Тогдашние и нынешние критики Тильзита забывали самое главное: все эти уступки России по существу были лишь дипломатическим оформлением того, что фактически Франция завоевала оружием: французские армии уже оккупировали всю Германию и заняли Далмацию, отрезав Ионические острова от материка. Отказ признать эти свершившиеся факты был бы чреват для России новой войной, практически без союзников: Пруссия и Австрия были разбиты, Швеция занимала колеблющуюся позицию, Турция объявила России войну. Оставалась Англия, мало чем способная помочь России при военных действиях на суше.
Для наполеоновской дипломатии значение Тильзитских соглашений состояло не в признании Россией французского господства в Западной Европе – это было уже свершившимся фактом. Главное заключалось в том, чтобы на базе Тильзита заставить Россию воевать в союзе с Францией против Англии. Ради этого Наполеон пошел на частичное сохранение Пруссии, отказался от претензий на территорию России и даже передал ей Белостокскую область. Однако убедить Россию принять на себя четкие обязательства по борьбе с Англией Наполеон не сумел. Правда, судя по тексту Тильзитских соглашений, Александру I не удалось отклонить или перенести на будущее обсуждение вопроса об участии России в борьбе против Англии на стороне Франции. Статья 1-я союзного договора обязывала Россию «действовать сообща как на суше, так и на море» против всякой европейской державы, которая будет находиться в войне с Францией. Более того, Россия брала на себя очень тяжелое обязательство присоединиться к континентальной блокаде, что неминуемо влекло полный разрыв англо-русских торговых и экономических отношений.
В этом состояла главная уступка царя Наполеону, и если бы Россия действительно стала совместно с Францией бороться против Англии, Наполеон мог бы праздновать победу. Но этого не случилось. Всячески декларируя на словах свою верность союзу с Наполеоном, царь и не думал следовать в кильватере политики Франции.
Нагляднее всего об этом свидетельствует его секретное письмо матери накануне второй встречи с Наполеоном в сентябре 1808 г. в Эрфурте.
Мария Федоровна, разумеется, была в числе яростных противников союза с Францией. Уже после заключения Тильзитских соглашений она пыталась убедить сына отказаться от них, объявив Франции новую войну. Александр I не только не послушался матери, но через год снова отправился на встречу с Наполеоном. И тогда Мария Федоровна написала сыну резкое письмо, в котором говорилось: Тильзит не принес мира Европе. Более того, Наполеон откровенно и сознательно обманул царя: Россия принуждена была объявить войну Англии, затем Швеции, ничего не получила на Балканах. В Эрфурте Наполеон потребует новых жертв. Тильзит и так принес стране всеобщее недовольство, упадок торговли, расстройство финансов. Царем недовольны все слои общества. А он хочет укрепить союз с Наполеоном.
Мария Федоровна пыталась ударить по самолюбию сына: Тильзит и так повредил его репутации, Эрфурт же «кладет на нее неизгладимое пятно, за которое когда-нибудь даже грядущие поколения будут упрекать вас, каково бы ни было ваше дальнейшее царствование». Мать взывала к совести сына, грозила, что от него «отвернется» русский народ. Его и так считают орудием Наполеона. Ослепленный лестью императора Франции, Александр не видит, что идет к пропасти. «Во всем мире, – восклицала Мария Федоровна, – лишь вы один можете верить, что подобным путем (союзом с Францией. – В. С.) предотвратите бедствия и возродите благополучие и мир… Вы ошибаетесь и даже преступным образом…»
Письмо матери сыну, в котором она обвиняет его в предательстве! Это было серьезно. И Александр I ответил не менее откровенным письмом. В условиях военного преимущества Франции, писал царь, интересы России требуют «хороших отношений» с «этим страшным колоссом, с этим врагом». «Какими другими средствами могла располагать Россия для того, чтобы сохранить свой союз с Францией, как не готовностью примкнуть на время к ее интересам и тем доказать ей, что она может относиться без недоверия к ее намерениям и планам». Союз с Наполеоном – лишь изменение способов борьбы против него. Он нужен России для того, чтобы «иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы… А для этого мы должны работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не отказываться открыто против того, к кому мы питаем недоверие».
