Разрабатывая план наступления, генерал Мерецков рассчитывал, что финны ожидают первых крупномасшабных действий его сил у так называемых «ворот в Виипури», между озерами Каук и Муола, где местность и сеть дорог позволяют использовать большое количество войск и техники. Это являлось его истинной целью, но сначала он планировал нанести удар дальше к востоку, с тем чтобы вытеснить резервы финнов из западной части Карельского перешейка. Когда Тайпале окажется в его руках, он начнет наступление на Виипури.
В Тайпале, неподалеку от границы, озеро делает изгиб в южном направлении, вокруг куска суши, представляющего собой прекрасный плацдарм, на котором линия финской обороны проходила вдоль северной части выступа. Здесь, на восточной оконечности линии Маннергейма, окопы и траншеи были ненамного больше дренажных канав, отрытых местными фермерами для отвода болотной воды со своих полей. Во многих местах траншеи были такими узкими, что в них было невозможно разойтись двум солдатам. Именно в районе Тайпале между 6 и 11 декабря финны совершили один из самых заметных подвигов по защите своей земли во время Зимней войны.
Ниило Кеньякка, командир взвода 21-й дивизии, прибыл со своими людьми на смену обороняющимся, находившимся на позициях последние несколько дней.
Позже он вспоминал: «Сообщая своим людям, какие позиции им занимать, я отдал приказ: «Это ваше место, ребята, перед вами враг, и ваша задача - не пустить его сюда». Я не мог не думать о длинных, путаных приказах, которым нас обучали, и о том, как быстро суровая действительность научила нас отдавать короткие и четкие приказы. Мои ребята не задавали вопросов, они просто заняли свои позиции. Кто-то встал на одно колено, другие стояли во весь рост перед бруствером траншеи и почти с детской покорностью вглядывались в темноту, где находился враг. Солдаты постарше, покидая позиции, шепотом советовали молодым: «Будьте готовы к крещению огнем, потому что врагу известно, что вы еще зеленые, и он из кожи вон будет лезть, чтобы прорваться, так что вам лучше удержать эти позиции. В противном случае нас вызовут назад для контратаки».
Как и предвидел Маннергейм, русские по льду и открытой местности пошли на приступ крупными силами, упрямо отказываясь изменить свою тактику вопреки плохой погоде, особенностям ландшафта и убийственному перекрестному огню. Потери наступающей дивизии оказались столь значительными, что ее пришлось отвести и бросить в бой свежие силы. Вторая дивизия начала наступление 15 декабря, но была отброшена, потеряв 18 из 50 имеющихся у нее танков. На следующий день после восьмичасовой артиллерийской подготовки и четырех часов бомбардировок русским удалось прорвать оборону финнов в двух местах, но к ночи противник был отброшен, а линия обороны восстановлена. На следующий день финны провели массированный артиллерийский обстрел, остудивший наступательный пыл русских и вынудивший их отступить. 17 декабря они бросили в бой третью по счету дивизию, которой, как и двум остальным, не удалось добиться мало-мальски заметных успехов.
Пока в Тайпале шли ожесточенные бои, Маннергейм следил за концентрацией сил противника в районе «ворот в Виипури». Здесь значительно активизировала свои действия воздушная разведка и было проведено несколько атак, в которых русские потеряли большое количество танков. (За две недели только в западной части Карельского перешейка было уничтожено 108 танков.)
Утром 17 декабря был открыт интенсивный артиллерийский огонь на участке между деревней Сумма и железной дорогой. В 10.00 началась первая атака на позиции финнов к востоку от Суммы и непосредственно на саму деревню. Как обычно, наступлению противника предшествовала пятичасовая артиллерийская подготовка, атака проходила при поддержке 200 самолетов и большого количества танков.
Финны рассчитывали принять на себя удар двух дивизий и трех танковых бригад на пяти различных участках. Вскоре стало очевидным, что русские бросили в бой дополнительно еще четыре пехотные дивизии и две танковые бригады (120 тысяч человек) на двух участках в районе деревни Сумма и озера Муола. В тяжелом сражении, ценой потери 25 танков, русским удалось незначительно продвинуться, но К вечеру линия обороны финнов была полностью восстановлена.
