Другая не менее распространенная фамилия — Балашовы. Александр Дмитриевич Балашов (вариант — Балашев) — российский государственный деятель, генерал от инфантерии. Петр Николаевич Балашов — депутат III и IV Государственной думы. Известно несколько героев Советского Союза с такой фамилией. В Тамбовской области есть районный центр с названием Балашов. В общем, фамилия, что и говорить, не редкая. Относя ее к «тюркским», Халиков ссылается на другого исследователя: «Фамилия, по Н. А. Баскакову (1979, с. 110–111), от тюрко-татарского «бала» с ласкательным суффиксом». В тюркских языках есть два слова с корнем «бала»: «бала» (ребенок) и «балас» (камень). Хорошо. Допустим. Библия засвидетельствовала имя Петр со значением «камень». С уменьшительно-ласкательным суффиксом будет «камушек». Но к чему такие сложности? Разве в русском языке нет слов с корнем «балаш»? Мы находим целую когорту персонажей с однокоренными именами и прозвищами. Семен Балаш — новгородский крестьянин, 1498 год[66]. Иван Балаш (умер в 1633 году), предводитель крестьянско-казацкого восстания в 30-х годах XVII века в России; по происхождению крестьянин Болдина монастыря[67]. Очень сомнительно, что среди предков этих людей имелись знатные «завоеватели». Как простому крестьянину передалось «татарско-дворянское» прозвище, минуя господина?
В Венгрии довольно широко распространена фамилия Балаш, или Балаж (венг. Balázs). В частности, можно вспомнить Белу Балаша (Balázs Béla) — венгерского писателя, поэта, драматурга, сценариста, теоретика кино. Тот же корень звучит и в названии озера Балатон. То есть вполне вероятно, что он угорский. Но при чем тут «тюрки»?[68]
Что же касается русского языка, то в нем действительно встречаются слова с искомым корнем (например, праслав. форма *bьlъto (русск. «болото»), и их участие в появлении фамилии Балашов кажется куда менее фантастичным. Жителям Москвы и Подмосковья хорошо известен топоним Балашиха (Блошиха, Блощиха, Блошино — разные варианты названия на старинных картах). «Балашиха» в ряде русских говоров — луговое угодье, луг[69]. Также имеется «площина» — ровное место, луг, а «площинка» — площадка, место, очищенное от леса[70]. Существует и диалектное слово «балах» — растение семейства лютиковых (Caltha palustris). Оно имело важное значение в жизни наших древних предков, так как знахари широко использовали его для лечения. Возможно, Балах, Балашиха — прозвище травников-знахарей, применяющих указанное растение.
Вот сколько логичных вариантов словообразования есть в русском языке, и только два, да и то с большой натяжкой, — в «тюркских». Часто ли слово «ребенок» становилось основой для прозвища? Детство — признак временный: сегодня ребенок, а завтра уже дедушка. К тому же в социальной структуре средневековой Руси ребенок — существо не самостоятельное, не могущее иметь чего-либо «своего». А ведь прозвища, образованные от существительных, чаще всего отвечали на вопрос «Чей?». Вспомним хотя бы следующий диалог из комедии «Иван Васильевич», написанной М. Булгаковым: «Иоанн. Ты чьих будешь? / Шпак. Я извиняюсь, чего это — чьих, я не понимаю? / Иоанн. Чей холоп, говорю?» Так что вряд ли это слово могло стать корневой основой прозвища. Зато луг, луговое угодье, поблизости от которого жила семья, — вполне. Такая путаница, как правило, происходит оттого, что «тюркологи» не дают себе труда заняться серьезным исследованием, отмахиваясь от научной этимологии слов и отдавая предпочтение этимологии народной.
Интересна трактовка происхождения фамилии Басмановы. Уж тут-то есть куда размахнуться! Разумеется, идут в ход «тюркские» басма, баскаки, бастурма… Вот оно — доказательство зависимости Руси от «тюрков»! Басма — печать. Символ государственной власти. Значит, нет никаких сомнений, что государственная власть принадлежала «тюркам». Однако дело обстоит иначе. Согласно словарю Брокгауза и Эфрона «басма» — действительно татарское слово, означает оно «оттиск, отпечаток», имеет один корень с глаголом basmak (вспомним знаменитый «башмак», который постоянно приводится как пример тюркских заимствований) — «бить, чеканить». Далее в словаре говорится: «Мнение, что басма есть изображение, рисунок, доказывается и тем, что древние наши изделия, когда на них были оттиснуты изображения или фигуры, назывались «басемными» или «басменными», а самое изображение на них иногда басмою, напр. «евангелисты (оклады еванг.) выбиваны басмою», киот у иконы Владимирской Б. Матери в XVII в. был «обложен серебром, оклад басменой». («Басменные», по преимуществу, были оклады книг, икон и крестов и главным образом золотые и серебряные)».
