Командовал им сын дожа, Джованни Микеле, а за души венецианцев отвечал Энрико, епископ Кастелло и сын бывшего дожа Доменико Контарини.[55] Флотилия продвигалась по Адриатике, заходя в далматские города и принимая на борт людей и военное снаряжение. Согласно одному свидетельству, император Алексей просил их не участвовать в походе и возвращаться домой. Алексея ужасали размеры армий крестоносцев. Когда он впервые обратился к папе, то ожидал, что на помощь ему придут отдельные рыцари или небольшие отряды опытных наемников, которые будут ему всецело подчиняться, но уж никак не прожорливые и недисциплинированные орды, религиозные фанатики и обыкновенные авантюристы. Они прошли через его владения как саранча, и уничтожили хрупкий мир между христианами и неверными, неустойчивое равновесие, от которого зависело выживание его империи. Они даже не ограничивались атаками на сарацин. В ту зиму флот Пизы осадил имперский порт Латакии, в то время как Боэмунд, успевший основать княжество в Антиохии, одновременно атаковал его с суши. Учитывая долгую историю дружбы Венеции и Византии и привилегированное положение венецианцев в империи, Алексей вряд ли ожидал от них подобного поведения. Сейчас он был разочарован крестовым походом. Если это называлось христианским союзом, то он бы предпочел действовать сам. Император яростно защищался в Латакии, и пизанские пираты вынуждены были отойти к Родосу.
Так впервые в своей истории венецианцы и пизанцы встретились лицом к лицу. Последние, несмотря на недавнее поражение, настроены были воинственно. Венецианцы, наблюдавшие подъем могущества Пизы с недовольством, возраставшим год от года, не намерены были делиться с наглыми выскочками своими прибылями. Последовавшая затем битва была долгой и очень кровавой. Венецианцы добились своего: захватили двадцать пизанских кораблей и 4000 пленных (почти всех вскоре освободили). Им удалось вытеснить побежденного соперника из Восточного Средиземноморья. Как и все сражения такого рода, победа вскоре была забыта. Венеция выиграла первый раунд против своего торгового соперника, а вся борьба шла на протяжении долгих столетий.[56]
Существует множество свидетельств о настроениях венецианцев, отправляющихся в крестовый поход. Прошло шесть месяцев, с тех пор как флот вышел в море, а республика все еще не нанесла ни единого удара во имя спасения христианства. Да что там, флот даже не приблизился к Святой земле. Как и всегда, на первое место Венеция ставила собственную выгоду, и даже когда зима сменилась весной, ее интересы требовали промедлить еще несколько недель. Незадолго до отправления епископ Энрико посетил церковь отца — Сан Николо ди Лидо — и молился там. Он просил, чтобы Бог помог ему привезти в Венецию мощи святого покровителя из Мир. Миры, епархия святого Николая и место его погребения, находится в континентальной Ликии, почти напротив Родоса. Город был сильно разрушен сельджуками, но большая церковь все еще стояла над могилой святого. Венецианцы высадились, ворвались в церковь и скоро обнаружили три гроба из кипариса. В первых двух находились останки святого Теодора и дяди святого Николая, третий, принадлежавший самому святому, оказался пустым. Они допросили церковных служителей, даже пытали их, стремясь выяснить, где святыня. Несчастные могли лишь сказать, что мощей у них больше нет, несколько лет назад они были вывезены купцами из Бари. Но епископ не мог в это поверить. Упав на колени, он громко молился, просил, чтобы ему открылось место погребения святого. И только собрались они покинуть здание, как в отдаленном углу церкви появилось свечение, и они увидели еще одну могилу. В ней — как рассказывает легенда — лежало неповрежденное тело святого Николая. Он сжимал в руке пальмовую ветвь, свежую и зеленую, которую принес с собой из Иерусалима. Все три тела были торжественно перенесены на корабли. Венецианцы завершили свою миссию и отправились наконец-то в Палестину.
