- Святая земля, - шептали пастухи друг другу, а после тоже замолчали.
Видно, им очень хотелось узнать что-нибудь о стране с таким странным, незнакомым название ем, но они так и не узнали. Может, чужие и сами о ней ничего не знали, ведь они никогда там не были, так никогда туда и не попали.
Может, это страна, где никто не был.
Так они сидели молча. Пастухи сидели спокойно, терпеливо, - видно, они привыкли молчать вместе. Это были старые, изнуренные люди, и все же у них как бы не было возраста, трудно было сказать, сколько им лет.
Потом один из них спросил, обращаясь к Джованни:
- Ты что - слепой?
Джованни кивнул.
- А как ты ослеп? - спросил другой. - Этого мы не знаем, - ответил за него Товий, - может, кто-нибудь отомстил ему.
- О!.. Вот оно что. А кто это сделал?
- Не знаю, может быть, Бог.
- Бог?
- Да. Но точно мы этого сами не знаем.
- А за что тот, кого ты назвал, отомстил ему?
- За то, что он осквернил его. Но я сказал, что мы сами ничего не знаем. Может, мне это только кажется.
Один пастух повернулся к слепому:
- А что ты сам думаешь об этом?
- Я сомневаюсь в том, что тот, о ком он говорит, существует. Но если Он есть, то, верно, Товий прав.
Товия взволновал этот ответ, может быть, он счел его тоже богохульством. И пастухов, казалось, тоже не удовлетворил ответ слепого. Они смотрели на его выразительное, хотя и старое лицо, на большое, тяжелое тело. На его широкой волосатой груди, запутавшись в седых волосах, висел на истертой цепочке какой-то предмет. Им захотелось узнать, что это такое.
- Что это у него на груди? - шепотом спросили они Товия, словно хотели, чтобы слепой их не услышал.
Но он, конечно, услыхал это, как и все прочие их слова.
- Это медальон, - ответил Товий.
- Медальон? А что это такое?
- Сам по себе он ничего особенного не значит. Но в нем можно хранить что-нибудь очень важное, что носящий его не должен потерять. Поэтому его носят на груди, поближе к сердцу, и никогда с ним не расстаются.
- Вот оно что.
- И что в этом медальоне? Товий помедлил с ответом.
- Мы понимаем. Это, наверное, тайна.
- Да.
- А ты знаешь, что в нем? Или это знает только он один?
Товий помолчал немного, потом сказал:
- Он пустой.
- Пустой?
- Да.
- Пустой...
- Значит, он вовсе не имеет цены?
- Это все, что у него есть, и я не раз замечал, что он очень боится потерять его. Я думаю, он не может жить без него.
- Хотя он пустой?
- Да.
- Как странно... Неужели можно так дорожить им, раз он пустой. Раз в нем нет того, что он должен хранить?
- Мы не можем этого понять. А ты не можешь объяснить нам это?
- Не все можно объяснить. Так уж случилось.
Пастухи сидели молча. Их серьезные, немного усталые глаза смотрели на предмет, висевший на груди слепого, покрытой седыми волосами; они больше ничего не спрашивали.
- Да, да, - тихо прошептал один из них, - это правда. Многое на свете нельзя объяснить. Просто так уж оно есть.
За стеной храма снова послышались шаги, голоса и стук копыт, - видно, и другие пастухи, заметив дым, пришли сюда со своим стадом. Козы уже начали карабкаться, протискиваясь меж обвалившимися камнями, они высовывали свои острые морды из-за колонн и глядели узенькими глазами на чужих. Было ясно, что их внимание привлекали не двое пастухов, которых они хорошо знали, а какие-то новые существа, непохожие на тех, к кому они привыкли. У храма собралось также целое стадо овец. Они не входили внутрь, как козы, а жевали сухую траву, не глядя по сторонам. Вскоре показались и другие пастухи, они несмело приблизились к четверым, сидевшим у огня. Подойдя, они поздоровались и молча уселись в кружок, скрестив ноги и положив пастушьи посохи на колени. Казалось, они были ровесники двоих, пришедших раньше, но наверняка сказать было трудно, это были тоже люди непонятного возраста, видно было лишь, что они не молоды и не зрелого возраста, а прожили долгую жизнь. Эти пастухи не хотели показать чужим свое любопытство и ни о чем их не спрашивали. Но немного погодя два первых пастуха стали рассказывать им то, что они узнали от Товия и слепого об их удивительной судьбе. Те внимательно слушали. Их, видно, очень удивило, что незнакомцы приплыли морем, как будто с моря никто не мог к ним явиться. Но более всего их удивило, что чужие направлялись в Святую землю, в какую-то страну с таким названием.
