- Должно быть, старуха проломила ему голову с первого удара!
- Заманила в шахту да и заперла там, пожалуй!
- Сбила с ног и сидит на нем верхом!
- А может, кипятит что-нибудь, обварить нас хочет; ребята, станьте-ка подальше от дверей!
Как раз в это время звякнула щеколда, дверь медленно отворилась, и чей-то голос сказал:
- Ну входите, чего мокнуть на дожде!
Голос не принадлежал ни Старику, ни его жене. Это был голос мальчика, слабый дискант, разбитый, с той неестественной хрипотцой, которую порождают только бродяжничество и умение с малых лет постоять за себя. Снизу вверх на них смотрело мальчишеское лицо - лицо, которое могло бы быть миловидным и даже тонким, если бы изнутри его не омрачало познание зла, а снаружи - грязь и жизненные лишения. Мальчик кутался в одеяло и, как видно, только что встал с постели.
- Входите, - повторил он, - и не шумите. Старик там, разговаривает с матерью, - продолжал он, указывая на комнату рядом, по-видимому кухню, откуда слышался заискивающий голос Старика. - Пусти меня, - буркнул он недовольно Дику Буллену, который подхватил его вместе с одеялом, делая вид, будто хочет бросить его в огонь, - пусти, старый черт, слышишь?
Дик, сдерживая улыбку, опустил Джонни на пол, а все остальные, стараясь не шуметь, вошли и расселись вокруг длинного некрашеного стола в середине комнаты. Джонни важно подошел к шкафу, достал оттуда кое-какую провизию и выложил ее на стол.
- Вот виски. И сухари. И копченая селедка. И сыр. По дороге к столу он откусил кусок сыру. - И сахар. - Он запихнул горсть сахару в рот маленькой, очень грязной рукой. - И табак. Есть еще сушеные яблоки, только я до них не охотник. От яблок живот пучит. Вот, - заключил он, - теперь валяйте ешьте и не бойтесь ничего. Я-то старухи не боюсь. Она мне неродная. Ну, всего.
Он шагнул на порог маленькой комнатки, чуть побольше чулана, где в темном углу стояла детская кровать. С минуту он стоял и глядел на гостей, закутавшись в одеяло, из-под которого виднелись босые ноги, потом кивнул им.
- Эй, Джонни! Ты не собираешься ли опять ложиться? - спросил Дик.
- Да, собираюсь, - решительно ответил Джонни.
- Что с тобой, старик?
- Болен.
- Чем же ты болен?
- У меня лихорадка. И цыпки на руках. И ревматизм, - ответил Джонни, скрываясь в чулане. После минутного молчания голос его послышался из темноты, должно быть из-под одеяла: - И чирьи.
Наступило неловкое молчание. Гости поглядывали то друг на друга, то на огонь. Не помогло и соблазнительное угощение на столе; казалось, вот-вот ими овладеет то же уныние, что и в лавке Томсона, но вдруг из кухни донесся заискивающий голос Старика; он неосторожно заговорил громче:
- Конечно, это-то верно. Само собой, все они лентяи, пьяницы и бездельники, а этот Дик Буллен почище всех остальных. Хватило же смысла тащиться в гости, когда в доме больной и есть нечего. Я им так и сказал. "Буллен, - говорю, - ты либо пьян вдребезги, либо совсем дурак, - говорю, что это тебе в голову взбрело? Стэйплс, - говорю, - будь же человеком, и не стыдно тебе поднимать дым коромыслом у меня в доме, когда все лежат больные?" Так вот нет же, взяли и пришли. Чего и ждать от этого сброда, который шляется тут по Симпсон-Бару!
Компания разразилась хохотом. Был ли этот хохот слышен на кухне, или взбешенная супруга Старика истощила все другие способы выразить свое презрение и негодование, сказать трудно, но кухонная дверь вдруг сильно хлопнула. Через минуту вошел Старик в полном неведении причины общего веселья и кротко улыбнулся.
- Старухе вздумалось сбегать тут неподалеку, навестить миссис Мак-Фадден, - развязно объяснил он, садясь к столу.
Как ни странно, этот досадный случай пришелся кстати и разогнал неловкость, которую начинали чувствовать все гости, и вместе с хозяином вернулась свойственная им непосредственность. Я не собираюсь описывать застольное веселье этого вечера. Любознательный читатель должен удовлетвориться указанием, что разговоры отличались той же возвышенной содержательностью, той же осторожностью в выражениях, тем же тактом, тем же изысканным красноречием и той же логикой и связностью речи, какими отличаются подобные мужские сборища к концу вечера в более цивилизованных местностях и при более счастливых обстоятельствах. Рюмок не били, оттого что их вовсе не было; виски не лили без толку на пол и на стол, оттого что его и так не хватало.
Около полуночи веселье было прервано.
- Tсc, - сказал Дик Буллен, поднимая руку. Из чулана послышался ворчливый голос Джонни: "Ох, па!"
