Генеральный штаб гремел всюду, внося за собой, конечно, милитаризм и маринизм, все более и более давя население тяжестью налогов в прославление кровожадного бога войны, непрерывно и систематично пугая всеми ужасами последней. Нам скажут, что это была его обязанность; может быть, и неприятная – не будем возражать, ибо и сами занимались этим ремеслом. Мы хотим только отметить: в праве ли был генеральный штаб стремиться стать «мозгом государства»? Не уклонился ли он от своих «прямых» обязанностей и не занял ли несвойственное ему положение? Ответ на это попробуем искать ниже – в истории.
Так или иначе, но 1914 год поставил генеральный штаб большинства государств перед серьезным экзаменом и заставил перейти от области подготовки войны к ее ведению. Четырехлетний период взаимоистребления под непосредственным руководством генеральных штабов привел к перекройке карты не только Европы но и остальных частей света. С Версальским миром, и рядом других мирных трактатов, на сцене показались побежденные и победители, и в их рядах, конечно, соответствующие генеральные штабы.
«Величайшая судорога» захватила и голову военной системы, в частности се «мозг» – генеральный штаб. Справедливо или нет – вопрос подлежит особому освещению, – гнев победителей обрушился на последний. Как известно, в порыве негодования версальские победители в число виновников мировой катастрофы включили и германский генеральный штаб, вынося суровый приговор об его вечном изничтожении. Блестящий германский генеральный штаб – этот образец для всех подобных ему штабов, этот военный кумир мирного времени, оказался не только сброшенным со своего пьедестала, но обращен в небытие.
Следом за германским генеральным штабом сошел со сцены и австро-венгерский.
Так поступлено было с побежденными, но землетрясение периода империалистической войны оставило следы и на головах победителей. Уже в течение самой войны генеральные штабы армий Антанты были взяты под контроль, а с окончанием военных действий ряд реформ выпал и на их долю.
Здесь пока не место вдаваться в подробные рассуждения по этому вопросу, мы вернемся к нему еще впоследствии, а сейчас для нас важно констатировать, что развитие производительных сил наших дней оказало влияние и на генеральный штаб.
Империалистическая война, повлекшая за собой переоценку всех былых ценностей, вынудила пересмотреть роль и существо даже такого высокоавторитетного учреждения, как генеральный штаб, и определить его место в военной системе государства, а равно и его задачи в подготовке государства к войне.
Побежденным странам, за которыми все же, правда, в минимальных размерах, признано право на оборону, победители запретили иметь генеральный штаб, как орган управления армией. Иными словами, считается возможным в современных условиях обороны обходиться без генерального штаба, заставляя армию иметь «мозг» в каком-то другом органе. Насколько это выполнимо и мыслимо для наших дней и не ведет ли это к существованию «скрытого» генерального штаба – это неразрешенный еще вопрос. Невидимому, ч жизненность его не верят даже сами инициаторы этого параграфа мирного договора, заключенного в Версале, а тем более те, которые обязаны были подчиниться силе дипломатии Антанты.
Мы гораздо умереннее в своих требованиях и спокойнее в выводах, чем сидевшие за столом в Версале высокорожденные и вылощенные, но в то же время охваченные садизмом пыток дипломаты высококультурных и цивилизованных стран Запада, по отношению к признавшим свое поражение армиям центральных государств Европы. Мы более скромны и не требуем уничтожения «мозга армии», хотя бы армии и побежденной, признавая, что без этого мозга никакая армия жить не может. Не будем спорить о названии, но считаем, что под тем или иным наименованием генеральный штаб, как орган управления, существовать должен.
Доказывать справедливость этого положения составляет одну из задач нашего труда. Мы говорим – одну, так как далее намерены выявить, что же в условиях наших дней должен представлять собою «мозг армии», какое место он должен занять, с одной стороны, в системе управления государством, а с другой, в самой военной системе и, наконец, как должна протекать его работа.
Как видно, рамки нашего труда достаточно широки и, пожалуй, могут оказаться нам не по силам. Боимся, что не выполним того, что намечаем; ужасаемся возможности занестись в своих мечтаниях выше, чем то дано нам познаниями, силами, временем и опытностью, но все же прикосновение наше к работе генерального штаба окрыляет надеждой в достаточной мере справиться с поставленной задачей.
