И наконец, слово вновь графине д’Адемар: «Было это в 1743 году. Слухи донесли, что в Версаль только что прибыл некий несметно богатый, судя по украшавшим его драгоценностям, чужеземец. Откуда он прибыл? Об этом никто не знал. Самообладание, достоинство, интеллект поражали с первой минуты общения с ним. Он обладал гибкой и элегантной фигурой, руки его были нежны, ступни ног по-женственному малы, изящность икр ног подчеркивалась облегающими шелковыми чулками. Очень узкие панталоны также свидетельствовали о редчайшем совершенстве его телесных форм. Его улыбка обнажала прекраснейшие зубы, симпатичная ямочка красовалась на подбородке, волосы его были черны, а глаза — добры, взгляд — проницателен. О! Что это были за глаза! Я никогда не встречала равных им. На вид он казался лет сорока пяти».
Очевидно, что все весьма разные прямые сходятся в одной безусловной точке. Замечено и другое: этот облик не меняется в течение десятилетий. Вновь обратимся к источнику, который мы будем использовать чаще других; и думается, что у нас имеются все основания более всего верить именно ему. Забегая далеко вперед, сошлемся на одну из книг Учения Живой Этики — на «Надземное». Вот что там сказано: «Такие архивы, как Шуазёля, Гёте, Строганова, содержат немало полезных сведений. Такие данные особенно показательны для внутренней жизни Нашего Братства. Нужно благодарить Адемар за оставленные записи, без них многие страницы деятельности Сен-Жермена не были бы оповещены. И кто-то будет изумляться, к чему понадобились записи Адемар, когда Мы могли пояснить все еще полнее? Но люди ценят показания их современников, и такие записи будут в глазах человечества доказательством гораздо более действительным, нежели Наше анонимное извещение[1]».
Итак, графиня д’Адемар — о событиях 1788 года: «Так, значит, он жив — тот, о котором говорили, что он умер в 1784 году и о котором я не имела сведений долгие-долгие годы — он вновь неожиданно появился — и в такой момент, в такую эпоху! Зачем он вернулся во Францию? Как удается ему так долго жить, не старея? Ведь я знала пожилых людей, которые видели его сорока-пятидесятилетним в самом начале XVIII века…Да! Он выглядел так же, как и в 1760 году, а моего лица время не пощадило…»
Согласно одной истории, связанной с таинственным графом, пожилая графиня де Жержи, жена бывшего французского посла в Венеции, с величайшим изумлением узнала в одном из гостей маркизы де Помпадур своего давнего венецианского знакомого, который еще в те дни, 50 лет тому назад, был по крайней мере сорокапятилетним. На ее вопрос, не бывал ли в Венеции в 1710 году его отец, граф невозмутимо отвечал, что в это время в Венеции был он сам, и привел остолбеневшей графине неопровержимые доказательства своих слов. На том же вечере граф демонстрировал дамам спрятанный в рукаве его платья миниатюрный портрет невероятно красивой женщины, одетой в странного вида костюм. Ни эпохи, ни национальной принадлежности этого костюма присутствующие угадать не смогли. Сам же Сен-Жермен никаких объяснений не дал и непринужденно заговорил о других предметах.
Глава 2
Из Франции в Венгрию
В годы давние Илона Зрини
Стяг свободы подымала тут…
Шандор Петёфи. «В Мункачской крепости»
В истории с госпожой де Жержи даты намеренно или по ошибке перепутаны и искажены. Возможно, речь идет о событиях 1760 года, на что указывает ряд деталей этой истории. Но тогда запись никак не может относиться к 1750 году, как об этом говорится. Если же тот памятный прием у маркизы Помпадур в действительности имел место в 1743 году — время первого появления Сен-Жермена в Париже, — то за 50 лет до описываемых событий был 1693 год. В 1693 году в Венеции на масленичном карнавале мадам Жержи могла встречаться с неким знатным иностранцем, путешествовавшим под вымышленным именем, которое было, однако, слишком похоже на настоящее и потому легко узнаваемо. Речь идет о князе Ференце Ракоци II — правда, в ту пору ему было около 18 лет — одном из самых известных и любимых национальных героев Венгрии.
Теперь мы надолго оставим Францию и перенесемся в страну, появление которой в нашем рассказе ожидалось менее всего. Перед нами целая галерея портретов персонажей, которые сопровождают это повествование и имеют ярко выраженные венгерские черты. Разные нити их судеб странным образом сплетутся в единый и эзотерический по своей сути венгерский узел, к тому же загадочно поблескивающий всеми красками Востока.
