Сергей Яров - Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей

2.4. Создание Коминтерна

Одним из инструментов советской внешней политики являлся Коммунистический Интернационал (Коминтерн). Он был результатом послевоенного политического хаоса и отразил стремление большевиков и близких им по духу радикалов в других странах к ниспровержению старого порядка путем мировой революции. В достаточно запутанном споре о том, подчинила ли новая Россия свою государственную политику идее мировой революции или, напротив, использовала эту идею в своекорыстных целях, нет однозначных ответов. Многие большевистские вожди искренне считали близким социальный переворот на Западе, оценивая его как одно из важнейших условий устойчивости Советской власти в России. Но при этом они уповали не только на революцию и не связывали судьбу страны исключительно с возможностями западных коммунистов. Будучи прагматиками, они пользовались набором всех доступных им средств — и военных, и дипломатических, чтобы обеспечить незыблемость своей власти вне зависимости от того, какие изменения произойдут в других государствах.

Формирование нового интернационального объединения социалистов предусматривалось еще в «Апрельских тезисах» Ленина, требовавших создания «революционного интернационала». Первая международная конференция коммунистов состоялась в марте 1919 г. Она объявила о создании III Коммунистического интернационала, одобрила его платформу и избрала Исполнительный комитет (ИККИ), его председателем стал Г.Е. Зиновьев. Ключевое значение в оформлении международного коммунизма имел II конгресс Коминтерна, состоявшийся в июле-августе 1920 г. Он распространил на разношерстные левые социалистические группы жесткие принципы большевистской партийной организации. Конгресс одобрил «21 условие» приема в Коммунистический интернационал. Они требовали придать «безусловно коммунистический» характер партийной агитации и пропаганде и предусматривали подчинение всей коммунистической печати ЦК партии, устранение «с ответственных постов в рабочем движении» всех реформистов и центристов, работу партии в войсках, среди сельского населения и в профсоюзах, признание принципа демократического централизма основой организационного строения партии, помощь любой Советской республике, могущей возникнуть, пересмотр старых социал-демократических программ и утверждение новых программ Исполкомом Коминтерна. В значительной мере столь жесткий подход уменьшил возможности взаимодействия различных политических сил, призывавших к социальным переменам, и тем самым существенно ограничил размах революционных выступлений, прежде всего в послеверсальской Европе.

Военный коммунизм не возник мгновенно — возможно поэтому столь долгой и мучительной стала его агония. Его истоки ищут в Гражданской войне. Но первые его симптомы наблюдались задолго до того, как страна оказалась в пучине кровавой схватки. Военный коммунизм явился следствием не столько войны, сколько экономического хаоса, вызванного политическими междоусобицами. Он был судорожной попыткой предотвратить падение России в пропасть. В целом военный коммунизм — это набор хаотичных, плохо продуманных и увязанных друг с другом и зачастую непоследовательных мер. Многие из них вызывались или сиюминутными потребностями, или идеологическими мотивами. Нередко то и другое переплеталось. То, что на первых порах считалось вынужденным шагом, затем приобретало устойчивость ввиду своего нарочито «коммунистического» духа.

Главные элементы военного коммунизма: 1) обобществление крупных, средних и мелких предприятий в промышленности; 2) введение продовольственной разверстки для крестьян; 3) объявление всеобщей трудовой повинности; 4) натурализация хозяйственных отношений, вытеснение денег как средства обращения из сферы экономики; 5) запрещение свободной торговли; 6) уравнительность в оплате труда.

Стихийная национализация в широких масштабах начала осуществляться с весны 1918 г. 20 и 28 июня 1918 г. последовали декреты Совнаркома РСФСР об обобществлении фабрик и заводов более чем десятка промышленных отраслей, предприятий коммунального хозяйства и железнодорожного транспорта. Однако на первых порах национализация была во многих случаях фиктивной. Она не меняла приемов управления фабрикой или заводом, а только низводила их владельца до уровня арендатора. Зачастую она была просто декларативной — у властей не нашлось ни сил, ни средств, ни умения исполнить то, о чем они написали в декретах.

Национализации предшествовало установление рабочего контроля на предприятиях. Последний стал вводиться явочным порядком еще с весны 1917 г. и был узаконен декретом Совнаркома 14 ноября 1917 г. Вопреки большевистским лозунгам, он не означал полной передачи фабрик и заводов в руки рабочих. Он лишь расширил и узаконил их право быть в числе управляющих предприятием. Проверка складов и правомочности увольнений — дальше этого рабочий контроль обычно не шел. Изучение бухгалтерских книг и деловой переписки, что также разрешалось декретом, было рабочим явно не под силу. Они выдвигали и отстаивали это право, но не могли реально воспользоваться им. Правда, границы рабочего контроля на местах нередко определялись стихийно, без оглядки на подоспевший декрет.

Рабочему контролю не суждено было быть долговечным — и не только из-за его ограниченности и малой компетентности. Рабочий всеми способами старался сохранить прежние заработки, падение которых не мог остановить никакой контроль: ни фиктивный, ни подлинный. Это вообще не зависело от изворотливости и опытности управленцев: они могли ослабить издержки разрухи, но не имели сил устранить ее причину. Но и рабочие, и поощрявшие их революционный «пыл» власти искали виновников, заимствуя друг у друга аргументы. Они обвиняли «саботажников», якобы по указке контрреволюционеров прячущих товары, не платящих жалованье, ломающих станки, не дающих сырье. Для борьбы с таким врагом оставалось сильнодействующее, но единственное средство — национализация.

Но и там, где поиск «заговорщиков» был делом бесполезным, рабочие также стремились перейти под государственную опеку, сделать свой завод «казенным». Резолюции, требовавшие этого, полны «классовым» негодованием и ссылками на большевистские лозунги. Фактически же они только маскировали истинные устремления рабочих, пытавшихся обеспечить себе более устойчивое существование, какое и не могло быть достигнуто в условиях стихийного и непредсказуемого рынка. Желания низов в данном случае соответствовали экономической программе верхов, основанной на марксистских идеях.

Обобществление фабрик и заводов в 1918 г. ускорили еще три обстоятельства. Во-первых, национализация, если она была частичной и касалась лишь ряда предприятий или только одной отрасли промышленности, неизбежно нарушала экономическое равновесие. Во-вторых, национализация подстегивалась автономностью и своеволием местных властей. Невзирая на московские декреты, они зачастую все местные общественные нужды решали одним приемом — конфискацией, причем не только средних и крупных, но даже мелких предприятий. И, в-третьих, национализация была формой упрощения и сосредоточения в одних руках всех нитей экономического управления страной. Упрощение это было необходимо в тех условиях, когда специалисты уклонялись от работы, а руль экономики был передан людям, умевшим лучше обращаться с винтовкой и с пером, чем со счетами.

Общий экономический контроль осуществлял созданный 1 декабря 1917 г. Высший Совет народного хозяйства (ВСНХ). Он определял объемы заказов на фабриках и заводах и жестко требовал их выполнения.

В национализации различимы два этапа: зима-лето 1918 г. и 1918–1920 гг. Первый из них отмечен печатью особого хаоса. Впоследствии он получил название «красногвардейской атаки на капитал». Плоды экономического экспериментирования, ставшего одной из причин разрухи, насторожили большевистских вождей. В написанной в апреле 1918 г. работе «Очередные задачи Советской власти» Ленин уже попытался пропагандировать идею государственного капитализма. В нем он теперь видел панацею от болезней российской экономики.

Однако с лета 1918 г. поднялась вторая волна национализации. Это предрешалось несколькими причинами. Во-первых, Гражданская война, вспыхнувшая летом 1918 г., отрезала большинство фабрик и заводов от источников сырья, поставив их на грань краха. Без поддержки государства им грозила неминуемая гибель. Во-вторых, политическая борьба, углубившаяся в 1918 г., повлекла за собой и первые политические чистки. Их жертвами стали прежде всего «бывшие», в том числе и заводовладельцы. Арест владельца предприятия в то время означал фактически и присвоение его капиталов: прав наследников обычно не признавали. В-третьих, здесь сказались и внешнеполитические причины. Советское правительство обязалось оплатить Германии убытки только тех ее подданных, чье имущество будет национализировано после 1 июля 1918 г., — и, естественно, стремилось к тому, чтобы таких подданных не оказалось вовсе.