Нас обуревает гордая мысль, что наше перо внесет свою малую долю в освещение этого вопроса большой важности и что раскрывший нашу книгу не потеряет зря времени, прослушав повествование о генеральном штабе.
Но на этом не кончаются наши колебания. Мы подходим к выбору способа изложения наших мыслей, к выбору того пути, идя которым могли бы с большей ясностью и поучительностью изложить перед читателем наши мысли о современном генеральном штабе.
Перед нами две дороги – путь теоретический и путь исторического исследования. Не будем скрывать, что к первому мы никогда не были особенно склонны и всегда стремились вращаться в мире действительном, поближе к жизни, стараясь избежать «философических» рассуждений. Так думаем поступить и ныне, пригласив читателя последовать за нами по пути историческому.
Полагаем, что не нужно доказывать всю полезность и необходимость изучения того или иного вопроса в военном деле путем исторических примеров. Клаузевиц говорит, что «гораздо более была бы заслуга того, кто сумел бы учить ведению войны путем одних только исторических примеров» и «пусть тот, кто чувствует влечение взяться за это, снарядит себя на это доброе дело, как на дальнее странствие».
Что история является наилучшей наставницей в делах практических, а к таковым всецело относится военное дело, не подлежит особому оспариванию, и мы бы посчитали преступлением отнимать у читателя время, если бы стали доказывать это.
Мы хотим договориться о другом, а именно – о самом способе использования военной истории в нашем труде. Выше сказано, сколь мало склонности у нас к «философическим» рассуждениям, а потому мы будем вполне последовательными, если отринем мысль использовать военно-исторические примеры лишь как доказательство выдвигаемых нами теоретических положений.
Наше стремление направлено к познанию жизни так, как она складывается в действительности. Мы намерены на конкретном историческом примере проследить жизнь «мозга армии» и из нее сделать нужные нам выводы и поучения для наших дней. Иными словами, обращаемся к так называемому прикладному методу изучения военного дела.
Считаем необходимым пояснить, что мы не намерены останавливаться на конкретном разборе выбранного нами исторического примера без ввода поправок за современность, так как это было бы лишь военно-историческое исследование, но отнюдь не нужное нам прикладное исследование.
Даже пример из ближайшего пережитого нами опыта не может служить непреложным образцом для будущего.
«Каждая война представляется в виде неизвестного моря, полного подводных скал и камней», поучает Клаузевиц и, конечно, для практических выводов о будущей войне нельзя ограничиваться одним истолкованием конкретных примеров, хотя бы из прошедшей только войны, без учета современных условий жизни.
Тот же Клаузевиц советует нам брать примеры из истории близкой нам эпохи, а Мольтке говорит: «Нельзя оставлять без внимания опыт прежних войн, но необходимо помнить, что он не может служить масштабом для настоящего времени. От этих войн отделяют десятилетия и даже столетия, в течение которых изменилась как политическая, так и стратегическая обстановка… Поэтому, чтобы достигнуть желательного результата, остается единственное средство, именно – стараться предвидеть ход будущих событий и вникать в современную обстановку».
Это указание нами будет учитываться в процессе нашей работы и нашим искренним стремлением будет неуклонно следовать по этому пути.
Таким образом, мы становимся перед выбором того историческою примера, который намерены подвергнуть оперированию с целью изучения.
Здесь, как уже выше было отмечено, желательно, с одной стороны, проследить «мозг армии», функциональная деятельность которого достаточно полно описана, а с другой, чтобы этот «мозг» был более или менее близок нам по времени, так как известной исторической эпохе соответствует и мышление этих мозгов. Чем древнее эпоха истории, тем менее полезно будет для нас изучение живших в ней мозгов.
Однако, нужно признать, что в ближайших нам исторических временах мы не найдем подробного описания работы генерального штаба. Это указывает нам на необходимость обратиться к эпохе Мольтке, но как бы она ни подкупала нас по своему подробному освещению, мы все же должны констатировать, что для нашего времени эпоха Мольтке) по его же словам, «не может служить масштабом для настоящего времени». Совсем не хотим сказать, что она мало полезна – нет, эпоха Мольтке еще не потеряла своей свежести, но современное нам развитие производительных сил таково, что Германия времен Мольтке в значительной степени поотстала от жизни наших дней.
