Представляется важным, что Давид, перенося Ковчег в Иерусалим, чтобы придать своей столице статус религиозного центра, не построил для него грандиозного храма, который бы ассоциировался с его величием. Ковчег был скромным предметом религиозной мебели, где первоначально хранился оригинал завета. Он был по-своему дорог израильтянам, напоминая им об их низком происхождении и символизируя древнюю ортодоксальность и чистоту их теократического вероучения. Библия приводит следующие оправдания невозможности для Давида построить специальный храм для Ковчега, которые он дает задним числом: этого не позволил бы Бог, поскольку Давид был воином с руками в крови; кроме того, он, дескать, был слишком занят своими войнами. Первое оправдание явно фальшиво, так как война и израильская религия всегда были тесно связаны. У священников были специальные военные сигналы, которые они должны были подавать своими трубами; сам же Ковчег могли выносить (и иногда выносили) на поле боя в качестве боевого символа; войны Давида, как считалось, благословлялись свыше. Второе оправдание более реалистично, хотя Давид правил в Иерусалиме тридцать три года, многие из которых были мирными, и уж если захотел бы, то вполне мог обеспечить для такой стройки приоритет в рамках своей обширной строительной программы. Скорее всего, он просто не желал изменить природу и баланс в рамках израильской религии и чувствовал, что именно это мог сделать центральный царский собор.
Когда-то в старину Ковчег был ощутимым центром израильской веры, символом теократической демократии. Осев в Ханаане, израильтяне возносили хвалу и приносили жертвы Богу на «высоких местах» – открытых алтарях на холмах и горах; или в более обустроенных святилищах, где возводились крытые постройки или храмы. Мы знаем с дюжину таких святилищ: Шилом, Дан, Вефиль, Гилгал, Миспа, Вифлеем, Хеврон и пять более мелких. Они расположены вдоль срединной линии страны в направлении с севера на юг. Они обеспечивали элемент децентрализации израильского культа, а также неразрывную связь его с прошлым, поскольку со всеми этими святилищами-храмами у тех, кто там молился, были связаны важные для них ассоциации. Видимо, Давид, сколь бы он ни был озабочен проблемой достаточной централизации общины, чтобы гарантировать ее надежную защиту, не желал еще больше выхолащивать ее демократизм. Отсюда его нежелание подражать другим царственным деспотам того времени и превращать Израиль в царственный храм-государство. Отсюда и его предсмертный наказ преемнику, ученому Соломону, следовать законам Моисея во всей их чистоте: «И храни завет Господа, Бога твоего, ходя путями Его и соблюдая уставы Его и постановления Его, как написано в законе Моисеевом». Это, добавил он, единственный способ сохранить трон – гарантировать, чтобы закон в своей полноте и строгости уравновешивал требования нового государства. Последующие поколения почувствовали всю глубину религиозного импульса Давида, который освятил его государственную деятельность. Это, по-видимому, главная причина того, что они чтили его память и мечтали о возврате его правления; и не случайно ему посвящено больше места в Ветхом Завете, чем любому другому суверену.
Преемник Давида, Соломон, был человеком совершенно другого типа. Если Давид был страстным, стремительным, волевым, грешным, но кающимся, сознающим грех, чистым в сердце и богобоязненным, то Соломон был личностью сугубо светской, человеком своего мира и века до глубины сердца (если только у него было сердце). Псалмы, которые в Библии посвящены Давиду, духовны по тону и содержанию, они близки по духу религии Яхве. С другой стороны, библейские тексты, связанные с Соломоном, мудрые высказывания и чувственная поэзия «Песни Соломона», хотя по-своему и прекрасны, намного ближе к другим ближневосточным сочинениям той эпохи; в них отсутствуют израильско-еврейская трансцендентальная философия и чувство присутствия Бога.
Как ближневосточный монарх Соломон обладал выдающимися качествами. Но его репутация мудреца основывалась на готовности быть безжалостным. Хотя его объявили преемником еще при жизни отца, свой приход к личной власти он ознаменовал тем, что сменил режим и его направленность, устранив всех министров своего отца, причем некоторых – уничтожив. Он также радикально изменил военную политику. Описывая бунт Авессалома против Давида, Вторая Книга Самуила отмечает разницу между прежними племенными рекрутами, или «людьми Израиля», которые поддерживали сына, и наемниками, или «рабами Давида», которые, естественно, поддерживали царя. Те же самые «рабы» обеспечили приход к власти Соломона и помогли ему разделаться с оппозицией в самом начале его правления. Давид, создавая наемную армию, использовал, тем не менее, «людей Иуды», то есть племенных рекрутов с юга, в качестве основы своего главного войска. Однако племенные рекруты с севера, или «люди Израиля», оставались нейтральными или враждебными по отношению к трону, и Соломон решил их распустить.