После захвата Иерусалима в 1099 году крестоносцы избрали своим королем Готфрида Бульонского (Годфруа Буйонского), герцога Нижней Лотарингии. Отказавшись надеть корону в городе, где Христос носил терновый венец, Готфрид принял титул «освободителя Гроба Господнего» и в этом звании в середине июня 1100 года получил сообщение о том, что к Яффе подошел большой венецианский флот. Бой ни в коем случае не был окончен, большую часть страны занимали сарацины, а морские силы герцога были слабы. Он поспешил к побережью поприветствовать венецианцев, но, когда приблизился к Яффе, почувствовал себя не лучшим образом. По пути остановился в Кейсарии и принял участие в пире, данном в его честь вассалом, сарацинским эмиром. Поползли слухи об отравлении. На самом деле он, скорее всего, заразился тифом. Готфрид едва был способен принять венецианских предводителей, а потому ему пришлось вернуться в Иерусалим. Для переговоров он оставил вместо себя кузена, графа Уорнера Грея.
Условия венецианцев бескорыстием не отличались. За свою помощь они попросили права на свободную торговлю во всем франкском государстве, церковь и рынок в каждом христианском городе и в дополнение каждый третий город из тех, что в будущем они помогут захватить. И, наконец, они потребовали город Триполи. И даже если все это будет им предоставлено, на Святой земле они останутся только на два месяца, до 15 августа.
Это была жесткая, типично венецианская сделка, а быстрота, с которой франки ее приняли, показывает, как сильно они нуждались в морской поддержке. Союзники договорились, что первой целью будет Акра, за ней последует Хайфа. К несчастью для крестоносцев, сильный северный ветер задержал корабли у Яффы, и, пока они там пережидали шторм, пришла весть, что Готфрид скончался. Возникла проблема: предводители франков хотели присутствовать в Иерусалиме во время выборов и передела завоеванных земель. С другой стороны, оставалось меньше месяца до отплытия венецианцев. Нельзя было отказываться от флота, за помощь которого заплатили такой дорогой ценой. В последующих переговорах стороны пришли к компромиссу: нападение на Акру будет отложено, первой целью станет Хайфа: она и ближе, и не так сильно укреплена.
Хотя Хайфу защищал маленький египетский гарнизон, население, в основном иудейское, оказало сильное сопротивление. Они помнили, что случилось менее года назад с их братьями в Иерусалиме, поэтому делали все, чтобы спасти город. Однако против венецианских баллист и осадных машин предпринять ничего не могли, и 25 июля — через неделю после смерти Годфрида — вынуждены были сдаться. Их страхи полностью оправдались: не многим удалось спастись. Большинство иудеев и мусульман были убиты на месте.
Вряд ли сами венецианцы принимали в побоище активное участие. Кровожадностью они не отличались. Это были купцы, а не убийцы. Франки, напротив, замечены были в подобного рода резне не только в Иерусалиме, но и в Галилее. Факт остается фактом: это был военный альянс, и, поскольку Микеле, Контарини и их последователи присутствовали при этом, невозможно снимать с венецианцев ответственность за преступление. Сознавали ли они это сами, сказать не можем. В отрывочных венецианских хрониках нет упоминания о каких-либо зверствах. Не сказано и о том, получили ли они обещанные награды, хотя, возможно, они согласились повременить с этим до выборов нового короля. Вскоре после падения Хайфы они отправились домой, захватив с собой, кроме трофеев и товаров из Святой земли, святые мощи из Мир. Свое возвращение венецианцы приурочили ко дню святого Николая. Их приветствовали дож, духовенство и народ. Мощи святого торжественно перенесли в церковь Доменико Контарини на Лидо.
Не прозвучала ли в этой церемонии фальшивая нота? Наверняка прозвучала, потому что служители в Мирах сказали правду. За тринадцать лет до венецианцев в Миры приехала группа купцов из Апулии. Они и похитили мощи святого Николая. Перевезли их в Бари, где немедленно началась работа над базиликой, названной в его честь. Теперь это — одна из лучших церквей Италии, построенных в романском стиле. Поскольку склеп этой церкви в 1089 году был освящен самим папой Урбаном, а за годы строительства базилику, должно быть, видели бесчисленные венецианские моряки — на их глазах она становилась все выше и выше, — то вряд ли возможно, что дож и его советники не знали о притязаниях Бари. Насколько мы знаем, они не пытались опровергнуть заявления соперников. Мы можем лишь заключить, что все было основано на самообмане, и венецианцы, обычно такие здравомыслящие, способны были убедить себя в том, что черное — это белое. Пусть речь идет о чести и славе, но нельзя же пренебречь финансовой выгодой, получаемой от паломников. Потому они и заявляли, что настоящие мощи святого Николая лежат в его могиле на Лидо. Прошло несколько столетий, прежде чем это утверждение было опровергнуто.
