удивлению Насти-ханум, они оказались на окраине базара, по другую сторону которого высились облезшие, облупленные ворота Курейшит Сарая. Смотри! - сказала Гульсун.
Ошеломленная шумом и гамом, Настя-ханум призналась:
- Я ничего не вижу.
С тревогой смотрела она на галдящую толпу, над головами которой надменно высился ажан в белых перчатках и с дубинкой в руках.
