Высказанное мнение является идеалистическим, в особенности если учесть, что Манштейну уже было известно решение премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, президента США Франклина Рузвельта и объединенной группы начальников штабов союзников, принятое ими по инициативе американской стороны на конференции, проходившей с 14 по 24 января 1943 года в городе Касабланка, в соответствии с которым Великобританией и США был провозглашен принцип безоговорочной капитуляции Германии и ее союзников, отныне представляющей единственное основание вступать с этими странами в переговоры[171].
Это требование, выдвинутое по настоянию Рузвельта, породило в Германии идеологическую концепцию так называемой «тотальной войны до победы или смерти» (официально объявлена Гитлером на съезде Национал-социалистической (социалистской) рабочей партии Германии в сентябре 1943 года), что заставило немецкий народ приложить максимальные военные усилия, придало боевым действиям еще более ожесточенный характер и, по некоторым оценкам, затянуло войну по крайней мере на два года[172]. По мнению представителей английской военной и политической элиты, которое приводит английский фельдмаршал Бернард Монтгомери (Bernard Law Montgomery)[173], заявление о безоговорочной капитуляции Германии ужесточило войну, сделало неизбежной борьбу до конца, захлопнуло дверь перед возможными предложениями условий с любой стороны или переговорами, придало немцам и японцам мужество отчаяния, укрепило позиции Гитлера как «единственной надежды» Германии, способствовало успеху Геббельсовской пропаганды, сделало неизбежной высадку в Нормандии со всеми вытекающими из этого потерями, дало возможность Сталину оккупировать Восточную Европу, затруднило послевоенное восстановление Германии и Японии, ничем не способствовало упрочению моральных позиций союзников по антигитлеровской коалиции.
Требование безоговорочной капитуляции наглядно продемонстрировало планы правящих кругов США по достижению мировой гегемонии путем политического и экономического поражения Германии и Японии и максимального ослабления других геополитических конкурентов: 1) Великобритании, которая в ходе длительной войны до капитуляции противников стала должником США и впоследствии вынуждена была отказаться от своей колониальной политики (разногласия между Англией и США по поводу колоний начались уже на конференции в Касабланке); 2) СССР, лидер которого Иосиф Сталин в погоне за политическим контролем над странами Европы, в условиях соревнования с западными союзниками, возложил на русских основную тяжесть людских потерь в ходе боевых действий против Вермахта. Причем интересно, что инициатива президента Рузвельта по поводу безоговорочной капитуляции совпала по времени с попытками германского политического руководства установить контакты с советской стороной через посольства обеих стран в Швеции, чтобы найти пути заключения сепаратного мирного договора между Германией и СССР. Принятие советской стороной предложения США о безоговорочной капитуляции Германии перед всеми союзниками должно было заблокировать такие попытки.
Известный английский военный теоретик и историк Б. Лиддел-Гарт (Лиддел Харт, Basiel Liddel Hart) указывает, что хотя военные специалисты (в частности, фельдмаршал Ганс Клюге) предлагали Гитлеру отвести немецкие войска с невыгодных рубежей, на которых они закончили зимнюю кампанию 1942 – 1943 гг., на рубеж Днепра, но Гитлер полагал, что лучшим средством обороны является наступление[174]. Согласно воспоминаниям Манштейна[175], в июле Гитлер заявил, что необходимость проведения операции «Цитадель» диктуется неизбежными вредными последствиями от дальнейшего выжидания русского наступления, которое может последовать зимой или одновременно с англо-американским десантом в Европе. Потери СССР Гитлер оценивал по информации американской прессы в 12 – 14 млн. военнообязанных и считал, что новая кровопролитная битва приведет советскую армию к вынужденному бездействию.
По поводу людских ресурсов СССР и потерь среди военнообязанного советского населения можно высказать следующее мнение, основанное на сведениях российских военных историков[176].
На основе имеющихся статистических данных с использованием демографического метода установлено, что в конце первого полугодия 1941 года численность населения СССР составляла приблизительно 196,7 млн. человек (для сравнения, накануне Второй мировой войны население Германии вместе с Австрией, Богемией и Моравией составляло около 80 – 85 млн. человек[177]).
