- Никак... Вася-Василек?
- Да, товарищ Киров, Вася Корнеев... Узнали! - От смущения он старательно одергивал гимнастерку.
Поздоровавшись, Киров спросил у юноши, какими судьбами он оказался в Астрахани.
- Это целая история, товарищ Киров... - Смущение не покидало юношу.
Киров повел его к окну, усадил на подоконник, сам сел на подвернувшийся под руку фанерный сундучок.
- Сын кузнеца Панкрата из Грозного. Герой! Служит в бригаде Кочубея, - представил он Василия Лещинскому и Атарбекову. С любопытством разглядывая раздавшегося в плечах, возмужавшего и лицом Васю-Василька, он спросил: - Давно из армии?.. Как удалось пробраться через степь?..
- Из армии я давно, - опустив глаза, стал рассказывать Корнеев. Почти целый месяц. До Астрахани, правда, добирался, как шах персидский. Кочубей для такого дела и верблюда не пожалел. А здесь - застрял. Попал в дурацкую историю.
Киров вытащил папиросу, задумчиво помял ее в пальцах. По всему было видно, что он приготовился слушать неприятные вести.
- Зачем ехал?.. Что это за "дурацкая история"?..
Василий с тоской посмотрел на Кирова и снова опустил глаза.
- Воюем мы в трудных условиях, Сергей Миронович, хотя и деремся неплохо... У кадета больше сил. Да и патронов, снарядов у него хватает, не то что у нас. Стрелять порой нечем... Наши части все дальше и дальше отступают с Кавказа...
- Отступают? - Киров закурил.
- Отступают... Помощи нам ждать неоткуда, Астрахань же - далеко. Вот Кочубей и написал письмо в Москву. Приказал мне отыскать вас там и просить с этим письмом пойти к Ленину, рассказать ему о положении Кавказской армии. - Он вздохнул, но глаз не поднял. - Ну, сняли меня с батареи. Пустился я в дорогу. Приехал в Астрахань. Первым делом, конечно, зашел к нашим интендантам. Стал просить снарядов для бригады. Не дали... Потом тут каким-то образом узнали, что я собираюсь в Москву, и на станции арестовали.
Киров переглянулся с Атарбековым. Чудеса!
- В тюрьме все пытались узнать у меня: зачем это я еду в Москву, что везу с собой? Когда же я сказал про письмо Кочубея - потребовали показать!.. Я, конечно, показал им фигу... Ну, тогда меня обыскали и письмо отобрали... Потом, правда, вернули... Просидел я с месяц на хлебе и воде, а вот сегодня выпустили. Начальничек их сказал, чтобы я убирался ко всем чертям из Астрахани и больше не попадался ему на глаза. В Москву, конечно, запретил мне ехать... Вышел из тюрьмы и не знаю, куда идти... Тогда один военный посоветовал мне пойти в губком, к товарищу Федоровой; женщина, говорит, она толковая... Ну, я пошел... А Федорова выслушала меня и обрадовала: оказывается, вот вы сами в Астрахани...
Корнеев вытащил из внутреннего кармана гимнастерки письмо Кочубея, протянул Сергею Мироновичу.
Киров с любопытством смотрел на Васю-Василька. Как он возмужал, как вытянулся! Теперь, пожалуй, неудобно его называть Васей-Васильком. Это уж не тот вихрастый мальчуган, каким он его увидел впервые лет шесть назад в редакции "Терека" во Владикавказе, куда Вася приехал из Грозного с поручением подпольного партийного комитета... В первую же поездку в Грозный Киров побывал у Васи, познакомился с его отцом, и с тех пор дом кузнеца Панкрата на окраине города, окруженный фруктовым садом, стал надежным местом для явок и хранения революционной литературы.
Лещинский, поставив чайник на огонь, тоже подошел к окну. Сергей Миронович вслух читал письмо Кочубея. Оно было на шести страницах.
Суровую правду рассказывал Кочубей. Армия в непрерывных боях. Армия голодает. Армия воюет без боеприпасов. Начался повальный тиф. Нет медикаментов. Нет врачей.
Были все основания полагать, что Деникин думает окружить армию или прижать ее к берегу Каспия, а это означает гибель десятков тысяч бойцов и многих тысяч беженцев, бредущих и едущих в обозе.
Многое из того, о чем писал Кочубей, Киров знал. Осенью прошлого года он и поехал в Москву добиваться помощи 11-й армии. И добился. Как ни тормозили создание экспедиции военспецы Троцкого и сам Троцкий, ее все же организовали. Требования армии были удовлетворены немедленно. Экспедиция прибыла неделю тому назад в Астрахань и здесь застряла по милости Реввоенсовета фронта, который руководил боевыми операциями 11-й армии, находясь от нее... по другую сторону калмыцкой степи.
Письмо Кочубея тяжело было читать.
- Ты писал? - спросил Киров.
- Диктовал Кочубей, помогал ему комиссар Кандыбин - болеет он у нас! - писал я...
