У книги «Антисуворов» есть подзаголовок, вынесенный на обложку — «Большая ложь маленького человечка». Уже одна эта выходка выводит Исаева за пределы круга людей, с которыми допустимо вести дискуссии, тем более научные. Хотя, конечно, не с точки зрения его сторонников, для которых такое поведение — норма.
Существует логика ведения научных дискуссий. Для того чтобы опровергнуть некую научную концепцию (в том числе и историческую), нужно сочинить текст — книгу или статью — по определенным правилам,
1. Изложить концепцию критикуемого автора.
2. Изложить его основные аргументы (такие, без которых концепция рассыпается).
3. Опровергнуть эти аргументы. Показать, что логика автора не работает, а из приведенной информации следует сделать совершенно иные выводы, дающие в итоге иную историческую картину.
4. Нарисовать эту картину.
Применительно к Суворову это выглядит так. Следует доказать, что его основные аргументы в пользу подготовки Сталиным нападения на Европу в 1941-м не работают. Что приведенная им информация более убедительно истолковывается обратным образом — в пользу подготовки обороны (или любого другого варианта действий, если удастся его вообразить). Следует доказать также, что его аргументы в пользу того, что политика Сталина в тридцатые годы была направлена на провоцирование мировой войны, также не работают, а то, что известно о ней, указывает на совершенно иной образ мыслей и действий Сталина и советского руководства. И объяснить — на какой. Собственно говоря, эти два тезиса — а) вся политика Сталина изначально была направлена на провоцирование мировой войны, в котором СССР должен был остаться победителем, и б) подготовка к нападению на Европу велась и должна была закончиться к июлю 1941-го — и составляют суть концепции Суворова. Вокруг них и разворачиваются все споры.
В 1996 году, вскоре после выхода «Ледокола» в России, Михаил Мельтюхов опубликовал в сборнике «Советская историография», вышедшем в серии «Россия XX век» под редакцией академика Ю. Афанасьева, статью «Современная историография и полемика вокруг книги В. Суворова «Ледокол». Статья интересна не только взвешенным взглядом на работу самого Суворова, но и жесткой оценкой выступлений его российских критиков. Мельтюхов рассмотрел основные поднятые Суворовым вопросы в контексте традиционной советской историографии и первой волны обрушившейся на Суворова критики. Из тридцати трех страниц журнальной статьи одиннадцать занимали ссылки по теме (186 ссылок). Выводы Мельтюхова относительно состояния тогдашней российской (а по сути, еще советской) военной историографии и научного уровня критиков Суворова неутешительны: «В военно-исторической литературе пересмотр официальной версии только начался, и появление «Ледокола» В. Суворова, который предложил новую концепцию, послужило толчком к его ускорению. В то же время ход связанной с книгой дискуссии свидетельствует о том, что отечественная историография еще не готова к радикальной перемене устоявшихся подходов. Дискуссия показала, сколь слабы историографические разработки большого числа тем, сколь велика потребность в крупных проблемных исследованиях этих вопросов. Только дальнейшая разработка проблем кануна войны на основе значительного расширения источниковой базы и отказ от всякой идеологической зашоренности будут способствовать их глубокому изучению и проверке на конкретном историческом материале».
Иными словами, тогда советская наука с Суворовым ничего поделать не смогла. В вышедшем в 2000 году фундаментальном исследовании «Упущенный шанс Сталина» Мельтюхов пришел практически к тем же выводам, что и Суворов: «Германия и СССР тщательно готовились к войне, и с начала 1941 г. этот процесс вступил в заключительную стадию, что делало начало советско-германской войны неизбежным именно в 1941 г., кто бы ни был ее инициатором. Первоначально вермахт намеревался завершить военные приготовления к 16 мая, а Красная Армия — к 12 июня 1941 г. Затем Берлин отложил нападение, перенеся его на 22 июня, месяц спустя то же сделала и Москва, определив новый ориентировочный срок — 15 июля 1941 г. Как ныне известно, обе стороны в своих расчетах исходили из того, что война начнется по их собственной инициативе».
