И тут, как обычно бывает в сказках, заговорил бык человечьим голосом и признался, что он не кто-нибудь, а сам Зевс, что он полюбил царевну и намерен сыграть с ней свадьбу на острове Крите — вдали от гневных взоров ревнивой хозяйки Олимпа.
Вот как объясняли в мифах название Европейского материка (впервые он был так обозначен в VI веке до нашей эры). И это общее правило: возникшие в глубокой древности географические наименования, обозначения народов связывались, как правило, с именами богов, героев или царей — тоже, разумеется, мифических.
Так появились названия, связанные с именами братьев Европы, которых отец отослал на поиски пропавшей сестры, запретив под страхом смерти возвращаться на родину без нее. Феникс ушел недалеко и на берегу Средиземного моря основал Финикию. Килик остановился на юге Малой Азии и стал царем Киликии. Кадм добрался до Греции, где построил крепость Кадмею, вокруг которой потом выросли Фивы.
Сыном единственной супружеской пары — Девкалиона и Пирры, уцелевшей после всемирного потопа, уничтожившего род людской, был Эллин. Его считали родоначальником греческого народа, он же дал имя сначала маленькому городку в Фессалии, а затем и всей Греции — Эллада.
Узнав о гибели своих сыновей от рук коварных Данаид, брат Даная, владевший обширным царством, раскинувшимся по берегам Нила, умер с горя, оставив, однако, память о себе в названии страны.
Имя его было Египт.
Царь дарданов Ил, одержав победу во Фригии, получил в награду 50 юношей и девушек и корову. Оракул повелел ему отправиться вслед за коровой и там, где она остановится и ляжет на траву, основать город. Животное дошло почти до моря и улеглось у подножия холма. Там Ил и начал строить крепость, получившую название Илион (Троя).
ПОСЛЕДНЕЕ БЛАГОДЕЯНИЕ АФИНЫ
Столица Аттики была названа в честь Афины. И не без оснований. Когда-то с ней соперничал Посейдон, мечтавший получить во владение эту богатую область. Тяжба затянулась, и боги обратились к Зевсу. Но тот не пожелал брать на себя ответственность и переложил ее на плечи основателя Афин — царя Кекропа.
Настал день суда. Зевс постановил: власть будет принадлежать тому, кто принесет более ценный дар стране.
И тогда Посейдон, подняв трезубец, ударил им в гранитную скалу. Она раскололась, и оттуда хлынула вода.
«Отныне здесь вечно будет бить источник», — гордо произнес бог, уверенный, что ничего лучшего для города придумать нельзя.
Подняла копье Афина и вонзила его в землю. И тотчас же выросла вечнозеленая олива, усыпанная золотистыми плодами.
Кекроп был покорен. Он присудил победу мудрой дочери Зевса, обещавшей людям изобилие и радость.
Об этом споре греки никогда не забывали. На протяжении ряда веков они показывали трещину в скале — ту самую, которую оставил трезубец морского бога, и оливу, за которой тщательно следили и ухаживали. И им казалось естественным, что их город, который опекала богиня мудрости, покровительница ремесла, стал культурным центром тогдашнего мира, собравшим лучших поэтов, художников и ученых.
Жители других греческих полисов тоже считали себя избранниками богов. Каждый город гордился своими покровителями — будь то боги или легендарные герои, от которых происходил тот или иной народ. Жертвы приносились и умершим гражданам: они охраняли страну, если им продолжали оказывать почет.
«Совещайтесь всегда в присутствии большинства», — советовал оракул мегарянам, спрашивавшим, от чего зависит благополучие их города. Большинство же — это, естественно, покойники. Так поняли указание Аполлона жители Мегар и построили здание совета на месте погребения граждан. Чтобы увеличить число богов-покровителей, нередко даже переносили останки героев, похороненных вдали от родины.
Сложнее обстояло с общегреческими богами. Как доказать, что Зевс, Гера или Афина, культ которых существовал во многих местах, благосклонны к какому-нибудь одному полису? Нередко города считали того или иного олимпийца своей собственностью; чужеземцам запрещалось поклоняться ему и даже входить в храм. Только афинянин допускался в святилище Афины-Девы — Парфенон, только аргосский гражданин мог войти в храм Геры.
От богов-покровителей ждали помощи, к ним обращались в минуты опасности: «Ты, обитающий на нашей земле, неужели ты изменишь ей и допустишь, чтобы погибли наши дома и очаги?» Но боги требовали жертв, и греки ясно осознавали, что отношения с небожителями должны строиться на взаимной выгоде. Фиванцы говорили своим божествам: «Будьте нам защитой — ведь наши интересы совпадают с вашими: если город процветает, он чтит богов своих. Покажите, что вы любите нас. Подумайте о почестях, вам воздаваемых, и жертвах, вам принесенных!»
