Небо черно от нависших туч. Вокруг мрак и непрерывный гул бушующего моря.
Изредка лишь из-за мчавшихся клочковатых облаков вдруг выглядывала полная луна, освещая своим таинственным серебристым светом холмистое море, несущийся клипер с его мачтами, парусами и палубой и рассыпающиеся у носа алмазные брызги верхушек волн, вкатывающихся на бак, чтобы вылиться в море через шпигаты. И снова мрак ледяной осенней ночи в Охотском море, куда клипер попал из Сан-Франциско, посланный начальником эскадры для крейсерства.
Когда капитан поднялся на мостик, его сразу охватило леденящим холодом после тепла каюты.
Расставив широко ноги и держась за поручни, капитан стал всматриваться.
Луна в эту минуту выплыла из-за облака.
Капитан воспользовался ее появлением на несколько секунд и взглянул на паруса, на небо, на море.
Взглянул - и на его лице не отразилось беспокойства. Ветер не крепчал.
- Как ход, Александр Васильич?
Лейтенант Адрианов, молодой человек с пригожим, совсем закрасневшим от холода лицом, ответил:
- Десять с половиной узлов, Павел Львович!
- А у вас на руле зевают!.. Эй, Кошкин! - крикнул капитан, перегнувшись через поручни мостика.
- Есть! - отвечал чей-то голос внизу.
- Я тебе покажу, как на руле зевать! А еще старший рулевой...
И, по обыкновению, капитан уснастил свой окрик.
- А к девяти часам и берег должен открыться. Не так ли, Евграф Иваныч? - обратился капитан к маленькой фигурке, одетой в затасканное пальто на беличьем меху, в валенках, с нахлобученной на лоб фуражкой и с шерстяным шарфом, обмотанным вокруг шеи и захватывающим нижнюю часть морщинистого, сухонького лица.
- Должен бы открыться, Павел Львович!.. Но только сами знаете... Наблюдений сегодня не было... Точно не определились. А течение... черт его знает... в Охотском море! - проговорил несколько ворчливым томом Евграф Иванович, старший штурман на "Чайке".
- Но, во всяком случае, не может быть большой ошибки, Евграф Иваныч, а?.. И берег еще далеко.
- А лучше бы, мне кажется, привести к ветру, да и покачиваться в бейдевинд, вместо того чтобы дуть по десяти с половиною узлов. Береженого и бог бережет, Павел Львович.
- Ну и трусу праздновать нечего, Евграф Иваныч. Не может же нас подать течением на семьдесят миль за день.
- Я, Павел Львович, трусу не праздную. Не привык-с, как вам известно.
- Да вы не обижайтесь, Евграф Иваныч. Слава богу, знаем друг друга. Немало с вами плавали. А только жаль даром время терять.
- Если бы еще ночь была светлая, что-нибудь видно было... А то...
Облака закрыли недолгую гостью - луну. Внезапно наступившая тьма словно бы докончила слова Евграфа Ивановича.
И под впечатлением этой тьмы, окутавшей со всех сторон быстро несущуюся вперед "Чайку", тревожное настроение, какое бывает от ожидания чего-то неизвестного, жуткого и страшного, невольно охватило и капитана.
Он, казалось, теперь и сам сомневался, как и Евграф Иванович, и в его голове пролетела мысль о возможности налететь на берег. И от этой мысли у него замерло сердце.
- Да... ночь, чтоб ей!.. - сердито проговорил капитан.
- То-то и есть... преподлейшая ночь! - повторил и старый штурман.
И, понимая отлично душевное состояние капитана, прибавил:
- А до света еще далеко. В восемь часов, не раньше, станет светло!
- Да не каркайте, Евграф Иваныч.
- Наше штурманское дело уж такое, Павел Львович, - каркать! - засмеялся Евграф Иваныч.
- Ну ладно... Будь по-вашему. Еще час пробежим, а потом приведем к ветру. Будем ночь на месте валандаться из-за вашего карканья, Евграф Иваныч!.. Ну, а часок я сосну... А вы, Евграф Иваныч, зайдите погреться ко мне. У Рябки "медведь" должен быть! Стакашку глотните. Ишь ведь холод!
Капитан пустил приветствие холоду и отдал вахтенному лейтенанту приказание разбудить себя через час.
- В бейдевинд приведем через час.
- Есть!
- Это Евграф Иваныч накаркал! - сердито проговорил капитан. - Пошли, прибавил он, спускаясь с мостика.
III
Они спустились вниз. Перед входом в каюту капитан заглянул в каютку вестового и крикнул:
- Рябка!
Тот вскочил на ноги и протирал сонные еще, бессмысленные глаза.
- Очнулся?
- Точно так, вашескобродие!
- По "медведю" нам. Остался?
- Никак нет. Самая ежели малость нестоящая, вашескобродие!
- Ой, Рябка! Зубы у тебя, видно, все целы, скотина! Зачем мало сварил кофе? Чтобы сию минуту был "медведь"!