Происходящие события явно указывали на отсутствие творческих начал у командования Красной армии; оно вело войну по учебникам и, похоже, не собиралось отступать от правил, даже если того требовала обстановка. Полки русских группировались один за другим; танковые подразделения получали приказы с указанием конкретного дня их участия в боях. По завершении выполнения полком и танковой бригадой своих задач их отводили отдыхать и зализывать раны. На смену силам, не добившимся успехов в прорыве обороны, вводились новые. Когда каждый полк и танковая бригада выполняли свою работу, их участие в наступлении прекращалось.
Мужественнее остальных, по всей видимости, были экипажи танков, чьи 30-тонные машины группами от 20 до 50 штук со следовавшими за ними сомкнутыми цепями пехоты бесстрашно приближались к главной линии обороны финнов. Они врезались в заграждения из камня и проваливались в противотанковые рвы; зачастую экипажам приходилось взрывать камень или вести по нему огонь из пушек. К 19 декабря примерно 50 танкам удалось прорваться сквозь оборону финнов к деревне Сумма и, как надеялись танкисты, проложить проходы для пехоты, которая, как оказалось, отступила. Было уничтожено большое количество танков, а уцелевшие стали медленно отходить к своим позициям, оставив на поле сражения по меньшей мере половину своих товарищей.
20 декабря бой продолжался с утра до вечера, и все атаки русских были отбиты. Длившееся пять дней сражение закончилось, русские войска отошли, исчезнув из поля зрения, а 5-я дивизия финнов получила возможность с радостью доложить, что оборона выдержала натиск и все участки, где противнику удавалось прорваться, теперь надежно прикрыты. Позади и перед линией обороны финнов стояли 48 подбитых танков, 22 из которых были тяжелыми. Тысячи замерзших тел лежали на снегу, кое-где друг на друге, гдето радами, подобно повалившимся костяшкам домино. Снегопад вскоре скрыл эти ужасающие скульптуры и останки человеческих тел, а финские солдаты стали собирать винтовки, гранаты и патроны павших русских. Они находили письма и дневники, которые передавали в штаб; вскоре стало ясно, что солдаты Красной армии, несмотря на количественное превосходство и лучшее воружение, испытывали серьезные проблемы:
«Мы совершаем марш уже в течение двух дней, не получая пищи, которую полевые кухни не готовят. Стоят страшные холода, у нас много больных и обмороженных. Нашим командирам трудно объяснить нам наше пребывание здесь и определить пути продвижения по этой странной земле… Мы черны от грязи, как трубочисты, и изнемогаем от усталости. У солдат полно вшей. Здоровье ни к черту. У многих воспаление легких. Нам обещают, что война закончится к дню рождения Сталина, к 21 декабря, но кто этому поверит?»
Когда новость о поражении в Карелии дошла до штаба в Ленинграде, она вызвала единодушное удивление. Мало кто из высших военачальников помнил предостережения маршала артиллерии Воронова о возможных трудностях в Финляндии. И даже Воронов ошибся в своей оценке финского автомата «суоми».
Воронов писал: «Только непосредственно после вторжения мы вспомнили, что в начале 30-х годов приобрели несколько автоматов «суоми», которые исследовались комиссией специалистов по стрелковому вооружению. Комиссия пришла к заключению, что это оружие годится для сил охраны порядка, но не подходит для боевых действий. Теперь, столкнувшись с повсеместным использованием этих автоматов финской армией, мы горько пожалели о своем просчете».
Даже больше, чем об оружии, русские военачальники сожалели о недооценке финского солдата. Вице-адмирал И. И. Азаров впоследствии вспоминал: «Решимость финских солдат и их боевые навыки мы считали аномалией. Открыто говорить об этом феномене считалось неприличным. Презрение к противнику не позволяло командному составу и политработникам, особенно тем, кто не принимал участия в боевых действиях, пересмотреть укоренившиеся в наших кругах представления о быстрой победе и подготовить себя и своих подчиненных к войне более тяжелой и суровой, чем ожидалось на учениях и маневрах».
Никита Хрущев писал в своих мемуарах: «Сталин был страшно зол на военных и на Ворошилова[28] - что, по-моему, справедливо. Однажды Сталин вскочил от ярости и начал ругать Ворошилова. Ворошилов тоже кипел от злости. Покраснев, он вскочил и бросил в лицо Сталину обвинение: «Ты сам во всем виноват! Ведь это ты уничтожил наших лучших генералов!» Сталин осадил его, и Ворошилов, схватив тарелку с куском жареного поросенка, с силой ударил ею по столу»[29].