Был ли он Гречином, т. е. греком, по прозвищу или по происхождению? Ответить на этот вопрос позволяет найденная на его усадьбе в 1977 г. еще одна берестяная грамота- № 552, в которой по-гречески, с соблюдением правил греческого письма написано: «Меркурию святому воину». Это, по-видимому, еще один заказ, записанный художником, который, таким образом, был греком, на родном языке. Меркурий был покровителем Смоленска, как София - покровительница Новгорода. Поэтому можно предполагать, что эта грамота относится к 1210 г., когда в Новгород из Смоленска был приглашен знаменитый князь Мстислав Мстиславович Удалой.
Берестяные грамоты, как кажется, позволяют сказать кое-что и о семье Олисея Гречина. В грамоте № 548, обгоревшей с одного края и найденной в слоях 80-х или 90-х годов XII в., речь идет о каком-то сложном конфликте. По Новгороду распространились слухи о том, что некие Моислав и Микита, которым адресована эта грамота, захватили и спрятали товар какого-то Олексы. Автор письма советует им вернуть товар и восстановить свою репутацию. Один из адресатов письма – Моислав известен летописцу, который под 1194 г. рассказал, что новгородцы ходили в неудачный поход на Югорскую землю в Приуралье, потерпели поражение, а на обратном пути казнили Моислава Поповича, несправедливо заподозрив его в измене. Как видим, Моислав был поповичем, но ведь письмо найдено на усадьбе Олисея Гречина, который был попом. Другое важное обстоятельство: когда спустя полтораста лет, в 1365 г. рядом с бывшей усадьбой Олисея Гречина была выстроена каменная церковь Троицы, летописец сообщил, что она сооружена «югорцами», т. е. новгородцами, имеющими дела с югрой, с управлением Югорской землей. Если Моислав действительно был сыном Олисея Гречина, то мы видим, как уже следующее после Олисея поколение превращается из греков в русских людей. Это, между прочим, касается и судеб византийского искусства на Руси. Историки живописи давно уже заметили, что приезжавшие в Русь византийские художники - «греки» очень быстро впитывали местные влияния и становились выразителями новгородских, суздальских или московских традиций, обогащая их собственным опытом.
Открытие художественных мастерских при археологических раскопках возможно и в дальнейшем. На Ильинском раскопе еще в 1964 г. в слое середины XII в. была обнаружена деревянная заготовка для маленькой иконки, подобная тем, что позднее найдены на Черницыной улице. На двух ее сторонах, обрамленных высоким бортиком, нет изображений. Их не успели сделать. А может быть, они и были сделаны, но полностью разрушились во влажной почве. Вместо изображений каждая сторона расчерчена на четыре четверти, и в каждой четверти помещены надписи. На одной стороне в верхнем углу написано: «Иесуса ту написить», в верхнем правом: «Богородицу», в нижнем левом: «Онуфрия ту написи», в нижнем правом: «Феодора Тирона». На другой стороне также четыре надписи. В левом верхнем углу: «Михаила», в верхнем правом: «Евана», в нижнем левом: «Климента», в нижнем правом: «Макария». По-видимому, заказчик назвал святых, изображения которых он хотел бы видеть на маленькой походной иконке.
Берестяная почта столетий
Мы познакомились с некоторыми берестяными письмами, найденными в Новгороде, и с теми возможностями, которые они дают для изучения средневековой истории, для понимания не только бытовой обстановки прошлого, но и самих процессов развития новгородского общества. Главная ценность этих документов в том, что они максимально расширяют границы нашего познания прошлого, будучи источниками универсальными. Наполненные заботами одного дня, их тексты отражают все разнообразие Кремлевская стена с башнями этих забот, а сумма уже найденных берестяных rpамот способна дать представление о взаимосвязи людей, живших в одно время, и о связи поколений.
Если каждый берестяной документ можно соединить с небольшим осколком зеркала, навсегда запечатлевшим крохотную, случайно отразившуюся и нем частицу давно исчезнувшего мира, то, собрав их вместе, объединив с известными ранее письменным источниками и открываемыми каждый год археологическими комплексами, мы уже сегодня можем меч тать о том, что придет время, когда разбитое зеркало будет собрано так, что в нем будет виден весь средневековый Новгород, в живых подробностях и деталях.
Можно позавидовать будущим историкам, которые сведения об истории Новгорода, его экономике, политике, культуре будут черпать не из сотен, a тысяч берестяных документов, получив возможности ставить и решать такие проблемы, которые сейчас мы не способны далее предугадать.
