«Для многих делегатов съезда стало открытием процитированное ленинское «завещание» с оценкой личности Сталина, запрещавшееся на протяжении десятилетий». (ИО, 11 класс, стр. 155)
В докладе на этом съезде в ночь с 24 на 25 февраля 1956 года (о многом говорит, что этот «тайный доклад» еще раньше был прочитан западными радиоголосами и на второй день появился в американской газете «Нью-Йорк Тайме»!) Хрущев снова цитирует «добавление к письму Ленина, но уже в своей редакции: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в отношениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на его место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что…» Здесь ленинский текст разрывается многоточием, и далее: «…это не мелочь или такая мелочь, которая может получить решающее значение».
Хрущев изъял ключевую ленинскую фразу: «Но я думаю, что, с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».
Ленин грубость Сталина замечал лишь сквозь призму его отношений с Троцким, да и то в период до XII съезда партии. Сталин не спорил:
«Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию… Но грубость не есть и не может быть недостатком политической линии или позиции Сталина».
И действительно, Ленин никогда не говорил о политических ошибках
Сталина! Как тут не вспомнить ленинские характеристики остальным вождям! Небольшевизм Троцкого, неслучайность октябрьского эпизода Зиновьева и Каменева, не вполне марксистские воззрения Бухарина, невозможность в политическом плане положиться на Пятакова-Жизнь подтвердила правильность ленинских оценок. Политическая неустойчивость не случайно бросила их в объятия к Гитлеру. Страну они решили спасать по-своему: сдавшись на милость победителя…
На процессах подсудимые даже и не оправдывались…
Зиновьев: «Что я могу сказать в свою защиту, если слева от меня на скамье подсудимых сидят троцкистско-фашистские террористы, засланные в СССР из Германии, Натан Лурье и Моисей Лурье, а справа – В. Ольберг, тоже засланный в СССР из Германии? Мы, троцкистско-зиновьевское подполье, превратились в филиал гестапо.»
Рыков: «В своем последнем слове я подтверждаю то признание в своих чудовищных преступлениях, которое я сделал на судебном следствии. Я совершил тягчайшие государственные преступления. Я изменил Родине. Эта измена выразилась в сношениях с заклятыми врагами Советов, в ставке на поражение…»
Пятаков: «Я слишком остро сознаю свои преступления, и я не смею просить у вас снисхождения. Я не решаюсь просить у вас даже пощады. Через несколько часов будет вынесен ваш приговор. И вот я стою перед вами в грязи, раздавленный своими собственными преступлениями, лишенный всего по своей собственной вине, потерявший самого себя… Не лишайте меня одного, граждане судьи. Не лишайте меня права на сознание, что в ваших глазах, хотя бы и слишком поздно, я нашел в себе силы порвать со своим преступным прошлым.»
Каменев: «Я вместе с Зиновьевым и Троцким был организатором и руководителем террористического заговора, замышлявшего и подготовлявшего ряд террористических покушений против руководителей правительства и партии нашей страны и осуществившего убийство Кирова. 10 лег, если не больше, я вел борьбу против партии, против правительства Советской страны, лично против Сталина. В этой борьбе я использовал, мне кажется, весь известный мне арсенал политических средств – открытую политическую дискуссию, попытки проникнуть на фабрики и заводы, нелегальные прокламации, подпольные типографии, обман партии, выход на улицу и организацию уличных выступлений, заговор и, наконец, террор.
Я изучал когда-то историю политического движения и не могу вспомнить такой формы политической борьбы, которую мы не проводили бы за последние 10 лет. Нам в нашей политической борьбе пролетарская революция предоставила такой срок, какой никогда ни одна революция не предоставляла своим врагам. Буржуазная революция 18-го века давала своим врагам недели и дни, а затем уничтожала их. Пролетарская революция 10 лет предоставляла нам возможность исправиться и понять свои ошибки. Но мы этого не сделали. Я трижды был возвращен в партию. Я был возвращен из ссылки по одному лишь моему личному заявлению. После всех моих ошибок мне доверялись ответственные поручения и посты. Я сейчас стою в третий раз перед пролетарским судом по обвинению в террористических намерениях, замыслах и действиях. Дважды мне была Сохранена жизнь. Но всему есть предел, есть предел и великодушию пролетариата, и этот предел мы исчерпали…»
Каменев был прав – предел они исчерпали, злодейски убив Кирова.
