Мы пробежали по тропинке до калитки, выходившей на дорогу к Тэвистоку.
Чарли на минуту остановился соображая куда идти.
О, если бы мы знали тогда, что от этого направления зависит вся наша судьба!
— Что ж, пойдем на реку, дорогая, — сказал он, — или предпочтем ей какой-нибудь ручеек?
— Как хотите — мне все равно.
— Отлично. Я подаю голос за ручейки. Кстати, удлинится и наш обратный путь, — прибавил он, окидывая любовным взором небольшую, закутанную в белую шаль фигурку, что шла рядом с ним по дороге.
Ручей, который мы выбрали, орошает наиболее безлюдную часть местности.
При выходе с дороги на тропинку мы находились в нескольких милях от Тойнби-Холла; но мы были молодые и сильные люди и потому тронулись в путь, не обращая внимания на попадавшиеся нам камни и кустарники.
Во время пути мы не встретили ни души, если не считать девонширских овец, которые с любопытством глядели на нас и долго провожали нас глазами, точно стараясь угадать, чего ради мы попали в их царство.
Когда мы добрались до ручейка, с шумом вытекающего из ущелья с отвесными боками, устремляясь зигзагами к Плимуту, было уже совсем темно.
Перед нами высились два огромных массива скал, между которыми капля за каплей сочилась струйка воды, образовавшая у подножия их глубокий тихий пруд.
Это место было всегда любимым уголком Чарли. Днем оно, действительно, должно было быть очаровательно, но теперь, когда в кристальной воде отражались серебристые облики восходящей луны, перемежающиеся с черными пятнами теней от скал, — теперь это место совсем не годилось для пикника.
— Дорогая моя, я лучше откажусь на этот раз от ловли, — заявил Чарли, когда мы уселись рядом.
— О, да, — вздрогнув, согласилась я.
— Итак, мы передохнем здесь, а потом пустимся в обратный путь. Но вы вся дрожите, вам холодно?
— Нет, — ответила я, стараясь овладеть собой, — мне не холодно, но… но мне немножко страшно. Конечно, это очень глупо с моей стороны.
— Черт возьми! — сказал мой жених. — Я не нахожу в этом ничего удивительного, так как и сам чувствую что-то неладное. Журчанье этой воды напоминает мне хрип умирающего.
— О, не говорите таких вещей, Чарли! Вы пугаете меня.
— Ну, ну, моя дорогая, нечего предаваться черным мыслям, — со смехом сказал он, видимо, желая вернуть мне бодрость. — Пойдемте прочь из этого места, где пахнет кровью, и… Смотрите, смотрите! Боже мой! Это что такое?
Чарли покачнулся, и глаза его направились на другой берег ручья, который был выше того, на котором сидели мы.
Лицо Чарли было смертельно бледно.
Я уже говорила, что ручей, у которого мы сидели, находился у подножия скалистого массива.
На самой верхушке последнего рисовалась высокая черная фигура мужчины, смотревшего вниз, в отвесный обрыв, на дне которого мы сидели.
Луна как раз осветила гребень скалы, и на его посеребренном фоне резкими угловатыми очертаниями выделялся силуэт неизвестного.
В этом внезапном молчаливом появлении одинокого путника было что-то таинственное, волшебное, и фантастичность его еще более увеличилась ввиду мрачности обстановки.
Меня охватил немой ужас. Я прильнула к моему возлюбленному, со страхом смотря на высившийся над нами силуэт.
— Эй, мистер, вы, там, наверху! — крикнул Чарли, переходя от тревоги к гневу. — Кто вы такой и за каким чертом забрались туда?
— О! Я так и думал, так и думал, — проговорил человек, смотря на нас сверху вниз.
Затем он исчез с гребня.
Мы слышали его шага по скале.
Минуту спустя он появился на берегу ручья и остановился, повернувшись к нам лицом.
Как ни фантастичен был его вид при первом его появлении, вблизи эта фантастичность скорее усилилась, чем ослабла.
При свете полной луны ясно было видно его длинное тощее лицо мертвенной белизны, составлявшее резкий контраст с манишкой ярко-зеленого кричащего цвета.
На щеке у него шел от глаза до угла рта глубокий шрам, придававший и без того неправильному и некрасивому лицу его ехидное; фальшивое выражение, особенно заметное в те моменты, когда рот его улыбался.
Ранец и палка указывали на принадлежность его к числу туристов. В то же время непринужденность и изящество, с каким он снял шляпу, увидев даму, свидетельствовали о том, что он принадлежит к обществу.
