Десять лет ввозил Буше кубинский и доминиканский табак в Петербург и здесь готовил из него курево на радость жителям с берегов Невы. Крепкий и душистый табак Буше пришелся по вкусу не только курильщикам — мужчинам, но, как отмечали современники, и дамам высшего света, «просившим курить в своем присутствии». Неизвестно, правда, что сталось с «российской нации молодыми людьми». Выучился ли кто из них на мастера табачного дела — неясно.
У Буше появилось немало последователей. К 1790-м годам, как пишет один из первых историков Петербурга И. Г. Георги, в городе было «несколько небольших мануфактур для нюхательного и курительного табаку; сверх того 26 русских и 6 немецких табашных прядильщиков».
В конце XVIII века иностранцы Линденлауб и Гишар на собственные средства построили в Петербурге еще две табачные фабрики. И все же многие петербуржцы настолько привыкли курить заграничный табак, что неохотно воспринимали продукцию местного производства. Должно было пройти еще какое-то время, должны были появиться свои, доморощенные фабриканты, чтобы привередливые курильщики обнаружили патриотизм в отношении табака.
В 1812 году в Петербурге было уже шесть табачных фабрик, работавших на привозном сырье (всего в России — около десяти). Сырье в Россию доставлялось морем, через Петербургский порт, поэтому Петербург становился главным потребителем табачных изделий. Этим объясняется то, что именно в нашем городе появлялись первые табачные фабрики.
М. И. Пыляев писал об одной из них: «В двадцатых годах (XIX века. — И. Б.) в Петербурге была фабрика табаку Смекаева, на вывеске которой виднелось следующее: за круглым столом сидел с одной стороны господин с стаканом в руке, с другой — стояла дама; она подавала господину трубку и старалась отнять от него стакан; внизу находилось следующее четверостишие:
Оставь вино, кури табак,
Ты трубочкой разгонишь всю кручину;
Клянусь, что раскуражишь так,
Как будто выпил на полтину!»
После войны с наполеоновской Францией отечественное табачное производство получило сильный импульс Стали появляться новые табачные фабрики, а стремительно увеличивавшийся спрос вынуждал табачников расширять ассортимент.
Первым, кто предпринял удачную попытку заставить петербуржцев забыть о дорогом гамбургском «вакштафе», был купец Шиль, открывший табачную фабрику примерно около 1815 года, на углу Большой Морской улицы и Вознесенского проспекта. Но наибольшего успеха на табачном поприще добился другой фабрикант, о котором расскажем более подробно в отдельной главе — В. Г. Жуков. Он того заслуживает, ибо занимает особое место в истории табачного дела — и не только в Петербурге.
После Жукова отличный курительный табак, по утверждению современников, стал делать И. И. Лапотников, но о нем мы ничего не знаем.
В 1816 году в Питере было 24 табачных фабрики, а к 1820 году их стало 35. За эти годы значительно увеличились поставки сырья из Крыма; до 1820 года Крым получал весь табак из Турции, но затем удалось наладить дело так, что крымские плантации стали удовлетворять не только потребностям края, но и снабжать табаком соседние губернии, а вслед за тем и обе столицы.
Еще до того, как прославился Жуков, в 1826 году, на Гончарной улице открыл фабрику санкт-петербургский 1-й гильдии купец Климентий Петрович Соколов (1801–1863). Но и о нем мы ничего сказать не можем.
Около пятнадцати лет производил папиросы в желтых бумажных пакетиках уже упоминавшийся Морнэ. Его изобретение пришлось по вкусу столичной молодежи, в особенности офицерству; те едва не целыми полками и эскадронами переходили в стан почитателей папирос, напрочь забыв о трубках, которые стали теперь уделом старых вояк. Морнэ составил себе огромный капитал — около двух миллионов рублей. А в 1848 году — за два года до смерти Морнэ — в Петербурге открылся магазин папирос и табака фабриканта Христофора Спиглазова. Этому молодому офицеру суждено было затмить славу своего предшественника. «Фабрика» Спиглазова помещалась в той же квартире, которую с 1841 года и до своей смерти в 1844 году занимал И. А. Крылов (небольшой двухэтажный дом почетного гражданина Никиты Степановича Блинова, № 8 по 1-й линии Васильевского острова). Здесь Спиглазов, изучив до тонкости все компоненты, входившие в состав смеси Морнэ, превращающей русский табак в американский «Мэриленд», и, найдя поддержку среди своих сослуживцев, развернул производство собственной продукции, покупать которую ринулась лучшая часть мужского населения столицы.