Если город проигрывал войну, вину возлагали не только на полководцев, но и на богов. Считалось, что они не выполнили своего долга, и иногда доходило до того, что разрушали их алтари, закидывали камнями храмы.
Чтобы победить соперника, надо было, кроме всего прочего, договориться с его богами-покровителями. Их просили удалиться из города либо обращались с молитвами, чтобы они позволили взять верх над противником. Как уже рассказывалось, для захвата Трои понадобилось похитить из нее статую Афины. Иной выход нашли афиняне, собиравшиеся воевать с островом Эгиной, надежным и могучим защитником которой был сын Зевса — Эак, дед Ахилла. Понимая, что война будет нелегкой, они отложили исполнение своих замыслов на 30 лет и соорудили храм, посвященный чужому богу. Они были убеждены, что если в течение трех десятилетий Эак будет получать от них жертвоприношения, то он перестанет поддерживать эгинян и перейдет на сторону Афин.
Но даже охранительница городов, опекавшая столицу Аттики, не смогла уберечь города от многих бедствий, обрушившихся на него, начиная с конца V века до нашей эры. Она не спасла афинян от пожаров, разрушений и эпидемий во время Пелопоннесской войны; она не защитила их от натиска македонских царей; не пришла она на помощь и тогда, когда город штурмовали римские отряды под водительством Суллы (в 86 году до нашей эры). Лишь однажды она еще раз проявила себя, да и то благодаря знаменитому скульптору Фидию, отлившему ее фигуру из бронзовых щитов, отбитых у врага в период греко-персидских войн.
Предание гласит, что, когда орды диких кочевников ворвались в Афины, их вождь был настолько потрясен видом статуи, что, не тронув города, приказал своим отрядам покинуть его.
Древнейшие греки были сухопутным народом. Заселив страну, которая позднее получила звонкое имя — Эллада, они быстро убедились в том, что скудная земля с трудом прокормит их. Нуждались они во многом — и в тканях, и в украшениях, и даже в обычных металлах. Все это могли дать страны, раскинувшиеся по берегам Средиземного моря. Но как добраться до них? И народ пастухов и земледельцев начинает завоевывать море. У покоренных ими племен учились они строить корабли, подгоняемые, как писали поэты, «суровой бедностью, горькой нуждой и мучениями пустого брюха». Позаимствовали они и само слово, обозначающее море («таласса»).
В конце концов они стали самыми искусными мореплавателями древности, соперничая в славе с финикийцами. Но моря они все-таки опасались. Небосвод, где все подчинялось Зевсу, казался им олицетворением мирового порядка. Подводное же царство было грозным и таинственным. И его хозяин землеколебатель Посейдон — отличался суровым и строптивым нравом. Ему посвящали десятки храмов, приносили бесчисленные жертвы, но никто не мог поручиться за свою жизнь, вверяя ее морским волнам. Когда Диагор, прозванный Атеистом, находился в Самофракии, ему показали в храме многочисленные дары с изображениями людей, которые уцелели после кораблекрушений. Его спросили: «Ну, вот ты, считающий, что богам глубоко безразличны людские дела, что скажешь ты о стольких людях, спасенных их милосердием?» — «Пусть так, — ответил философ, — но ведь тут нет изображений утонувших, а их несравненно больше».
В стихотворении IV века до нашей эры говорилось:
Дела морского беги. Если жизни конца долголетней
Хочешь достигнуть, быков лучше в плуга запрягай:
Жизнь долговечна ведь только на суше, и редко удастся
Встретить среди моряков мужа с седой головой.
Необуздан и коварен колебатель земли. Свирепы и безжалостны к людям его потомки. За исключением Тесея, все сыновья Посейдона питают лютую ненависть к смертным. Обычно это звероподобные исполины, уничтожающие всякого, кто встретится им на пути.
Одноглазый гигант — циклоп Полифем — с наслаждением пожирал спутников Одиссея, очутившихся в его пещере. Разбойник Синнид, по прозвищу Сгибатель сосен, развлекался тем, что привязывал путников к верхушкам согнутых деревьев, которые, распрямляясь, разрывали жертву. Царь Египта Бусирис приносил в жертву Зевсу каждого чужеземца, появлявшегося в его стране. Владыка Ливии великан Антей заставлял каждого, кто проходил через его владения, бороться с ним, и побежденного ожидала смерть.
