В штабе 2-й румынской армии выделялся в лучшую сторону деловитостью и энергией (и в худшую — прогерманскими симпатиями) капитан Йон Антонеску. На Итальянском фронте бывший редактор левой газеты Бенито Муссолини дослужился до капрала и был ранен. А поскольку флот Австро-Венгрии всю войну проторчал без дела, то ничем не смог отличиться капитан I ранга Миклош Хорти. Ну а в Германии школу Первой мировой прошли фактически все военачальники войны грядущей — Браухич, Рунштедт, Манштейн, Клейст, Лееб, Клюге, Кюхлер, Гальдер, Паулюс, Редер, Рихтгофен, Геринг, Шперле, Шернер, Вейхс, Бок, Кейтель, Фалькенхорст, Томас, Гудериан, Рейхенау, Рейнхардт, Лист, Вицлебен, Мильх, Кессельринг, Хубе, Штеммерман и т. д. и т. п. Адольф Гитлер в октябре 16-го был ранен в ногу, после госпиталя получил отпуск. И посетил Берлин и Мюнхен, которые произвели на него ужасное впечатление царившими там пораженческими настроениями. Гитлер отнес это на счет евреев и вражеской пропаганды. И именно тогда ему пришла мысль после войны заняться политикой. На фронт он, по воспоминаниям современников, вернулся с удовольствием, "как в родную семью".
После летних неудач и потерь настроение в Германии было плачевное, а в Австро-Венгрии еще хуже. Срочно требовалась крупная победа, чтобы поднять тонус и немецкого народа, и союзников. И такую возможность подарила Центральным Державам Румыния (и Франция, подтолкнувшая ее к войне). 15.9 Гинденбург издал приказ: "Главной задачей армии ныне является сдерживание всех позиций на Западном, Восточном, Итальянском и Македонском фронтах с использованием всех наличных сил против Румынии". Бои шли везде. На Сомме немцы кое-как отбивали повторяющиеся атаки, а в глубине обороны по распоряжению Гинденбурга и Людендорфа началось строительство сильнейшей укрепленной "Линии Зигфрида", что позволило бы при необходимости отвести войска из Нуайонского выступа.
Италия предприняла седьмое наступление на Изонцо, опять безрезультатное и с большими потерями. Пользуясь тем, что Центральные Державы оттянули часть сил против Румынии и в Македонии осталось 10 дивизий против 18 у Антанты, двинулся вперед и Салоникский фронт. Англичане, потеснив болгар, перешли р. Струму, французы и сербы заняли г. Флорину. Но наступление шло вяло и нерешительно. Кроме того, в это время началась заварушка в Греции. Греков возмутило вторжение болгар на их территорию, не без содействия британской агентуры восстал Крит, объявив себя на стороне Антанты. Туда отправились лидеры проантантовской партии Венцелос и адмирал Кондуриотис. Происходили манифестации в Афинах, тысячи солдат собирались в Пирее, требуя отправить их на Салоникский фронт. Но в руководстве страны преобладала прогерманская партия и сторонники нейтралитета. В результате Греция оказалась на грани гражданской войны, что вынуждало ген. Саррайля действовать с оглядкой на тыл.
А 26.9, как раз когда остановилось наступление русских, Центральные Державы обрушились на Румынию. Против нее было собрано 2 группировки. Северная, в Трансильвании, из 9-й германской и 1-й австрийской армий (9 немецких и 11 австро-венгерских дивизий) под командованием Фалькенгайна, и Южная, в Болгарии (1 немецкая, 8,5 болгарских и 1 турецкая дивизии) под командованием Макензена. Фалькенгайн должен был на широком фронте сокрушить румынскую армию и через Трансильванские Альпы вторгнуться в Валахию с северо-востока, а Макензен сперва наступать в Добрудже, вдоль Черного моря, а потом нанести удары через Дунай с запада и юга. Таким образом вся Румыния охватывалась с трех сторон и превращалась в гигантский «мешок», "супер-Канны". Этот план, кстати, был разработан еще Фалькенгайном, Гинденбург лишь перехватил его реализацию.
Могла ли Румыния избежать катастрофы? Безусловно. Если бы, обнаружив сосредоточение противника, ее войска своевременно отошли из Трансильвании и укрепились на перевалах Трансильванских Альп — горы там не слабые, до 2, 5 км, и даже при технической отсталости на такой позиции можно было остановить врага. А часть дивизий выделить на берег Дуная — тоже исключительный рубеж обороны. Однако румыны и не подумали оставлять то, что удалось захватить. И, остановленные австрийцами, стали ждать, пока русские не помогут одержать новые «победы». А получилось — ждать удара. Он стал сокрушительным. Многие полки побежали сразу после начала артподготовки. В других запаниковали командиры и приказали отступать. Но об организованном отступлении и речи не было, стали откатываться. Части перемешивались и рассыпались. Бросали пушки. Поджигали зарядные ящики и повозки с патронами — и движущиеся следом страдали от рвущихся в огне боеприпасов, что еще более усугубляло панику. Почти сразу австро-германцы отбили Германштадт, 1.10 вошли в Петрошаны. И на плечах отступающих румын двинулись на перевалы Трансильванских Альп.