В его угловатой бескровной фигуре было что-то неуловимое, что в связи с болтающимся на плечах черным пледом напоминало мне редкую летучую мышь, питающуюся высасыванием крови, которую Джек Дэзби привез из Японии и которая стала кошмаром для всей прислуги дома.
— Прошу извинения, если помешаю вам, — заговорил он с легким иностранным сюсюканьем, придававшим его речи какое-то особое изящество. — Если бы мне не посчастливилось встретиться с вами, мне пришлось бы чего доброго заночевать под открытым небом.
— Черт вас побери, друг мой — вскричал Чарли. — Неужели вы не могли позвать нас, крикнуть нам что-нибудь? Вы страшно испугали мисс Ундервуд, когда точно из-под земли выросли перед нами.
Незнакомец снова поднял шляпу и рассыпался передо мной в извинениях за свою невольную провинность.
— Я — шведский дворянин, — продолжал он, — и в данное время путешествую ради удовольствия по вашей прекрасной стране. Позвольте представиться — доктор Октавий Гастер. Быть может, вы будете добры указать мне местечко, где я мог бы переночевать, и сообщить маршрут, чтобы выбраться из этой огромной пустыни.
— Вам в самом деле повезло, что вы повстречались с нами, — сказал Чарли. Тут очень легко заблудиться.
— Охотно верю, — заметил наш новый знакомый.
— Тут нередко находят трупы неизвестных людей, — продолжал Чарли. Заблудившись, они бродят, отыскивая жилье, пока, наконец, не падают на землю от истощения.
— Ха, ха! — смеясь, произнес швед — Ну, мне-то не придется умереть с голоду на английской почве. Меня недаром дрейфовало на одном корабле от мыса Бланки до Канарских островов. Но где тут можно найти харчевню?
— Постойте-ка, — сказал Чарли, в котором пробудился интерес к чужестранцу и который, кроме того, всегда отличался гостеприимством. — Тут на несколько миль кругом нет ни одной харчевни, а мне сдается, вы обломали только что здоровый переход. Пойдемте-ка с нами; мой отец, полковник, будет в восторге познакомиться с вами и предложить постель.
— Как мне благодарить вас! — воскликнул путник. — Когда я вернусь в Швецию, мне много придется рассказывать про английского гостеприимство.
— Идемте, идемте, — приговаривал Чарли. — Мы тронемся немедленно, так как мисс Ундервуд холодно. Закутайтесь хорошенько шалью, Лотти; через несколько минут мы будем дома.
Мы молча тронулись в путь, на каждом шагу спотыкаясь и теряя из виду тропинку в те моменты, когда луна закрывалась облачками.
Незнакомец был, видимо, погружен в собственные мысли, но раз или два мне показалось, будто он присматривается ко мне в темноте.
— Итак, — прервал молчание Чарли, — вы говорили, что совершили однажды путешествие в лодке без палубы?
— А! Да, мне довелось пережить много странных вещей и видеть немало опасностей, но я отнюдь не вижу в этом никакого вреда для себя. Но эта тема слишком печальна для молодых женщин. Ей и так уже пришлось перепугаться сегодня.
— О! Теперь вам нечего бояться снова испугать меня, — сказала я, опираясь на руку Чарли.
— Правду говоря, у меня немного есть что рассказать, но это немногое достаточно печально… Мы с моим другом, Карлом Осгудом из Упсалы задумали одно коммерческое предприятие. Страна мавританских кочевников мыса Бланки мало посещается белыми. Но мы все-таки отправились туда; несколько месяцев там можно пожить очень приятно, продавая разного рода товар и выменивая его на золото и слоновую кость.
Это очень любопытная страна. В ней не имеется ни дерева, ни камня, так что жилища тамошних обитателей строятся из морских растений.
К самому концу нашего пребывания, когда мы считали себя уже достаточно разбогатевшими, мавры составили заговор и решили убить нас ночью.
Времени было мало, и мы едва успели добраться до берега, спустить лодку и сесть в нее, бросив все наше имущество.
Мавры гнались за нами, но потеряли из виду благодаря темноте; на рассвете же кругом нас было видно одно безграничное море.
Ближайшей к нам сушей были Канарские острова; к ним мы и направились.
Я добрался до них живым, но сильно ослабевшим и душой и телом. Что же касается бедняги Карла, он умер в тот самый день, когда на горизонте показалась земля.
Я предупреждал его, и мне не в чем упрекать себя теперь.
— Карл, — говорил я ему, — сила, которую вы приобретете, съев их, будет с избытком покрыта потерей сил от кровотечения.
Мои слова заставили его только рассмеяться. Он взял нож, висевший у меня за поясом, отрезал их и съел.