О Спиглазове еще могу сказать, что у него была дочь, София Христофоровна, купчиха 3-й гильдии, «вдова поручика». Очевидно, к ней по наследству перешла фабрика отца, однако отношения с табачным производством у нее не сложились. В обширнейшем архиве петербургского 1-й гильдии купца и по совместительству немецкого археолога Генриха Шлимана, хранящемся в Афинах, мне удалось найти письмо Е. П. Лыжиной, жены Шлимана, в котором она сообщает следующее (сентябрь 1859 года): «Sophie Spiglasoff объявляют несостоятельной, и один из ее должников, некто Федоров, хочет ее садить в тюрьму… Sophie, у которой так много силы воли… лучше хочет идти в тюрьму, чтобы там окончить все хлопоты, которые у нее были с этой фабрикой и которых она избежит, если дела эти будут продолжаться; бедную женщину совсем замучили, и ей нет покоя ни днем, ни ночью… Sophie непременно запрут, но ужасно то, что они это все так тянут».
В другом письме, от 24 октября, Екатерина Петровна сообщала мужу: «Дела Спиглазовой все еще не кончены, и Бог знает, чем они кончатся. Печальный финал некогда успешного предприятия…» Но были другие примеры, когда женщины блестяще справлялись с делами куда более крупных табачных предприятий, — например, фабрика Е. Н. Шапошниковой, о которой отдельный рассказ.
А пока обратимся к не столь крупным фабрикантам, которые, тем не менее, оставили след в истории табачного дела в Петербурге, но прежде заметим, что в 1839 году в Петербурге державших «домашние заведения» табачных мастеров насчитывалось 94, а к 1857 году, когда эти заведения были упразднены, их число перевалило за 130.
В 1836 году в Петербурге было уже 122 табачные фабрики. Немногие из них, разумеется, оказались в поле зрения современников — попробуй, уследи за всеми (совсем другое дело в Ленинграде, где с послевоенных годов до 1980-х их было всего две). В 1840-х годах «Северная пчела» нахваливала «деятельного и старательного фабриканта Блинова» (в доме П. Ф. Меняева, за Аничковым мостом, на Невском пр., 93; с 1858 года поменялась нумерация, и дом получил № 90–92; кстати, в этом доме одно время жил редактор «Северной пчелы» Ф. В. Булгарин). Продукция Блинова не уступала произведениям его гамбургских и бременских коллег, «а иные сорта даже выше немецких и притом гораздо дешевле».
В том же доме Меняева находилась в 1843 году сигарная фабрика Бернарда. Предваряя рассказ о ней, более похожий на рекламу, фельетонист «Северной пчелы» писал: «Петербург, вообще говоря, не может похвалиться этим изделием (т. е. сигарами. — И. Б.). У нас многие начинали делать хорошие сигары, но иногда, лишь только фабрика распространилась, качество сигар понижалось от нерадения в их выделке. Иной фабрикант набирал деревенских мальчиков, почти детей, заставлял их скручивать сигарки и отпускал во внутренность России свежими, между тем как достоинства сигары состоят: первое, в качестве табака, второе, в свертывании сигарки и третье, в ее старости. Чем долее лежит сигарка, тем она лучше, и, напротив, как бы ни был хорош табак, но, если сигара свежа, она никуда не годится. Чтобы узнать, хороша ли сигара, сожмите ее между пальцами, и если она имеет упругость, то знак, что вылежалась. Хорошая сигара должна курить ровно, давать белую золу и докуриваться до конца. Настоящие любители не употребляют мундштуков для курения сигары, а курят из простых тросточек, хоть из русского тростника, или курят сигару au naturel, как она есть. Прежде думали, что сигара хороша, когда на ней есть пятна, но эти пятна легко сделать, побрызгав известковою водою. В Европе лучшие сигарки выделываются на небольших фабриках, где работников мало, следовательно, можно за ними присмотреть, и где сам хозяин — мастер своего дела; таких фабрик немного».
И вот, наконец, финал, вот ради чего столь длинное предисловие: «Случайно узнали мы одну из таких фабрик, на Невском проспекте, за Аничковым мостом, в доме П. Ф. Меняева, № 93. Хозяин этой фабрики, г-н Бернард (содержатель магазина разных товаров), знаток ремесла, и выделывает превосходные сигары из лучшего табаку, которые гораздо дешевле привозных. Это находка в Петербурге, где хорошие сигары чрезвычайно дороги. Решительно, вылежавшиеся сигары г. Бернарда ни в чем не уступают лучшим гамбургским; гаванские же сигары так дороги, что к ним нет и приступа людям небогатым!»