Басманным (басманом) назывался также хлеб, поставлявшийся к царскому двору, поскольку делался он методом выдавливания (печатный хлеб). В Русском музее, в части экспозиции «Народное творчество», демонстрируются печатные доски для пряников. Тула своим промыслом известна более других, но печатные пряники выпекали и в Вятке, и в Тверской, и в Костромской губерниях. Что мы знаем об «исконном татарском» печатном прянике? Кстати, наряду с «басмой» употреблялся и другой термин — «болван», который был даже употребительнее, по крайне мере в Москве, чем басма.
Таким образом, можно утверждать, что происхождение слова «басманный» носит не «государственнический», а ремесленный характер. Наряду с ямской, мясницкой, охотной и другими слободами существовала и басманная — слобода печатников, чеканщиков. Ничего не известно о судьбе художественной чеканки в Монголии, а вот кавказские чеканщики, которых в те годы также называли «татарами», сохранили свое искусство до сих пор.
Первое упоминание Басмановых в истории (1543 год) связано с Данилой Андреевичем Плещеевым, русским военачальником, которого прозвали «Басманом». Никакого отношения к «татарским» вельможам он не имел. В 1552 году отличился при осаде Казани, в которой участвовал вместе со знаменитым князем Воротынским. В том же году был пожалован чином окольничего. Он-то и положил начало роду Басмановых. Его сыновья — Алексей и Федор Басмановы — организаторы опричнины. Оба казнены Иваном Грозным в июле 1571-го. Их потомки и стали теми Басмановыми, о которых идет речь. Никаких других Басмановых, происходивших якобы из Золотой Орды, история не знает.
«Тюркологи» относят к «татарским» и фамилию Батурины, возводя ее к тюркскому «батур»/«батыр» (богатырь). Но здесь снова имеет место прямой подлог, поскольку достоверно известно, что род Батуриных происходит от Батугерда (крещеного Дмитрием), выехавшего «из немец из венгерской земли в 1492 г. к великому князю московскому Василию Ивановичу и пожалованного имением на Рязани»[71]. По-видимому, Батугерд — потомок трансильванско-венгерского рода Баториев. Данная информация косвенно подтверждает факт теснейших контактов с европейской элитой даже во времена, когда, казалось бы, эти связи раз и навсегда были разорваны, — всего через 12 лет после «стояния на реке Угре», считающегося официальным окончанием «ига» монгольских татар. Иван Михайлович Батурин служил воеводой при Иване Грозном в шведском походе 1549 года и в полоцком 1551 года, Григорий Петрович — также воеводой в 1558 году. В XVII веке Батурины служили в стряпчих, стольниках и дворянах московских (Борис и Венедикт Мироновичи, Иван и Григорий Степановичи были стольниками Петра I). В 1699 году одиннадцать Батуриных владели различными населенными имениями. Поэтому, когда на карте увидите очередное Батурино, не спешите вспоминать о «татаро-монгольских» богатырях. Все имеет куда более простое объяснение.
И, разумеется, запредельно феерической выглядит попытка увязать фамилию Давыдов с именем некоего восточного вельможи Дауда. Получается, вплоть до XVI века (!) русские не были знакомы с библейской традицией, так что имя Давыд (Давид) к ним пришло исключительно в исламской редукции.
Подобную несложную операцию можно проделать с большинством русских фамилий «татарского происхождения», представленных Халиковым, Баскаковым и иже с ними[72]. Это довольно просто, если вооружиться элементарными знаниями по лингвистике и истории. Упоминавшийся мной ранее лингвист и педагог А. П. Пасхалов отмечает, что реальных тюркских заимствований в русском языке ничтожно мало — около 250 корней. Для сравнения: язык Пушкина насчитывает свыше 21 000 слов; у современного выпускника средней школы словарный запас составляет до 4000 лексем, а у человека с высшим образованием — 8000[73]. При этом в повседневной жизни мы, если только не занимаемся историей восточного национального костюма, чрезвычайно редко используем слова «юфть», «бязь», «сафьян», «чекмень» и пр. То есть частота употребления слов тюркского происхождения, и без того немногочисленных, крайне низка. Но «уфологи» убедили публику, что таких слов «очень много» и так было «испокон веков». Удивительно ли? И опять на ум приходят строки Бунина: «В степи, где нет культуры, нет сложного и прочного быта, а есть только бродячая кибитка, время и бытие точно проваливаются куда-то, и памяти, воспоминаний почти нет».
