Нетесов подошел к колодцу, заглянул в него. Глубокий, до воды метров двадцать. Заброшенный. Ворота и бадьи нет, из глубины идет зловонный застойный запах. Воды в колодце, скорее всего, не пруд пруди. Но попробуй с голыми руками" доберись до дна. Старший лейтенант велел Мамонтову съездить за пожарными.
Точно, в колодце воды было мало. Пожарная машина осушила его за четверть часа.
Спустившийся в колодец по складной металлической лестнице молодой пожарный сразу же нашел наган.
– Какой номер? – донесся со дна его гулкий голос.
"Потерпевший" помнил лишь три последние цифры табельного своего оружия.
– Восемьсот девяносто два, – крикнули в колодец в ответ.
– Он самый... Ну и запашок тут.
– Нашел, так вылазь, – поторопили сверху сразу несколько голосов.
– Сейчас... Тут еще одна штуковина, – послышалось снизу.
– Что за штуковина?
– Да сейчас...
Голова пожарного в каске наконец появилась над верхними подгнившими венцами. Прежде чем выбраться из колодца он кинул на землю какой-то круглый предмет, похожий на футбольный мяч. Предмет был тяжелый, и сразу впечатался в землю.
Покинув затхлый колодец, пожарный первым делом достал из кармана брезентовой робы револьвер и отдал Нетесову.
Пока начальник Пихтовского розыска изучал наган, вместе с водителем пожарной машины лазивший в колодец занялся своей второй находкой.
– Чугунок, – сказал водитель машины, верхонками обтерев грязный и мокрый округлый предмет. – Варом что ли залита горловина.
– Похоже, – молодой пожарный воткнул острие складника в край запечатанной горловины чугунка, лезвием сделал круговой надрез. Сделал без больших усилий: под варом была кожа.
Добрую половину чугунка занимали скатанные в толстый рулон и обмотанные суровой ниткой деньги. Пожарный поддел лезвием нитку, слежавшиеся деньги не рассыпались. Пальцами он разлохматил рулон. Там пестрели вперемешку и пятисотки, и сотенные, и четвертные, и даже трехрублевки.
В нетерпении, пока молодой пожарный уставился на купонную облигацию военного займа, водитель пожарки перевернул чугунок. Монеты достоинством от гривенника до рубля просыпались на землю. Штук двести монет, и среди них– старинные дореволюционные награды. Две известные – Георгиевские кресты, и какой-то совершенно незнакомый, ни разу не виденный даже на картинке орден: красный, с двумя мечами, с бантом.
– Глянь, Сергей Ильич, – сказал Нетесову водитель пожарки, – Сашка клад нашел.
Нетесов, занятый разбирательством с горе-охранником и его свояком Григорием, подошел, из пачки выудил двадцатипятирублевку с портретом Александра Третьего. Толпа, до сих пор дисциплинированно стоявшая за церковной оградой, как по команде вдруг просочилась через проломы в ограде, окружила Нетесова и сидевших на корточках у чугунка. О Холмогорове, пытавшемся неуклюже инсценировать нападение на себя, с появлением чугунка разом как-то все забыли. Без толку было уговаривать разойтись. Со словами "Был клад" старший лейтенант протянул пожарному царскую романовскую двадцатипятирублевку и, протиснувшись сквозь людское кольцо, опять оказался рядом с охранником и его свояком Григорием. Собственно, дальнейшее присутствие здесь не требовалось. Все как Божий день ясно. Мамонтов прекрасный сыскник, доведет дело до конца. А он может спокойно отправляться на отдых, на рыбалку.
– Зимин, – выкликнул он по фамилии из толпы Друга.
Дважды звать Андрея не пришлось.
– Едем,– сказал Нетесов.– Без нас справятся. А мы – закончили.
Начальник розыска задержал взгляд на избитом лице охранника, на его вчерашнем собутыльнике и направился к мотоциклу.
– Много у вас таких, как Холмогоров? – первым, перекрикивая рев мотора, заговорил по пути Зимин.
– Скажи лучше, где их нет, – белозубая улыбка Нетесова сверкнула в секундном полуобороте. – Опять теперь зашевелятся, клад начнут искать.
– Какой клад?
– Золото.
– Что?
– Слухи у нас давние, будто колчаковцы в Пихтовой спрятали золото. Слышал?
– Про золотой запас знаю.
– Ну вот, часть его, якобы, у нас зарыта.
– А цель? Почему именно в Пихтовой?
– Не знаю. Вернуться, может, рассчитывали... – Нетесов прервал диалог и молчал до тех пор, пока не заглушил мотор у ворот своего дома:
– Все об этом кладе знают все, и вразумительно – никто ничего. Но вот когда такое, как нынче, приключится, бум кладоискательства вспыхивает. Помню, у бабки одной, на Первом кабинете живет, обвалился погреб, кирпичная кладка старинная обнажилась– туда кладокопатели ринулись. Демидовский рель, вертикально вкопанный и сверху распиленный, нашли в тайге, к золоту ведущий условный знак углядели... Да много чего было. – Нетесов слез с сиденья и пошел во двор.