Старик поспешно встал и скрылся в чулане. Вскоре он появился снова.
- Опять у него ревматизм разыгрался, - объяснил он. - Надо бы растереть мальчишку.
Он взял со стола оплетенную бутыль и встряхнул ее. Она была пуста. Дик Буллен, сконфуженно улыбаясь, поставил на стол свою жестяную кружку, другие тоже. Старик обследовал содержимое кружек и сказал с надеждой в голосе:
- Пожалуй, хватит: ему ведь немного нужно. А вы все подождите минуту, я скоро вернусь. - И скрылся в чулане, захватив с собой виски и старую фланелевую рубашку. Дверь закрылась неплотно, и последовавший диалог был отчетливо слышен.
- Ну, сынок, где у тебя больше всего болит?
- Иногда повыше, вот здесь, иногда пониже, вот тут, а всего хуже вот где, отсюда и досюда. Потри здесь, па.
Молчание как будто указывало на то, что растирание идет вовсю. Потом Джонни сказал:
- Веселитесь там, па?
- Да, сынок.
- Ведь завтра, рождество?
- Да, сынок. Ну, а теперь как тебе?
- Лучше. Потри немножко пониже. А что это за рождество все-таки? Зачем оно?
- Это уж такой день.
Такого исчерпывающего объяснения было, по-видимому, достаточно, потому что растирание продолжалось молча.
Скоро Джонни заговорил снова:
- Мать говорила, будто везде, кроме Симпсон-Бара, все дарят друг другу на рождество подарки, а потом как начала тебя ругать! Она говорит, есть такой человек, зовут его Санди Клас, понимаешь, не белый, а вроде китайца, он спускается по трубе в ночь под рождество и приносит подарки детям, мальчикам вроде меня. Кладет будто бы в башмаки! Вот ведь как она очки втирает! Полегче теперь, па, где же ты трешь, совсем не там болит. Врет небось лишь бы позлить нас с тобой? Не три здесь... Да что с тобой, па?
В торжественной тишине, окутавшей дом, ясно слышались вздохи ближних сосен и капель, падавших с листьев. Голос Джонни тоже стал тише, когда он опять заговорил:
- Нечего тебе расстраиваться, ведь я теперь скоро поправлюсь. А что там гости делают?
Старик приоткрыл дверь и выглянул. Гости сидели довольно мирно, а на столе валялось несколько серебряных монет и тощий кошелек из оленьей кожи.
- Бьются об заклад, а может, хотят сыграть партию-другую. Все в порядке, ответил он Джонни и снова принялся за растирание.
- Мне бы тоже хотелось перекинуться в картишки, выиграть хоть что-нибудь, - задумчиво сказал Джонни, помолчав немного.
Старик бегло повторил привычную, как видно, формулу, что пусть только Джонни подождет, вот попадется отцу богатая жила, тогда у них будет уйма денег и т. д. и т. д.
- Да, - сказал Джонни, - только ничего тебе не попадется. И не все ли равно - тебе попадется или я выиграю? Лишь бы повезло. А вот насчет рождества - занятная штука, верно? Почему она называется "рождество"?
Может быть, из опасения, как бы не подслушали гости, а может быть, из смутного чувства неловкости Старик отвечал так тихо, что его не было слышно в соседней комнате.
- Да, - сказал Джонни, проявляя теперь меньше интереса к разговору, - я уж о нем слышал. Ну ладно, хватит, па. Как будто полегче стало. А теперь закутай меня получше одеялом. Вот так. Ну, а теперь, прибавил он приглушенным шепотом, - посиди тут со мной, пока я не усну. - Он высвободил руку из-под одеяла и, уцепившись за отцовский рукав, улегся снова.
Несколько минут Старик терпеливо ждал. Потом его любопытство возбудила странная тишина; не отходя от постели, он осторожно приоткрыл дверь свободной рукой и заглянул в большую комнату. К его беспредельному удивлению, там было темно и пусто. Но как раз в это время головня, дотлевавшая на очаге, подломилась, и при свете взметнувшегося пламени он увидел у гаснущего очага фигуру Дика Буллена.
- Эй!
Дик вздрогнул, поднялся в места и нетвердыми шагами подошел к нему.
- Где ребята? - спросил Старик.
- Пошли немножко пройтись вверх по каньону. Скоро зайдут за мной. Я жду их с минуты на минуту. Ты что так уставился. Старик? - прибавил он с принужденным смехом. - Думаешь, я пьян?
Старику была бы простительна такая мысль, потому что глаза у Дика были влажные и лицо раскраснелось. Он сделал несколько шагов по комнате, подошел к очагу, зевнул, встряхнулся, застегнул куртку и засмеялся.
- Маловато было виски, Старик. А ты не вставай, - продолжал он, когда Старик сделал попытку высвободить рукав из пальцев Джонни. - Что за церемония! Сиди где сидишь, я сию минуту ухожу. Да вот и они.