Школьный учебник, конечно, не обходит этот вопрос:
«Впоследствии было установлено (как того и хотел Сталин), что убийство Кирова организовано неким ленинградским террористом и «троцкистско-зиновъевским центром». Убийство Кирова было использовано Сталиным для расправы с теми, кто ему был неугоден». (ИО, 10 класс, стр.297)
Не успеют детки npизадуматься о том, кто же был неугоден Сталину, как авторы учебника их сразу же бьют по неокрепшим головкам фактом:
«Факт. В 1934 г. состоялся XVII съезд ВКП(б), на котором при выборах в ЦК С. Киров получил больше голосов, чем Сталин. Из 1966 делегатов XVII съезда было арестовано 1108 делегатов, из 138 членов и кандидатов в члены ЦК было репрессировано 98 человек».
Не захочешь, а догадаешься, что Сталин мстил депутатам, которые голосовали за Кирова. И всю этугалиматью с юных лет вбивают в головы миллионам школьников!
Но истина и состоит в том, что такого «факта» в истории нашего Отечества не было! Авторы, видимо, перепутали учебник со сборником одесских анекдотов. Это видно и по тому, как они сравнивают Троцкого и Сталин.
Снимите шляпу и помолчите – здесь надсмеялись над истиной…
Слово писателю-фронтовику Владимиру Бушину:
«Напомним Рыбакову, Шатрову, Новогрудскому (мы со своей стороны – авторам учебника Л.Жаровой, И.Мишиной, А.Овсянникову, В.Островскому, В.Старцеву, Б.Старкову, Г.Смирнову) и другим московско-голливудским калекам, твердящим, будто Сталин говорил скучно, монотонно, уныло, аж спать хотелось, – напомним, что доклад прерывался 48 раз и в стенограмме это имеет такие пометы:
10 раз – «Аплодисменты», 7 – «Продолжительные аплодисменты», 4 – «Долго не смолкающие аплодисменты», 6 – «Бурные аплодисменты», 6 – «Гром аплодисментов».
Такое одобрение советскими людьми на советской земле своего руководителя – коммуниста можно сравнить по силе и радости разве что с тем, как ныне в английском парламенте и американском конгрессе сытые толстосумы приветствуют Ельцина, заявляющего, что с коммунизмом покончено.
Сама атмосфера съезда опровергает всякие домыслы об антисталинском заговоре. Явный вздор и то, что против Сталина будто бы голосовали 292. Больше всего голосов «против» собрал нарком земледелия Яковлев -181 голос. А Сталин – всего три (Киров – четыре). Это подтверждают документы съезда, опубликованные в журнале «Известия ЦК КПСС», № 7 за 1989 год, выходившем под личным досмотром Горбачева, Яковлева, Медведева.
И еще несколько слов о докладе. Кроме аплодисментов, ему сопутствовало и кое-что другое: 6 раз в него вторгались возгласы из зала «Правильно!», 5 раз в стенограмме стоит помета «Смех», 2 раза – «Общий смех», 1 – «Общий хохот», «Хохот всего зала». Так он говорил. Так его принимали…
Во время речей Ельцина толстосумы не смеялись. Они делали это про себя или хохотали во все горло, уже придя домой. Почему я так думаю? Да потому, что, когда Власов стал добиваться встречи с Гитлером, тот потирая руки, сказал Гиммлеру: «Примите его. И передайте, чтобы ко мне эта перебежавшая свинья больше не совалась» – И захохотал…» Браво, Бушин!
А вот что в ноябре – декабре 1941 года в своем дневнике записал великий мыслитель В.И.Вернадский: «…Мне вспомнились высказывания Ивана Петровича Павлова…0н определенно считал, что самые редкие и самые сложные структуры мозга – государственных деятелей Божьей милостью, если так можно выразиться, прирожденных. Особенно ясно для меня становится это, когда в радио слышится Сталина речь… такая власть над людьми, и такое впечатление на людей… По-видимому, он готовил себе заместителем Кирова, убийство которого партийными кругами может быть, – смертельный удар для партии…».