В упомянутой уже серии «Россия XX век» в 1996 году вышел сборник «Другая война 1939–1945», тоже под общей редакцией Ю. Афанасьева. Первая часть сборника, девять статей, была целиком посвящена полемике вокруг концепции Суворова. Годом раньше, в 1995 г., в Москве вышел еще один сборник статей на ту же тему, составленный Владимиром Невежиным, — «Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? Незапланированная дискуссия» (12 авторов). Позиции оппонентов Суворова в обоих сборниках выглядели, мягко говоря, слабо.
За последующие десять лет появилась масса новых материалов и новых исследований по этой теме. Среди них — фундаментальные, например «Синдром наступательной войны» Владимира Невежина (1997), «Механизм власти и строительство сталинского социализма» Ирины Павловой (2001), многие другие. Практически все серьезные исследования в той или иной степени подтверждают и углубляют выводы Суворова, и с каждым годом их становится все больше и больше.
Следует отметить название сборника Невежина. Оно точно отражает суть проблемы. Критика книг самого Виктора Суворова — задача второстепенная с точки зрения исторической науки. Суворов может быть в чем-то прав, в чем-то неправ. Но поддержка его идей или борьба против них никак не может быть главной задачей научных исследований или научных дискуссий. Заслуга Суворова в том, что он первый обозначил самую болезненную проблему, и обсуждать имеет смысл именно эту проблему, далеко выходящую за относительно узкие рамки тем суворовских книг. Поблема эта в общем виде представляет собой вопрос, вынесенный в заголовок сборника В. Невежина. В еще более общем смысле ее можно сформулировать так: «Чего вообще добивался Сталин в 30-е годы своими действиями и своей политикой? Каковы были его стратегические цели?»
Любые попытки критики Суворова без анализа проблемы в целом и без попытки ответить иным, нежели он, образом на поставленные им вопросы обречены на неудачу. Собственно, никакая научная дискуссия не может строиться на критике одного автора без критического рассмотрения исследуемой им проблемы в целом. Если это, конечно, не уточняющая критика, когда принципиальных претензий к автору нет, а речь идет о корректировке отдельных деталей.
Алексей Исаев в своей книге 2006 года делает заявку на решение, по существу, той же самой задачи, что и Михаил Мельтюхов в статье 1996 года, — анализ концепции Суворова. Причем заявку, далеко идущую и многообещающую: «Претензии к Владимиру Богдановичу — это не указание мелких недочетов, а критика самой методологии построения доказательств».
Последние слова особенно пикантны, поскольку Исаев критикует Суворова методами, никакого отношения к научным не имеющими. И дело не только в постоянном хамстве (например, введение к книге озаглавлено «А врать-то зачем?».
В книге Исаева вообще отсутствует описание состояния научной проблемы. Нет не только библиографии по теме и ссылок на других историков, нет вообще упоминаний о том, что кто-то, кроме него и Суворова, занимался исследованиями в этой области. Эта научно-информационная стерильность забавно контрастирует с декларированными во введении намерениями автора: «Предлагаемая читателю книга — это не только полемика с Суворовым, это попытка написать своего рода энциклопедию войны, дать базовые знания о принципах ведения боевых действий и применения оружия и боевой техники».
Может, «энциклопедию войны» и можно писать, не используя научную литературу, но с критикой Суворова этот трюк точно не проходит. Хотя способ, которым критик избавил себя от необходимости возражать многочисленным коллегам Суворова и вообще давать обзор обсуждаемой проблемы, нельзя не признать остроумным.
Надо еще отметить, что книги Суворова, хотя и написаны военным историком и вообще военным специалистом, собственно войну оставляют за кадром. Ход военных действий и анализ событий Второй мировой войны с точки зрения военного искусства Суворова не интересуют. Проблема, которую он поднял первым и в решение которой оказались вовлечены десятки других историков, — это проблема в большей степени политической, нежели военной истории. Она состоит не в том, как и какими средствами Сталин воевал, а в том, как, какими средствами и с какой стратегической целью он готовился к войне. Поражение Красной Армии лета 1941 года — с точки зрения Суворова, результат не военного, а политического просчета. При ином внешнеполитическом планировании Сталина, при ином анализе политической ситуации и, как следствие, при иных принятых сроках действий те же самые военные меры могли привести и к запланированным Сталиным успехам.