- Значит, писали вместе?
- Вроде как бы и вместе...
- Почему Кочубей сам не пишет? Что, ранили Кочубея? - спросил Атарбеков.
- Так он же неграмотный, не знает ни одной буковки! - нараспев ответил Корнеев.
Атарбеков рассмеялся:
- Неграмотный казак, а бьет генералов, которые кончали академии!
Киров вложил письмо в конверт.
- А как ты думаешь, Василий: куда девается все то вооружение и обмундирование, которое Москва посылает на Северный Кавказ? У меня по письму создалось такое впечатление, что вы там воюете почти голыми руками.
- Из десяти тысяч пар белья, что выделили для нас недавно, мы ничего не получили. Говорят, не то застряло в Астрахани по милости фронтового начальства, не то растащили со складов. А то бывает еще так. Отправят нам из Астрахани оружие и обмундирование на быках и верблюдах. До армии далеко. Едут возчики месяца два по барханам, а попадают на Ставропольщину - начинают торговать. Покупателей там много. Казачье зажиточное, да и всяких белогвардейцев хватает.
- Ну, вот ты артиллерист. Откуда достаешь снаряды?
- А я, Сергей Миронович, уж давно не стрелял из своей пушечки. Снарядов нема! Служу командиром взвода, рубаю шашкой, стреляю из винтовки. И винтовка у меня ни то ни се... Берданочка! Купил на свои гроши. Стреляет она так: заряжаю патрон - она бьет, и пуля вылетает обычным порядком. Второй заряжаю - патрон застревает, приходится вытаскивать шомполом. Третий заряжаю - берданочка моя бьет назад; на третьем выстреле я уже держу ее подальше от себя.
Киров улыбнулся. Василий расхрабрился:
- И патроны на свои деньги покупаю, Сергей Миронович. Приедешь на базар, скажем, в Грозный. Чеченец продает муку, сахар и тут же в мешочке патроны. За один патрон просит десять рублей, и только николаевскими. Начинаешь торговаться, уступает за пятерку. Если есть золото - серьги, кольца, кресты, тогда на золотник дает пять патронов.
В дверь постучали.
- Войдите! - крикнул Лещинский.
В комнату вошла Анастасия Павловна Федорова, председатель губкома партии. Это была женщина лет тридцати шести, с мягкими и мелкими чертами лица, широкая в плечах, энергичная в походке. Вслед за нею перешагнули порог двое - Николай Мусенко, председатель партийной ячейки завода Митрофанова, и Петр Нефедов, командир отряда этого же завода. Оба они были в полушубках, какие носят возчики в калмыцкой степи, в валенках, Мусенко в солдатской папахе, Нефедов - в сдвинутом на затылок треухе.
У вошедших были хмурые, озабоченные лица.
- Тут такое дело, Сергей Миронович, - развязывая пышную оренбургскую шаль, сказала Федорова. - Дней десять тому назад от товарища Орджоникидзе в Реввоенсовете фронта была получена радиограмма на имя Ленина. Ее передали в Москву, но здесь, в Астрахани, скрыли от всех. Даже от меня! Вы о ней ничего не знаете?
- Нет, ничего.
- Так вот она. - Федорова протянула копию радиограммы.
Сергей Миронович подошел к окну, пробежал радиограмму. Потом прочел ее вслух. Серго Орджоникидзе сообщал Ленину:
"11-й армии нет. Она окончательно разложилась. Противник занимает города и станции почти без сопротивления. Ночью вопрос стоял покинуть всю Терскую область и уйти на Астрахань. Мы считаем это политическим дезертирством. Нет снарядов и патронов. Нет денег. Владикавказ, Грозный до сих пор не получали ни патронов, ни копейки денег, шесть месяцев ведем войну, покупая патроны по пяти рублей.
Владимир Ильич, сообщая Вам об этом, будьте уверены, что мы все погибнем в неравном бою, но честь своей партии не опозорим бегством..."
- Обстановка и в армии, и в самой Астрахани оказывается более серьезной, чем я предполагал, - задумчиво проговорил Киров. - Если телеграмму скрыли от губкома партии и от нас, членов "кавказской экспедиции", это выглядит уже как предательство. Иначе и не назовешь!
- А эти десять дней, что мы без всякой пользы торчим здесь по милости "архиерея"? А эти бесконечные заседания и совещания, которые устраиваются в Реввоенсовете вместо конкретной помощи экспедиции, а значит, и армии? Что это такое? - горячо спросил Атарбеков.
- Наши планы несколько меняются, Анастасия Павловна. Мы больше не можем ждать "помощи" Реввоенсовета. Завтра на партийной конференции мы скажем свое слово об астраханских делах, а там - двинемся в дорогу. Наше место на фронте. Надо попытаться остановить армию, по мере наших возможностей вооружить и снова занять оставленные позиции. Оскар! - Киров обернулся к Лещинскому. - Тебе надо пойти на завод, подготовить грузовики в дорогу.