Хотели только загрузить в мотоцикл рюкзаки и ехать, однако Полина, жена Нетесова, настояла, чтобы перекусили на дорогу.
– А вообще клады у вас находили? – возобновил за завтраком прерванный разговор Зимин.
– Давно. Еще в Гражданскую. Но это кладом как назвать. У Орефьевой заимки отряд чоновцев разбил банду, при ней было несколько пудов золота и серебра.
– Из колчаковского запаса?
– Незнаю. Может быть.
– Далеко Орефьева заимка?
– Километров двадцать.
– Съездим туда.
– Зачем? Бой там был в двадцатом или двадцать первом году. Давно следов никаких не осталось.
– Просто побывать интересно.
– Там, куда мы едем, тоже интересно. Каменные древние идолы сохранились. Кстати, и там был бой. Главаря банды Игнатия Пушилина, первый в Пихтовом богач был, убили. Поехали, – Нетесов встал.
Выехать на рыбалку в этот день, однако, было не суждено. У дома затормозил горотделовский "уазик", и сержант Коломников доложил начальнику розыска, что прибыл за ним: в Малой Серьговке и в Китате ночью подчистую ограбили магазины. В Китате сторож попытался было оказать сопротивление, сейчас в тяжелом состоянии, до сих пор в себя не пришел...
– Вот и тебе и рыбалка, и идолы, – сказал Нетесов другу, глянув на валяющиеся посреди двора рюкзаки.
Опять Зимин, как и ранним утром, попросил взять с собой, но на сей раз получил отказ твердый,
– Слушай, Женя, – обратился Нетесов к сержанту, – у тебя дежурство скоро кончается?
– Да все вроде бы... Сдать осталось.
– Не в службу, свози Андрея Андреевича на Орефьеву заимку. Он историк. Интересуется.
– Это где золото нашли?
– Да.
– Так там что смотреть теперь?
– Ну просят тебя. Я обещал сам, но видишь, как складывается.
– Нет, я пожалуйста, – смутился сержант. – Для вас я... Сейчас Сергея Ильича отвезу и вернусь, – сказал Зимину.
– На моем мотоцикле поезжайте. – Нетесов с полминуты поговорил с женой, потом быстро зашагал к машине.
– Ждите. Я скоро, – бросил на ходу Зимину, заспешивший к "уазику" сержант.
Он действительно долго ждать себя не заставил. Появился, едва успел Зимин рассказать в подробностях Полине историю "нападения" на охранника железнодорожных складов.
Быстро выехали из города, покатили по узенькому проселку среди многоцветья высоких трав, среди мелколесья, обдуваемые теплым августовским ветром.
– Хайская лесная дача, – указал Коломников рукой на стену хвойного леса впереди.
Они сделали петлю, прежде чем приблизились к еловому лесу. В сторонке от него мелькнула среди осота подернутая рябью вода пересыхающего Орефьева озера.
Сержант заглушил мотоцикл, повел Зимина к лесу. Чуть не доходя, сказал:
– Вот здесь заимка был... Я ж говорил, ничего нет.
– М-да. – Зимин не мог скрыть разочарования. Они стояли по пояс в траве.
– Лучше б вам с дедом Мусатовым повстречаться.
– Кто это? – спросил Зимин.
– Единственный живой участник боя, который здесь был. В Пихтовом, по крайней мере, единственный, – поправился сержант.
– А возраст? Сколько лет ему? – спросил Зимин.
– Да в памяти он, хоть и за восемьдесят, – сказал Коломников.– Как Аркадий Гайдар, прибавил себе годы, пошел воевать.
– Конечно, хорошо бы увидеться, – сказал Зимин.
– Тогда к Мусатову?
– Да.
Ветеран Гражданской войны, бывший чоновец и продразверстовец Егор Калистратович Мусатов жил в самом центре Пихтового в однокомнатной благоустроенной квартирке-панельке.
Среднего роста, голубоглазый и горбоносый, со щеточкой седых усов он открыл дверь гостям, впустил. К вещам хозяин жилища был равнодушен. Диван, телевизор, трехстворчатый шифоньер, стол да несколько стульев – вся обстановка.
– Вот, дед Егор, – сказал Коломников, – привел к тебе человека. Из самой Москвы приехал. Интересуется историей Гражданской войны в Сибири, соучастниками.
Зимин назвался.
– А-а, ну садись,– хрипловатым громким голосом предложил Мусатов.
На экране включенного телевизора мелькали кадры хроники времен коллективизации. Мусатов углушил звук.
– Хорошо, что не забыли, – сказал, – но рассказывать-то что? Про меня уж все написано.