К началу 1943 года немецкие войска удерживали в своих руках приблизительно 2 млн. кв. км советской территории, на которой до войны проживало около 88 млн. человек. В ходе эвакуации и призыва в Красную Армию из этой части СССР убыло примерно 15 млн. человек, а не менее 73 млн. или 37% всего довоенного населения осталось в оккупации. Почти 5,3 млн. человек из числа оставшихся в оккупации были угнаны на принудительные работы в Европу; 8,5 млн. умерли по естественным причинам; более 7,4 млн. оказались уничтожены в соответствии с немецким оккупационным планом под кодовым наименованием «Ост» (нем. «Ost», по-видимому, большей частью погибли из-за нахождения в зоне военных действий, в результате бомбежек, артиллерийско-минометных обстрелов, неразминированных минных полей. – П. Б.). Следовательно, людские ресурсы, которыми располагали оккупированные территории после их освобождения или реоккупации советскими войсками, ограничивались приблизительно 50 млн. человек. Учитывая, что максимальная квота мобилизационных ресурсов обычно составляет примерно 16% общей численности населения (за годы войны в СССР было призвано 17,6% населения, но около 0,4% уже составляли женщины, доля которых среди личного состава Красной Армии в 1943 году достигала 8%), из этих 50 млн. потенциально возможно было призвать в армию приблизительно 8 млн. человек. Однако, поскольку доля военнообязанных среди мужского населения на оккупированных территориях сильно уменьшилась после призыва в Красную Армию в 1941 году, вывоза трудоспособных людей в Европу и уничтожения мужчин, оказавшихся в составе различных групп сопротивления и «партизанских» отрядов, постольку реальная величина призывного контингента была значительно ниже. Вместе с тем этот контингент все равно включал миллионы мужчин, которые могли пополнить ряды Красной Армии.
Так, например, весной 1943 года (в ходе подготовки к обороне Курского выступа) общая потребность войск Воронежского фронта в личном составе была только на 31% удовлетворена за счет маршевых пополнений, тогда как 27% пополнения составили лица, мобилизованные на освобожденной территории[178].
Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский в своих мемуарах указывает, что осенью 1943 года после значительных потерь части поредели, и значительный приток людей давал призыв в армию граждан на освобожденной от немцев (реоккупированной. – П. Б.) территории Украины (только в 13-ю армию Центрального фронта, которым командовал Рокоссовский, было направлено 30 тыс. украинских «призывников»)[179].
По воспоминаниям другого участника войны[180], в ноябре 1943 года, после освобождения Киевского района, офицеры советских частей получили приказ приступить к мобилизации военнообязанного контингента из числа местных жителей, «отсиживавшихся» по домам с лета 1941 года, которых призывали в своей одежде и с лопатами (по словам командующего 13-й армии Центрального фронта генерала Николая Пухова[181], отличить новобранцев можно было по крестьянским зипунам, в которых они участвовали в первых боях), причем в одном пехотном полку ими за два дня было укомплектовано два батальона. Именно таким образом 38-я армия 1-го Украинского фронта в период с 1 по 15 декабря 1943 года получила пополнение из числа мобилизованного местного населения, общим количеством около 18 тыс. человек в возрасте от 18 до 45 лет[182]. По информации П. Кареля[183], за три недели в августе-сентябре 1943 года в войска советского Южного фронта было мобилизовано около 80 тыс. человек, проживавших на территории только что «освобожденных» районов на северном побережье Азовского моря. Соответственно, только из числившихся пропавшими без вести на бывшей оккупированной территории в Красную Армию было вторично призвано почти 940 тыс. человек[184].
Аналогичная ситуация складывалась при отступлении германских войск и в сфере использования материальных ресурсов оккупированных территорий.
Так, при отступлении немецкие войска не успевали вывезти или уничтожить местные продовольственные запасы, поэтому осенью 1943 года Государственный Комитет Обороны снял с централизованного снабжения продовольствием и фуражом группу южных фронтов, войска которых заняли Левобережную Украину и изъяли у местного населения для передачи в государственные запасы свыше 384 тыс. тонн зерна (в том числе из-за этого изменилась и структура потребления централизованно доставляемых советским войскам материальных средств в сравнении с русской царской армией в период Первой мировой войны – доля потребляемого продовольствия и фуража снизилась с 63,5% до 19,4% общего количества перевозимых грузов, что позволило увеличить поставки боеприпасов с 3,6% до 29,2%, хотя в общий объем перевозок дополнительно вошло горючее – 28%)[185]. В итоге, если общий расход продовольствия и фуража на довольствие Красной Армии за годы войны составил около 40 млн. тонн, то свыше 20 млн. тонн из этого объема поступило за счет местных ресурсов[186].