"Крайней" оказалась, конечно же, Россия. Жоффр снова разразился требованиями послать 200 тыс. солдат в Добруджу. Румынский помол Диаманди обивал пороги царя и Алексеева с планом бухарестского генштаба — чтобы руские сосредоточили 3 — 4 корпуса в Ойтузской долине, прорвались через Восточные Карпаты и ударили во фланг наступающим немцам. Чтобы разобраться в обстановке, в Румынию послали начальника Генштаба Беляева. И ему стали навязывать уже третью идею. Направить 3 — 4 русских корпуса прямо к Бухаресту. Загородить проходы в Трансильванских Альпах, а одновременно форсировать Дунай и вторгнуться в Болгарию. Царь отвечал французам, что послать столько войск в Румынию невозможно, части понесли большие потери и нуждаются в пополнении. И даже если послать, то подобная перегруппировка заняла бы не менее 1,5 месяцев. Поэтому было бы гораздо эффективнее активизировать наступление Салоникского фронта. И Алексеев тоже доказывал, что снимать столько войск — это значит оголить фронт. Ставка изыскала возможность отправить лишь 2 корпуса и севернее, чем просили румыны, в долину Бистрицы, чтобы они примкнули к армии Лечицкого. Но и на это было нужно 15–20 дней.
И Диаманди бежал жаловаться Палеологу, что Алексеев, "кажется, не понимает страшной серьезности положения или, может быть, руководствуется эгоистическими задними мыслями, исключительной заботой о своих собственных операциях… Я заклинал его пойти нам навстречу шире, но я не в состоянии был убедить его в целесообразности идей румынского главного штаба". А Палеолог озлобленно пишет в дневнике: "Отдает ли себе генерал Алексеев точный отчет в высоком преимущественном интересе, какой представляет для нашего общего дела спасение Румынии?" Хотя почему Румыния представляла собой "высокий преимущественный интерес" в ущерб России, остается на совести союзников. Как и то, почему Алексеев должен был исполнять бредовые идеи румынских штабистов — если и британские представители отмечали, что по сравнению с деятельностью румынских военачальников "даже игры школьников выглядят воплощением плана Шлиффена".
Могли ли русские на данном этапе действительно расхлебать последствия французско-румынской авантюры? Нет, уже не могли. На всех наших фронтах оставалось 1,2 млн. активных штыков, а для того, чтобы пополнить части, да еще и перевезти за сотни километров, требовалось время. Ослабив собственный фронт, войска не успевали и на другой. К тому же они оторвались бы от своих тыловых баз, возникали практически неразрешимые проблемы со снабжением. И они просто оказались бы лишней добычей немцев в румынском «мешке». А вдобавок в конце сентября — октябре снова активизировались боевые операции. В одних местах наступления и демонстрации производили русские, предпочитая вместо сомнительных перебросок оттянуть на себя врага. В других местах наседал противник, не позволяя русским снимать части в Румынию. Армии Брусилова 30.9–2.10 снова нанесли удар, 7-я на Бережаны, 11-я на Красне. Прорвали первую полосу укреплений, взяли 3 тыс. пленных. Но силы были уже не те, и на следующих позициях их остановили. А немцы и австрийцы, в свою очередь, ответили сильными контратаками у Станислава и Ковеля, и их пришлось отражать. Особая армия Гурко провела широкомасштабную демонстрацию на Стоходе. 9 дней гремела русская артиллерия, после чего гвардия и 1-й Туркестанский корпус атаковали на плацдарме у дер. Свинюхи. Взяли 2 линии окопов, но немцы зацепились за третью, встретили убийственным огнем. Части понесли большие потери, только офицеров было убито 47, погиб ген. Копыловский. Гурко остановил атаки, начал подготовку к новому удару, подводя на плацдарм части 30-го корпуса. Немцы обнаружили это и опередили своим контрударом. После газовой атаки смяли три батальона 256-го полка и отбили одну линию траншей обратно. Завязались жестокие встречные бои без особых результатов.
На Балтике в сентябре сменился командующий флотом. Вместо нерешительного Канина был назначен уже успевший проявить себя с лучшей стороны контр-адмирал А.И. Непенин. Германский флот в это время предпринял попытку прорваться в Финский залив и нанести внезапный удар по базам Балтфлота. Под покровом ночи миноносная флотилия двинулась по разведанным и, вроде бы, протраленным проходам в заграждениях. Но едва она углубились в зону минных полей, корабли начали подрываться один за другим. Повернули обратно — и продолжали погибать при попытке выбраться. В результате, за одну ночь немцы потеряли 7 новейших эсминцев. По некоторым сведениям, к этому приложила руку русская разведка, подсунувшая неприятелю ложную схему «проходов». Бои шли на Северном фронте — как раз отсюда, с самого спокойного участка, Алексеев снимал соединения в Румынию. И противник, зная это, начал атаки на Ригу. Причем попытался поддержать их с моря, но в Рижском заливе подорвался на минах и затонул германский броненосец. Непенин придавал также важное значение морской авиации и еще на прежнем посту начальника связи по сути курировал ее. По его инициативе впервые в мире был создан Ревельский район ПВО, а 40 самолетов Балтфлота 11 раз наносили бомбовые удары по неприятельским судам, многократно бомбили береговые объекты, осуществляли противовоздушную и противолодочную оборону своих кораблей, сбив при этом 6 немецких аэропланов. Конечно, и Балтфлот нес потери — в 1916 г. они составили 2 эсминца, 1 подлодку и 3 аэроплана.