Взамен этого он ввел своего рода барщину, или принудительный труд, в ханаанских районах и на севере царства – но не в Иудее. Как форма национальной службы трудовая повинность считалась менее почетной, чем воинская, и более трудной; а потому от нее старались уклониться. Соломон в больших масштабах использовал ее в своей строительной программе. Основываясь на государственных источниках, Первая Книга Царей сообщает, что в каменоломнях работали 80 000 человек под присмотром и руководством 3300 офицеров, 70 000 человек занимались доставкой камня на стройки и еще 30 000 человек поочередно партиями по 10 000 валили в Ливане лес на балки. В строительную программу входили работы, продолжавшие в расширенном масштабе деятельность Давида по превращению Иерусалима в национальный религиозно-государственный центр. Кроме того, в нее входило строительство трех укрепленных городов в различных частях страны: «Вот распоряжение о подати (принудительных работах), которую наложил царь Соломон, чтобы построить храм Господень и дом свой, и Милло, и стену Иерусалимскую, Гацор, и Мегиддо, и Газер». Последние три города, важные стратегически, были практически полностью построены Соломоном, причем на тяжелых работах использовались израильтяне, а на квалифицированных – зарубежные каменщики. Раскопки подтверждают, во-первых, что уровень их строительного мастерства был выше того, которым располагали израильтяне; во-вторых, они показывают, что назначение этих городов было прежде всего военное – они должны были служить базами для новой армии Соломона, оснащенной колесницами. Такой мощной ударной силы у Давида никогда не было. В распоряжении Соломона было около 1500 колесниц и 4000 лошадей. В наиболее важном стратегически Мегиддо, контролировавшем долину Армагеддона, как ее позднее стали называть, он построил сильный укрепленный район с мощными воротами и зданиями для размещения 150 колесниц и 400 лошадей. Аналогичные сооружения были воздвигнуты в Гацоре, ранее заброшенном, и полученном им в приданое Гезере, контролировавшем путь в Египет. Само существование этих кварталов-замков, возвышавшихся над обычными городскими постройками, было вызовом израильской теократической демократии. Эта система военных баз была необходима Соломону, чтобы защищать торговые пути и страну в целом от внешней угрозы. Но ясно, что их вполне можно было использовать и для поддержания внутреннего порядка, тем более что у племен колесниц не было.
Для осуществления своих амбициозных программ Соломону требовалась не только рабочая сила, но и деньги. С этой целью он обложил племена данью. Давид вел дело к налогообложению, проводя перепись населения. Его жестоко критиковали за эту деятельность, как противоречащую религии, и Давид признал свой грех. Этот эпизод характерен для его неуверенности и непоследовательности в вопросах укрепления государства в ущерб вере. Соломону такие колебания были чужды. На основе данных переписи он разделил страну на 12 податных районов и ввел новые налоги, чтобы обеспечить финансирование своей программы сооружения крепостей и баз снабжения. Но ресурсов собственно царства было недостаточно. И тогда Соломон по-новому распорядился результатами завоеваний Давида. Он ушел из Дамаска, оборона которого обходилась слишком дорого, и уступил другие северо-западные территории тирскому царю Хараму в обмен на квалифицированную рабочую силу и поставки. Кроме того, он расширил коммерческую деятельность, привлекая широко так называемых царских купцов и поощряя отечественных и зарубежных торговцев пользоваться его торговыми путями, что позволяло ему собирать с них налоги.
В это время экономика Ближнего Востока полным ходом входила в Железный век, свидетельством чему были первые стальные лемехи для плугов, и мир становился богаче. И Соломон делал все, чтобы свою долю от этого процветания получил царский дом. Он расширял торговлю, беря себе в жены дочерей окрестных монархов, руководствуясь лозунгом: «торговля следует за невестой». Он «породнился с фараоном, царем египетским», женившись на его дочери, – так он приобрел Гезер. Библия рассказывает и о других его матримониальных союзах, говоря, что он «полюбил… многих чужестранных женщин, кроме дочери фараоновой, моавитянок, аммонитянок, идумеянок, сидонянок, хеттеянок». Его дипломатия и торговля были неразделимы. Визит к нему царицы Савской из Южной Аравии был связан с торговлей, поскольку Соломон держал под контролем аравийскую торговлю, в особенности миром, ладаном и специями. Иосиф рассказывает, что Соломон устраивал состязания с другим монархом-торговцем, с царем Хирамом из Тира, когда они задавали друг другу загадки. Такие состязания были обычной формой дипломатического обмена в начале Железного века. На кон могли ставиться крупные денежные суммы и даже города; это было составной частью бартерного обмена. Соломон и Хирам совместно эксплуатировали флот торговых судов, плававших между ЕционГавером на юге и Офиром, как тогда называли Восточную Африку. Предметом торговли обоих царей были редкие животные и птицы, сандал и слоновая кость. Кроме этого, Соломон торговал оружием. В Киликии он покупал лошадей и продавал их в Египет, получая в обмен колесницы, которые затем перепродавал своим северным соседям. Фактически он был поставщиком вооружения для значительной части Ближнего Востока. Вблизи Ецион-Гавера американский археолог Нельсон Глюк обнаружил на острове Хирбет-эль-Халейфа построенную при Соломоне медеплавильню, раздувать примитивные печи которой помогали постоянно дующие здесь ветры. Здесь производилась выплавка не только меди, но и железа, причем не только в виде полуфабриката, но и в виде готовых изделий.