Чтение любого вновь найденного берестяного листа – это всегда соприкосновение с чудом. Прошли столетия, в которых жили, работали, мечтали, радовались, мучились и умирали люди, имена и мысли которых угасли вместе с ними. Их помнили дети, смутно припоминали внуки, а уже во времена правнуков память о них стиралась, казалось бы, бесследно, и никто на земле не знал и не мог знать о человеке, когда-то прожившем свою, подчас нелегкую, жизнь. И вот спустя века из небытия воскрешены чти люди, становятся известными их имена, звучит речь, повествуя нам о наполнявших их заботами быстротекущего дня, и мы вступаем в непосредственный контакт с ними, становясь их новыми адресатами.
Из глубины веков, из глубины пластов каждое лето идут к нам письма наших предков. Берестяная почта столетий бесперебойно работает уже более четверти века, принося людям XX столетия корреспонденцию, невостребованную со времен средневековья.
Эта мысль порой теряет характер иносказания. Летом 1959 г. при раскопках на Неревском конце в слое рубежа XIV-XV вв. были найдены вложенные одна в другую берестяные грамоты № 363 и 364, г написанные одним почерком, но адресованные разным людям. Их автор Семен одно письмо написал Сидору, а другое – своей невестке. «А грамота к тебе с моим детиною», - пишет он Сидору. Поскольку письма так и не разошлись по адресатам, а вместе попали в землю, нужно полагать, что «детина» потерял их, так и не выполнив поручения Семена. И именно мы, археологи, оказались первыми получателями и читателями некогда написанных Семеном грамот.
Не менее любопытной была случайная находка 1974 г. Работница строительного управления П. Филатова, копая яму для столба новой ограды Водопроводной станции на берегу Волхова на Торговой стороне, обнаружила толстый свиток исписанной бересты и принесла его археологам. Когда свиток был опущен в горячую воду, вымыт и развернут, оказалось, что в нем заключены три берестяных листа, в том числе и самая большая грамота, когда-либо найденная к сегодняшнему дню. Она имела полметра в длину, двадцать сантиметров в ширину и была сплошь исписана огромным пятнадцатистрочным текстом. Вместе с другим листом - поменьше - эта грамота (№ 519 и 520) - составляла черновик завещания некоего Моисея, жившего в городе Порхове в начале XV в. и владевшего землями по реке Шел они и ее притокам. Многие из сел, упомянутых в ней, существуют и сегодня. Черновик завещания был свернут в третий полуметровый лист бересты (грамота № 521), на котором Моисей сделал несколько заметок, в том числе набросок любовного письма, список своих должников и запись о том, как он был ограблен при посещении своих владений.
Любое завещание, чтобы получить официальную силу, должно быть написано на пергамене и снабжено печатью архиепископского наместника. Можно догадываться, что Моисей привез в Новгород свой черновик, чтобы заняться его оформлением, и потерял его вместе с тем листом, в который он был упакован. Наверное, он потом составил новый черновик и утвердил его, но документ, написанный им в Порхове и привезенный в Новгород, первыми читали спустя пять с половиной веков археологи, а не владычный дьяк, на. свидание с которым ехал Моисей.
Как видим, берестяные грамоты иногда обнаруживаются не при раскопках, а во время строительных работ. Таких документов в Новгороде найдено свыше двадцати. Единственная пока в Витебске берестяная грамота также была найдена строителями при рытье котлована. Сейчас в нашей стране принят закон, согласно которому в древних городах на участках, важных для исторического исследования, до начала строительства должны работать археологи. И в Новгороде впредь котлованы будущих зданий будут вскрываться не ковшом экскаватора, а лопатой археологов.
И тем не менее не всегда в городе, развивающемся, растущем, строящемся, где одновременно ведутся многочисленные работы не только по сооружению домов, но и по прокладке и ремонту подземных сетей- водопровода, канализации, телефона, газовых труб, – будет возможным закладывать раскопы во всех местах таких работ. Два десятка берестяных грамот, найденных в Новгороде не в процессе раскопок, обнаружены главным образом школьниками, желавшими оказать помощь науке об их родном городе. Разумеется, берестяная грамота, найденная при случайных обстоятельствах, теряет важное для историка качество-.она оторвана от комплекса окружавших ее вещей, она потеряла связь с той усадьбой, на которой некогда была получена. Но в ней сохраняется ее текст, который сам по себе может служить историческим источником.