- В Святую землю? - тихо повторяли они, глядя с недоумением друг на друга.
А что это за земля? Им очень хотелось это узнать, услышать что-нибудь о ней. Но оба пастуха не сказали им больше ничего, ничего не объяснили, ничего, кроме странного названия. Быть может, они больше ничего не знали, быть может, даже сами незнакомцы ничего о ней не знали, ведь они никогда там не были, только собирались попасть туда. Святая земля?..
Они сидели, ломая голову над тем, что это может быть за страна.
- Святая? Что это значит? - спросил один из них и поглядел на Товия и на слепого добрым старческим взглядом. Но ответа он не получил.
Потом двое пастухов рассказали остальным про медальон, висевший на груди слепого, который был пуст, но который слепой боялся потерять, словно в нем хранилось что-то драгоценное, хотя в нем ничего не было, и, верно, тяжело было его носить, зная, что он пуст. Видно, он не был счастливым человеком, хотя и носил что-то, что ни за что нельзя потерять. И к тому же кто-то неведомый отомстил ему, и оттого он ослеп.
Казалось, Джованни не трогало то, о чем они говорили, но так ли это было на самом деле, сказать трудно.
Потом они перестали разговаривать и сидели молча в привычной для них тишине. Затем они собрались уходить и дружески предложили незнакомцам помочь им, чем могли, хотя, извинившись, сказали, что помочь могут немногим. Наконец они ушли. Козы, освоившиеся было в храме, как дома - терлись об алтарь и колонны, обнюхивали все вокруг, - последовали теперь за пастухами. Ловко прыгая между камнями, они выбрались наружу, смешались с овцами и пошли по равнине, а пастухи шествовали в середине стада. Джованни и Товий остались сидеть у огня одни.
Они сидели, покуда не погас последний уголек, и ничего более в этот день не произошло, кроме того, что какой-то совершенно лысый человек высунул из-за колонны свою птичью голову и бросил на них птичий взгляд. Потом он так же незаметно удалился. Товий его не заметил, на него глядели лишь невидящие глаза слепого.
Теперь они жили одной жизнью с пастухами, делили их судьбу на пустынной, овеянной ветрами прибрежной полосе, разве что им не надо было пасти стада и жили они в развалинах старого храма, а не в хижине из тростника и желто-рыжей глины, которые строили для себя пастухи
и которые сливались с ландшафтом до того, что их было трудно различить. Пастухи часто навещали их, приносили им сыр и козье молоко, вяленую баранину, а иной раз свежее мясо, которое Товий жарил на костре. Иногда они приносили им также какие-то травы и учили их варить из них очень вкусный суп. Пастухи говорили, что травы эти очень полезные. Когда Товий спросил, как они называются, они ответили, что названий у них нет, они просто знали, где эти травы растут. Очевидно, в старые времена у них были названия, но теперь они забыты. Приходя к ним, пастухи охотно садились и беседовали с ними, хотя и недолго. Было видно, что этим тихим, молчаливым людям хотелось поговорить с чужими. Они рассказывали про свою жизнь, про свои нехитрые будничные дела, про то, что им иной раз приходилось гнать овец на дальние пастбища, чтобы животные наелись досыта. Труднее всего было находить для них питье, потому что упорный ветер высушивал всю пресную воду.
Однажды Товий спросил, чьи стада они пасут. Они отвечали, что, насколько им известно, ничьи. Если они и принадлежали кому-нибудь, то, наверное, это было очень давно,
Значит, теперь эти стада принадлежат им?
Нет, они так не думают, - был ответ. Вовсе нет.
Каждый раз они прощались тихо и приветливо и уходили, оставив чужестранцев одних в развалинах храма.
Храм стал их домом, и пастухи привыкли видеть дымок над его развалинами, как над всяким прочим жильем. Чужестранцы рассказали им, что этот дом с колоннами был построен не для людей, а для кого-то другого. Но что они хотели этим сказать, пастухи так и не поняли.
Товий и Джованни привыкли к своему дому, хотя он плохо защищал их от ветра и ночного холода. Товий немного улучшил их жилище, сделав невысокую стенку из дерна с той стороны, где не было каменной стены, чтобы защитить очаг и ночное ложе. Он позаботился также, чтобы им было удобнее и уютнее там находиться, и в конце концов их пристанище в углу кельи храма стало все больше и больше походить на человеческое жилище.
Он разглядел хорошенько храм и описал его слепому, который больше знал о древних временах, но видеть ничего не мог. Потом он нашел неподалеку от их жилища квадратное строение с каменной резьбой, стены которого были сплошь исчерчены тайными письменами и рисунками, а по углам возвышались странные, какие-то жестокие головы животных с крутыми бараньими рогами и полуоткрытыми ртами.