О роде Ракоци следует рассказать подробно, так как к нашей теме он имеет самое прямое отношение. Ведь наиболее распространенная версия происхождения Сен-Жермена утверждает, что он был сыном Ференца Ракоци II. Кроме того, следует вспомнить кое-какие эпизоды из истории Венгрии. Прежде всего, в 1996 году эта страна широко отмечала знаменательный юбилей в своей национальной истории — 1100-летие обретения венграми родины. Согласно самому раннему источнику — хронике XII века, — венгры, или, как они сами себя называют, мадьяры, появились на своих нынешних землях в 896 году. Эта дата и является отправной точкой их европейской истории. Многое можно было бы рассказать о предыстории появления венгров в Карпатском бассейне, но это отдельная тема, которая увела бы нас далеко в сторону от основного предмета нашего исследования. И если в первые десятилетия воинственные варвары-мадьяры наводили ужас на Европу своими разбойничьими набегами, то уже на рубеже нового тысячелетия, в 1000 году, европейские страны с удивлением обнаружили вместо орд кочевников, живущих в юртах и пасущих стада своих коров и овец экзотического вида на раздольных степях Среднедунайской низменности, христианское государство во главе с королем Иштваном Святым, получившим корону из рук самого Папы Римского. С этого времени Венгрия прочно занимает свое место среди наиболее влиятельных королевств Европы, вершивших ее исторические судьбы. Расположение в самом сердце Европы тем не менее часто обязывало венгерское королевство быть форпостом, противостоявшим иноземным завоевателям. В XIII веке о стены венгерских крепостей разбилась волна монголо-татарского нашествия. В XV веке Венгрия спасла страны Запада от турецкого ига. Но в 1526 году после поражения при Мохаче — трагическая дата в истории страны! — сама Венгрия пала жертвой: крупнейшее государство Европы XV века распалось на три части. Западная часть королевства, включая Южную Австрию, Штирию, Каринтию, Силезию, Богемию, а также Краину, Хорватию и Славонию — отошла к Габсбургам. Среднюю часть захватила Османская империя. И только восточная часть — Трансильвания, по-венгерски Эрдей, что означает «лесной край», — осталась независимой. Правящие князья Трансильвании, выбираемые государственным собранием королями Венгрии, вели кровавую битву на два фронта — с Габсбургами и с османами. Одним из героев этой битвы стал комендант пограничной крепости Сигетвар Миклош Зрини, происходивший из знатной далматинской семьи и ставший позднее воеводой (баном) Хорватии. Именно Трансильванское княжество целых два столетия — XVI и XVII века — хранило традиции венгерского королевства: язык, культуру, обычаи, свободолюбивый и гордый нрав народа. Но по условиям мирного договора между императором Священной Римской империи Леопольдом I Габсбургом и Османской империей вся территория домохачской Венгрии перешла под власть Габсбургов, провозгласивших себя отныне венгерскими королями. Венгрия стала наиболее жестоко угнетаемой вотчиной австрийских феодалов. Но ее народ ненавидел Габсбургов. Еще трансильванский князь Дьёрдь Ракоци I в 1644–1646 годах начал борьбу против габсбургского владычества, и эта борьба стала семейной традицией рода Ракоци. Тогда же, в 1646 году, Дьёрдь Ракоци I приобрел могущественного союзника для Трансильванского княжества — самого Людовика XIV. В 1670 году другой представитель рода Ракоци — Ференц Ракоци I — в своем родовом замке Шарошпатак возглавил крупный заговор венгерских магнатов против Габсбургов, известный впоследствии как заговор «sub rosa» — «под розой», так как тайные встречи заговорщиков в 1666–1671 годах происходили в зале, украшенном готическим изображением розы на потолке. Однако заговор был раскрыт, все его участники, в том числе хорватский воевода Петер Зрини, тесть Ференца Ракоци I, были казнены. Сам он чудом избежал этой участи, и только потому, что его семья заплатила казне неслыханный выкуп в 400 000 форинтов.
После смерти Ференца Ракоци I его вдова Илона Зрини повторно вышла замуж, на этот раз за князя Имре Тёкёли (так, на старинный лад, правильно произносится его фамилия, которая пишется Thцkцly), также непримиримого борца с Австрией. Из мелких дворян, воинов пограничных крепостей, беглых крепостных крестьян, именовавших себя «скитальцами», он создал повстанческую армию «куруцев» («крестоносцев»). Армия Тёкёли успешно боролась с войском Габсбургов, и ему даже удалось основать в 1680 году в северных комитатах[2] Венгрии собственное независимое княжество. Но эта борьба окончилась поражением, и князь Тёкёли был вынужден бежать в османскую Турцию, оставив свою жену Илону Зрини и двух ее детей от первого брака в осажденном врагами замке Мункач (современный город Мукачево, Украина). Почти 3 года, с 1685-го по 1688-й, эта цитадель выдерживала осаду австрийских наемников, а ее хозяйка, облачившись в шлем и панцирь и ведя за руку детей, ежедневно обходила крепостные стены, вызывая бессильную ярость осаждающих. Однако силы были слишком неравны. Самоотверженная княгиня поехала в Вену подписывать капитуляцию. Но ее не пустили в резиденцию князей Ракоци на улице Химмельпфорт, а поселили под домашним арестом в августинском монастыре. Дети, разлученные с матерью, так никогда ее и не увидели. 15-летнюю дочь Юлианку насильно увезли в монастырь святой Урсулы, 11-летнего сына Ференца (будущего Ференца Ракоци II) втайне отправили в иезуитский колледж Нойхаус под Прагой. По желанию своего крестного отца императора Леопольда I Габсбурга и опекуна — кардинала Леопольда Коллонича мальчик должен был избрать духовную стезю. И хотя святые отцы преуспели в том, чтобы молодой князь Ракоци, блестяще овладев латынью, немецким, французским, позабыл родной венгерский, они не смогли заставить его забыть, что он наследник венгерского престола и знатнейшей аристократической фамилии Европы, в чьих жилах течет королевская кровь. Его бабушка Жофия Батори была последней представительницей той самой ветви этого княжеского рода, откуда вышел Иштван Батори, трансильванский князь, избранный в 1576 году королем Польши и называемый в русской исторической традиции Стефаном Баторием.