- В один секунд! - проговорил вестовой и нырнул в буфетную.
- Присаживайтесь-ка, Евграф Иваныч. Он живо приготовит. Смышленая бестия!
Но Евграф Иванович прежде посмотрел на барометр.
- Поднимается! - баском протянул он и присел на стул около стола.
- И норд-вест, кажется, полегче стал. Штормягой не пахнет!
- И без того он вроде шторма.
- А главное - ледяной ветер...
Капитан повесил пальто и неожиданно воскликнул:
- И на кой дьявол адмирал турнул нас сюда. Стояли бы себе в Сан-Франциско... Славно там... не правда ли, Евграф Иваныч?
- Собственно, в каком смысле, Павел Львович?
- Во всяком смысле хорошо, Евграф Иваныч. И погода, и насчет провизии, и... ну, одним словом, настоящий порт!.. А то осматривай собачьи дыры в Охотском море.
- Видно, что так, Павел Львович. Вот, бог даст, завтра и Гижигу увидим. Трущобистый городок-с. Я был там двадцать лет тому назад, когда ходил на транспорте "Алеут".
- А из Гижиги в Камчатку... Бобров покупать! - засмеялся капитан.
- Ну, Петропавловск все же лучше Гижиги, Павел Львович.
- Такая же дыра... Рябка! Дьявол! - вдруг гаркнул капитан.
И Рябка уже показался в дверях, делая всевозможные акробатические усилия, чтобы сохранить равновесие.
- Не пролей, Рябка! Ой, смотри не пролей!
- Не сумлевайтесь, вашескобродие! - храбро отвечал вестовой, хотя душа его и была полна сомнений.
Вероятно, и Евграф Иванович, большой любитель "медведя", который, по его словам, был очень полезен для моряков, как предохранительное средство от всяких болезней, тоже сомневался относительно целости напитка, понимая затруднительное положение вестового, у которого, при изрядной качке, по стакану, обмотанному салфеткой, в каждой руке и ноги не вполне морские.
И старый штурман быстро поднялся со стула. Привыкший за тридцать пять лет службы, из которых по крайней мере пятнадцать провел в море, ходить во всякую качку, он направился к вестовому, благополучно принял от него два стакана, вызвав в Рябке благодарное чувство, благополучно донес их к столу и, передавая один из них капитану, промолвил:
- Так-то оно вернее будет!
И, с видимым наслаждением выцедив стакан, крякнул и с серьезным видом человека, понимающего то, что хвалит, заметил:
- Отличный "медведь", Павел Львович! И в меру разбавлен.
- Да. Эта каналья отлично его готовит! - одобрил и капитан, выпив свой стакан.
"Каналья" довольно улыбался от этого комплимента, стоя у дверей и находя, впрочем, что готовить хорошо "медведя" не особенно трудно - стоит только наполнять ромом никак не менее как полстакана.
- Повторим, Евграф Иваныч?
- Не повредит-с, Павел Львович! - осторожно выразил свое согласие штурман.
Они выпили еще по стакану.
Несколько отогревшийся Евграф Иванович поблагодарил за угощение и, пожелав капитану хорошо соснуть часок, ушел наверх, взглянув, разумеется, по дороге на барометр.
Поднявшись на мостик, он снова стал у компаса, тщетно стараясь что-нибудь увидать в свой большой бинокль в этом мраке бурной ночи.
- Хоть бы луна показалась! - воркнул он про себя.
Но луна не показывалась, а "Чайка" неслась среди окутывающей ее со всех сторон тьмы.
Капитан, бросившись на диван, как был в теплом пальто, тотчас же захрапел.
Но ненадолго...
Прошло не более четверти часа, как вдруг страшный удар подбросил его, заставив проснуться.
Он мгновенно вскочил с дивана и, внезапно побледневший, бросился вон из каюты.
"Чайка" не двигалась с места. Она со всего хода врезалась на мель.
- Свистать всех наверх! - раздался нервный, тревожный голос вахтенного офицера.
Но и без этого окрика все офицеры и матросы "Чайки" торопливо выбегали на палубу, полные ужаса и отчаяния.
IV
Капитан не потерялся в эти критические минуты.
Напротив!
Сознание опасности, которой подвергались вверенные ему люди и любимый им клипер, словно бы удесятерило его энергию, наэлектризовало мужество и изощрило находчивость.
Он взбежал на мостик, готовый или спасти клипер, или погибнуть, испробовав все средства, какие только были возможны.
И, в несколько мгновений оценивший положение "Чайки", беспомощно стоявшей на мели в бурную ночь, он уже наметил себе план действий.
С этой минуты ужас, охвативший его в момент пробуждения, уступил место жажде борьбы и надежде выйти из нее победителем.
Схвативши рупор из рук старшего офицера, выскочившего из своей каюты в одном сюртуке, чтобы распоряжаться авралом, капитан приставил рупор к губам и скомандовал:
