целом они отвергают тезис о психологической «потерянности» российского дворянства XVIII века: в их трудах оно предстает как крепко укорененное сословие, преданное государству и службе, связанное с семьей и корпоративной группой, приверженное идее установления социальной справедливости через улучшение нравственности. Есть труды, посвященные тому, как интеллектуалы XVIII века восприняли свойственный православию образ России как земного рая, придав ему пасторальный оттенок. Русское царство изображалось как хорошо устроенный сад, благословенный Богом, но, кроме того, владельцы усадеб разводили в них собственные сады, удовлетворяя своей интерес к ботанике или поддаваясь окрашенной в сентиментальные тона рефлексии. Обитание в такой гармоничной среде выражало принятие – на базовом уровне – государства, общества и самого себя.
Следует отметить, что русское дворянство не было однородным в том, что касается политических предпочтений, культуры, повседневного поведения. Кое-кто желал установления социальной справедливости, о чем свидетельствовало большое количество масонских лож, где политические дискуссии, как правило, велись достаточно свободно. Разумеется, как продемонстрировали Присцилла Рузвельт и Дуглас Смит, некоторые дворяне манипулировали своими крепостными как объектами в воображаемых мирах. Но эти крайности в целом нехарактерны для дворянства и образованной элиты в Российской империи XVIII века. Российская элита была консервативной по своей сути и без труда сочетала просвещенческое учение о свободе и саморазвитии с нравственными императивами «просвещенного православия», подразумевавшими естественные изменения, которые происходят в душе человека, семье и обществе. Уже тогда русские дворяне сожалели о культурной пропасти между ними, представителями европеизированной элиты, и крестьянами, приверженными традиции; Карамзин позволял себе нехарактерную для того времени критику петровских реформ, приведших к европеизации. Но преодолеть эту пропасть они надеялись через личное совершенствование, а не через институциональные изменения.
Не стоит преувеличивать «тревожность» российской образованной элиты в XVIII веке. То было столетие уверенности. Дворяне гордились империей и самодержцем, считали себя благородной элитой общества, верили, что Россия – европейское государство, идущее по пути прогресса, хранили православную веру. И дворяне, и представители образованной элиты смотрели в будущее с уверенностью и оптимизмом.
* * *
О Просвещении в России: Raeff M. The Enlightenment in Russia and Russian Thought in the Enlightenment // The Eighteenth Century in Russia / Ed. by J. G. Garrard. New York: Oxford University Press, 1973. Р. 25–47; Wirtschafter E. Thoughts on the Enlightenment and Enlightenment in Russia // Journal of Modern Russian History and Historiography. 2009. № 2. Р. 1–26; Wirtschafter E. Religion and Enlightenment in Catherinian Russia: The Teachings of Metropolitan Platon. DeKalb, IL: NIU Press, 2013.
О дворянстве как отражении многообразия империи: Kappeler A. The Russian Empire: A Multiethnic History. Harlow, England: Longman, 2001. Биографии представителей нерусских народностей на царской службе: Ostrowski D. Semeon Bekulatovich (?–1616); Pollock S. Petr Ivanovich Bagration (1765–1812) // Russia’s People of Empire / Ed. by S. Norris, W. Sunderland. Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 2012. P. 26–35, 92–103. О долговечности элит: Powis J. Aristocracy. Oxford: Basil Blackwell, 1984.
О культурных переменах в царствование Петра I: Cracraft J. The Petrine Revolution in Russian Culture. Cambridge, Mass.: The Belknap Press of Harvard University Press, 2004; Elizabeth Sander C. Social Dancing in Peter the Great’s Russia: Observations by Holstein Nobleman Friedrich Wilhelm Von Bergholz, 1721 to 1725. Hildesheim: G. Olms, 2007; Hughes L. «The Crown of Maidenly Honour and Virtue»: Redefining Femininity in Peter I’s Russia // Women and Gender in 18th-Century Russia / Ed. by W. Rosslyn. Burlington, Vt.: Ashgate, 2003. Р. 35–49.
О российском дворянстве в XVIII веке: Blum J. Lord and Peasant in Russia: From the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton: Princeton University Press, 1971; LeDonne J. Absolutism and Ruling Class: The Formation of the Russian Political Order, 1700–1825. New York and Oxford: Oxford University Press, 1991; LeDonne J. Ruling Russia: Politics and Administration in the Age of Absolutism, 1762–1796. Princeton: Princeton University Press, 1984; Jones R. The Emancipation of the Russian Nobility, 1762–1785. Princeton: Princeton University Press, 1973; Lamarche Marrese M. A Woman’s Kingdom: Noblewomen and the Control of Property in Russia, 1700–1861. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2002; Mironov B., Eklof B. The Social History of Imperial Russia, 1700–1917. Boulder: Westview Press, 2000.
Фундаментальный труд Марка Раеффа, посвященный России XVIII века, включает следующие части: Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia: The Eighteenth Century Nobility. New York: Harcourt, Brace & World, 1966; Raeff M. Understanding Imperial Russia: State and Society in the Old Regime, trans. Arthur Goldhammer. New York: Columbia University Press, 1984; Raeff M. The Well-Ordered Police State: Social and Institutional Change through Law in the Germanies and Russia, 1600–1800. New Haven: Yale University Press, 1983. См. также статьи Ю. Лотмана и Б. Успенского, оказавшие значительное влияние: Лотман Ю. Избранные статьи в трех томах. Таллинн: Александра, 1992; Успенский Б. Избранные труды. В 3-х т. М.: Гнозис, 1994–1997. Статьи В. Живова: Успенский Б., Живов В. Царь и Бог (Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б. Избранные труды. Т. I. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. С. 205–337; Живов В. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры, 2002.
Реакция на эти и дальнейшие исследования: Confino M. Histoire et psychologie: à propos de la noblesse russe au XVIIIe siècle // Annales: Èconomies – Sociètès – Civilisation. 1967. № 22. Р. 1163–1205 (статья написана в ответ на появление трудов М. Раеффа); Wirtschafter E. The Play of Ideas in Russian Enlightenment Theater. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 2003; Wirtschafter E. Russia’s Age of Serfdom 1649–1861. Malden, Mass.: Blackwell Pub., 2008; Wirtschafter E. Religion and Enlightenment in Catherinian Russia: The Teachings of Metropolitan Platon. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 2013; Whittaker C. Russian Monarchy: Eighteenth-Century Rulers and Writers in Political Dialogue. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 2003; Glagoleva O. Dream and Reality of Russian Provincial Young Ladies, 1700–1850. Pittsburgh: Center for Russian & Eastern European Studies, University of Pittsburgh, 2000; Rustemeyer A. Dissens und Ehre: Majestätsverbrechen in Russland (1600–1800). Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2006; Newlin T. The Voice in the Garden: Andrei Bolotov and the Anxieties of Russian Pastoral, 1738–1833. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 2001; Baehr S. The Paradise Myth in Eighteenth-Century Russia: Utopian Patterns in Early Secular Russian Literature and Culture. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1991; Schönle A. Garden of the Empire: Catherine’s Appropriation of the Crimea // Slavic Review. 2001. № 60.