Вместе с тем такая тактика не означает, что Россия в ближайшее время снова начнет войну против Франции и вернется к пагубным «химерам» 1805–1807 гг. Они стоили России слишком дорого. Сейчас она должна укрепить связи со своими бывшими союзниками, прежде всего с Австрией.
Лучшая тактика – тактика выжидания. Пусть в империи Наполеона растут внутренние трудности; Россия тем временем будет вооружаться. В заключение письма Александр I писал: «Если провидение предрешило падение этой колоссальной империи, я сомневаюсь, чтобы оно могло произойти внезапно; но если бы даже оно было и так, то более благоразумно выждать, чтобы она рухнула, а затем уже принять свое решение».
И все это писалось год спустя после Тильзита, когда, казалось, союз двух императоров был в зените и ничто как будто бы не омрачало их «трогательного» альянса.
Вряд ли Александр I додумался до этого в одиночку. Но он был достаточно гибок, чтобы прибегнуть к услугам более дальновидных деятелей, фактически и ставших творцами тильзитской политики России. Многое из того, что писал царь своей матери, прямо или косвенно совпадало с мыслями Куракина, Румянцева и Сперанского. И не случайно все трое заняли крупные государственные и дипломатические посты после Тильзита: Румянцев стал министром иностранных дел (канцлером), Сперанский – председателем Государственного совета, а Куракин – послом в Париже, что, впрочем, не помешало Александру I при новом изменении международной обстановки и угрозе войны 1812 г. начисто откреститься и от этих советников (подобно тому, как в 1806–1807 гг. от «молодых друзей»), а Сперанского в марте 1812 г. даже отправить в ссылку.
* * *
О взглядах Куракина и Румянцева уже говорилось. Очень близкую к ним позицию занимал Сперанский. В начале своей головокружительной карьеры Сперанский, этот крупный дворянский реформатор, был личным секретарем Куракина, который заметил толкового молодого человека и рекомендовал его министру внутренних дел Кочубею. В министерстве Кочубея Сперанский проработал с 1802 по 1806 г. По роду службы Сперанскому приходилось встречаться с Александром I. Царь обратил внимание на способного чиновника. Поскольку Сперанский имел репутацию сторонника франко-русского примирения и не раз одобрял буржуазные реформы во Франции (в частности, кодекс Наполеона, который он лично перевел на русский язык), после Тильзита Александр приблизил его к себе, сделав начальником своей личной канцелярии.
Свои мысли о союзе с Францией Сперанский изложил в очень интересной и малоизвестной записке «О вероятностях войны с Францией после Тильзитского мира». Хотя она и написана незадолго до войны с Францией (декабрь 1811 г.), Сперанский изложил здесь свои взгляды на русско-французские отношения, которых он придерживался в 1806–1807 гг. Сперанский писал: «Вероятность новой войны между Россией и Францией возникла почти вместе с Тильзитским миром. Самый мир заключал в себе почти все элементы войны. Ни России с точностью его сохранить, ни Франции верить его сохранению невозможно». Поэтому «Тильзитский мир для Франции всегда был мир вооруженный».
Сперанский хорошо понимал неизбежность нового, решающего столкновения России и Франции: «Тильзитский мир по существу своему есть мир невозможный не потому, чтоб Россия не могла выдержать торговых его последствий, но потому, что она не может никогда представить Франции достаточного ручательства в точном его сохранении. Следовательно, удаляя войну, должно, однако же, непрестанно к ней готовиться. Должно готовиться не умножением войск, которое всегда опасно, но расширением арсеналов, запасов, денег, крепостей и воинских образований».
Несомненно, что все эти соображения в той или иной мере высказывались во время тильзитских переговоров. В частности, Куракин писал Марии Федоровне после окончания редактирования совместно с Талейраном статей союзного договора: «Не умею выразить, как я чувствую себя счастливым, сообщая вам следующее известие: опыт и события последних лет возвратили государя к той системе и принципам, которые я по своему убеждению признаю за наиболее сообразные с его интересами…»
Куракин не только подтвердил свои взгляды на метод разрешения франко-русских разногласий, которые он высказывал задолго до Тильзита. Судя по редакции статей Тильзитских соглашений, он попытался осуществить их на практике, начав новый, дипломатический этап борьбы против Франции уже в июне – июле 1807 г.
