Бортовые орудия главного калибра крейсера дали залп, грохочущим эхом прокатившийся по пустынным просторам. Что говорить, артиллеристы знали свое дело. Первые же снаряды накрыли цель.
Советский пароход сразу сбавил ход, закружился на месте. А несколько мгновений спустя осел на корму. Одно из его орудий замолчало. А палубные надстройки все еще белели.
Командир крейсера, довольный работой артиллеристов, срывающимся голосом сказал стоявшему рядом офицеру:
- Безумцы, вести бой с нами есть чистейший абсурд!
- Фанатики, - пожал плечами офицер.
- Узнайте, прослушивается ли русская радиостанция.
Через мгновение ему доложили, что радиостанция советского парохода, хотя это и невероятно, продолжает работать. Сообщения передает открытым текстом.
- Заткните ей, черт возьми, глотку! - срываясь на крик, приказал командир. - Пусть эта проклятая посудина поскорее ослепнет и оглохнет!
К орудиям главного калибра присоединились и средние. Советское судно находилось в зоне досягаемости и их огня. Один из выстрелов оказался особенно метким: в воздух поднялись, разлетаясь веером, разбитые в щепки палубные надстройки. И тут же вольно рванулось, будто его до этой минуты держали взаперти, рыжее пламя, и, заволакивая корму, повалил густой дым.
Ничего необычного во всем этом для командира крейсера не было. Он видел подобное много раз и легко мог представить себе, какой кошмар творится на объятом пламенем судне: гибель пораженных снарядами, стоны раненых, заваленных обломками, безумие тех, кто мечется в поисках спасения. Все это нисколько его не трогало. Все было так, как должно быть на войне.
Командир продолжал спокойно руководить боем. Нет, это не бой, это уничтожение подвернувшегося под руку противника. Только и всего.
Командир крейсера хотел одного: чтобы все как можно скорее кончилось. От быстроты действий зависит успех задуманного. Его сердило бессмысленное сопротивление и одновременно заботило, почему так долго не докладывают о том, что радио на советском судне прекратило работу.
"Неужели они успеют сообщить о том, что тут происходит? Но как можно в таких условиях работать радисту? Все палубные надстройки, а именно там находится судовое радио, снесены, разбиты, искромсаны. Чисто животная выносливость. Низшая раса".
Наконец донесли, что рация на советском пароходе замолчала.
Командир крейсера приказал бить шрапнелью. Так вернее можно поразить тех, кто еще остался в живых.
В бинокль отчетливо видно истерзанное судно, люди, которые бросаются в воду, барахтаются, хватаются за плавающие обломки, пытаются спустить разбитые шлюпки...
Жалкие попытки обреченных.
Неподалеку от гибнущего судна над водой поднимается островок. В поисках спасения люди, несомненно, кинутся к нему.
Командир приказал прекратить обстрел и спустить на воду быстроходный катер. Штурмовой группе поручалось докончить дело: взять пленных. Слишком много не надо. Человек десять-пятнадцать. Главным образом из командного состава. Это можно определить по мундирам. Остальных - уничтожить. Всех. Чтобы не осталось ни одного свидетеля...
* * *
Еще до того, как на крейсере был поднят флаг со свастикой, по боевой тревоге все заняли предусмотренные расписанием места и приготовились к бою. Пусть враг превосходит силой в десятки раз, надо драться. Только трусы сдаются без боя.
Сопротивляться необходимо и для того, чтобы выиграть время. Пока длится бой, каким бы коротким он ни был, радист успеет сообщить в штаб морских операций о вторжении в территориальные воды врага. Это станет известно и тем, кто находится в плавании, и тем, кто готовится выйти в море. Враг никого не застанет врасплох.
И наконец, необходимо использовать, пусть и ничтожный, шанс на спасение. Невдалеке виднеется остров. Завязав бой, не подпуская близко врага, можно попытаться подойти к суше. Там легче будет укрыться и оказать сопротивление.
Поэтому на выстрел фашистского крейсера советское судно и ответило снарядами из носового и кормового орудий.
Одновременно капитан попробовал увести пароход под защиту острова.
Когда одним из вражеских залпов прервало работу судовой радиостанции, радист переключился на аварийный передатчик.
Судно горело, и всюду был сущий ад. Корму разворотило. Пламя угрожало снарядам кормового погреба. Они не взорвались только потому, что путь огню преградила бесстрашно действовавшая палубная команда.
Врагу отвечало лишь слабенькое носовое орудие. Его фашистам никак не удавалось накрыть.
Развернутый в кают-компании лазарет мгновенно переполнился, а количество раненых с каждой минутой росло.
С некоторыми перерывами - раненый радист терял сознание - судовая радиостанция все еще посылала в эфир дробные звуки точек и тире. Это казалось истинным чудом. Палубные надстройки снесены, ходовая рубка разворочена, а морзянка продолжает попискивать.
Когда судно окончательно потеряло ход, главной задачей стало спасение людей. Одни шлюпки разбиты, другие похоронены под обломками. С великим трудом на воду удалось спустить одну целую и одну поврежденную снарядом шлюпку. На них в первую очередь высадили раненых.
Пароход превратился в неподвижную мишень. Капитан приказал всем покинуть судно и отдал команду открыть кингстоны.
В самый последний момент спустили аварийный плот. Но разорвавшимся поблизости снарядом плот перевернуло и все, кто был на нем, пошли ко дну.
Трюмные помещения быстро заполнялись водой. Пароход не покинули те, кто находился на носовой палубе. Ее отрезало сплошной стеной огня: горели и взрывались бочки с горючим.
Одни артиллеристы были убиты, другие ранены, но не покинули своих мест, и носовое орудие продолжало вести огонь. Несколько матросов работали в носовом погребе, исправно подавая снаряды. Эти люди вышли наверх только тогда, когда судно, потеряв остойчивость, начало сильно крениться.
Все, кто был в море, кто находился в шлюпке, кто еще держался за обломки, из последних сил спешили оказаться как можно дальше от тонущего парохода, чтобы не затянуло в сильный водоворот, который образуется при погружении судна. И многим удалось отплыть от опасного места.
Но вот судно дрогнуло, на мгновение вздыбилось, задрав корму, и начало косо погружаться. Через несколько минут пароход скрылся под водой.
Воцарилась неестественная тишина. Но ненадолго. Ее внезапно нарушил дробный стук мотора стремительно приближающегося фашистского катера.
Все же и в этот отчаянный момент появилась ничтожная надежда на спасение. Совсем близко дрейфовала одинокая льдина, за которой можно было укрыться.
Фашистский катер быстро настиг терпящих бедствие. Длинными очередями из автоматов гитлеровцы перебили тех, кто еще держался на воде. Затем фашисты приблизились к одной из шлюпок. В ней в полный рост поднялись три человека, их тут же скосили автоматными очередями. Девять человек, подталкивая прикладами, взяли на борт катера.
Со второй шлюпки кто-то выстрелил по фашистам из пистолета. В ответ гитлеровцы не только с остервенением расстреляли всех, кто в ней находился, но и разнесли гранатами шлюпку в куски.
На плаву все еще оставалось несколько человек. Одних фашисты добили, других присоединили к пленникам. Взяли ровно столько, сколько было приказано.
Остальные мертвы. Свидетелей нет.
По крайней мере так считали гитлеровцы.
* * *
Все складывалось таким образом, что он неминуемо должен был погибнуть. Но на войне изредка случается так, что тот, кто угодил в самое пекло и у кого, казалось бы, не остается абсолютно никаких шансов, - он-то именно и выживает.
Алексей Башилов плавал кочегаром. По расписанию боевой тревоги его место в погребе носовой палубы, где сложены снаряды. Ему надлежало вместе с двумя другими матросами подавать их к носовому орудию.
Ладно сбитый, наделенный истинно мужицкой силой, с детства приученный к физическому труду и закаленный, Алексей неутомимо делал свою работу в продолжение всего боя. Полосатую тельняшку, обтягивавшую могучий торс, хоть выжимай, мокрые волосы слиплись и лицо распарено, как после бани.
Работавшие в погребе не имели возможности следить за тем, что происходило наверху, только слышали уханье вражеских снарядов, от попадания которых судорожно вздрагивал корпус парохода. Доносился еще страшный треск и грохот, злое бушевание огня да крики людей.
Отчетливее всего в погреб доходил голос носового орудия. Удары его не очень сильные, но отрывисто лающие не смолкали. Матросы еще старательнее и проворнее подхватывали снаряд и передавали стоящему на трапе товарищу, а тот подавал следующему, понимая, что орудие ведет непрерывный огонь в немалой степени и потому, что они, подающие снаряды, работают четко и бесперебойно.
И хотя они не видели боя, но и по звукам достаточно верно определяли его течение. Ясно, что бой складывался тяжело, что противник многократно превосходит в огневой мощи. Но другого никто и не ожидал.
