Традиционная крестьянская культура служила главной опорой русского государственного строя — монархии. Это понимали даже враги Самодержавия. Как справедливо отмечала масонка А. Тыркова-Вильямс, к началу XX века Самодержавие опиралось не столько на дворян, сколько на крестьян, которые были органично с ним связаны. В этой связи с мужицкой стихией была сила и цельность Самодержавия и всей России. Крестьян сближали с Царем Православие и интуитивное государственное чутье. Весной 1917 года курский крестьянин, с которым эта масонка случайно разговорилась в поезде, строго сказал ей: «Какая была держава, а вы что с ней сделали?» Мужик понимал, какая Россия была великая держава, а интеллигенты не понимали. К государству они подходили не жизненно, книжно. Религию не только марксисты, но и либералы считали пережитком вредных суеверий, опиумом для народа. Тыркова-Вильямс вынуждена признать, что не они, либерал-масоны, были близки к народному мировоззрению, а так называемые черносотенцы. Их с народом объединяли бытовые традиции, Православие и Самодержавие. А интеллигенция от Церкви отшатнулась, исподтишка ее высмеивала, опорочивала.61
Рабочие. — Навык к коллективным формам труда. — Русская артель. — Забастовочное движение. — Самое передовое в мире рабочее законодательство.
Русские рабочие в значительной своей части были плоть от плоти крестьянами. Многие из них, числясь крестьянами по паспорту и выполнив летом сельскохозяйственные работы, шли зимой на заработки на фабрики. Еще в конце XIX века на некоторых фабриках Московской губернии до 80% рабочих летом уходили на полевые работы. Число отхожих рабочих постоянно росло, составив в 90-е годы около 7 млн. человек. Во многих русских губерниях, особенно на Урале, рабочие нередко жили в собственных домах, имели покосы и огороды, держали коров, мелкий скот, домашнюю птицу. Полукрестьяне, полурабочие несли в себе все черты крестьянской культуры труда — трудолюбие, старательность, добросовестность и, главное, склонность к общинным и артельным формам труда. Русская рабочая артель являлась одним из устоев народной жизни. Она была добровольным товариществом совершенно равноправных работников, призванных на основе взаимопомощи и взаимовыручки решать практически любые хозяйственные и производственные задачи. Объединение людей в артель не только не ограничивало дух самостоятельности и предприимчивости каждого артельщика, а, напротив, поощряло его. Мало того, артель удивительным образом позволяла сочетать склонность русского человека к самостоятельному и даже обособленному труду с коллективными усилиями. Подчеркивая самостоятельность и равноправие членов артели, старинная пословица гласила: «Артели думой не владати. Сто голов — сто умов».
Равноправием артели резко отличались от капиталистических предприятий; попытки эксплуатации одних членов артели другими, как правило, жестко пресекались (в этом плане артель была антикапиталистической организацией). Причем равноправность не нарушалась предоставлением каждому из членов распорядительной функции, так как каждый из членов мог быть назначен товарищами на ее выполнение. В некоторых артелях распорядительная функция выполнялась поочередно каждым из артельщиков. Равноправие, конечно, не означало уравниловки — распределение дохода осуществлялось по труду.
Еще в конце XIX века артельные формы труда широко применялись на русских заводах и фабриках. Артели, работавшие на русских заводах, выбирали из своего состава старост, старшин и других выборных, а также нередко писарей — для ведения общих дел. По обычаю заводские артели могли решать вопрос наказания своих членов. Виновные в лености, нерадении, небрежности, недобросовестности, пьянстве наказывались своими же товарищами весьма сурово. По словесному приговору артели за перечисленные выше вины ее член даже мог быть наказан розгами, а часть причитающейся ему платы удерживалась в пользу артели.
Каким же образом устраивались артельные формы организации труда? Приведем пример Кушвинского завода на Урале, где артельные формы организации труда существовали в кирпичном, листокатальном и ударно-трубочном цехах. Ежегодно артели заключали договор, которым определялись отношения как членов артели между собой, так и самой артели к администрации завода. Члены артели получали все необходимые материалы от администрации завода по установленным ценам, производили по своему усмотрению (но под наблюдением заводского мастера) оговоренные объемы работ, а за них получали плату через выборных доверенных. Заработок делился между членами артели соразмерно количеству и качеству их труда.
Древний навык к артельным формам рабочего труда служил предпосылкой к передаче предприятия в руки рабочего самоуправления: коллективам предприятий, объединенных в рабочую артель. По мнению Д.И. Менделеева, побывавшего в конце XIX века на уральских металлургических заводах, многие из них могли бы быть переданы артельно-кооперативному хозяйству.
В 1908 году артель из 100 человек взяла в аренду на 25 лет Дедюхинский солеваренный завод. «Завод был сдан в жалком полуразрушенном виде, так что оказался необходимым крупный ремонт. После энергичных строительных работ летом 1909 года была пущена в ход первая варница, затем вторая и третья, и в течение первого же года своей деятельности артельный завод выпустил около полумиллиона пудов соли высокого качества».62
Попытки рабочих взять заводы в аренду и работать там на артельных началах неоднократно отмечались и перед самой революцией (но наталкивались на сопротивление начальства). В 1905 году 400 семей рабочих обратились к правительству с просьбой передать им в аренду Нижне-Исетский железоделательный завод возле Екатеринбурга, который государство хотело закрыть из-за его убыточности. Рабочие заявили, что если завод будет сдан им в аренду, то они образуют товарищескую артель, по уставу, утвержденному правительством, и займутся производством железа, механических и кузнечных изделий. Однако министерские чиновники не поддержали это предложение рабочих.
Начальство, часто воспитанное на западноевропейских понятиях, в большинстве случаев стремилось не к поддержке рабочих артелей, а к насаждению чуждых для русского человека индивидуалистских форм труда, видя в этом проявление прогресса. Бывший крестьянин или крестьянский сын делался придатком машины, фабричным винтиком. Неудовлетворенность таким трудом вызывала у рабочего чувство протеста и нередко толкала его на саботаж, пьянство, прогулы, забастовки, протесты против национального невежества начальства.
Воспитанный артелью, русский рабочий имел навык к коллективному протесту. Чем больше насаждались чуждые русскому рабочему западноевропейские формы организации труда, тем сильнее развивалось забастовочное движение. Если в 90-е годы количество забастовок насчитывало сотни, то в начале XX века — тысячи. Еще больше росло число бастовавших рабочих — с десятков тысяч в конце XIX века до 1,5 млн. в 1914 году.
В развитии забастовочного движения русские рабочие показали свою большую организованность перед западноевропейскими, у которых дух коллективизма и трудовой демократии был развит гораздо слабее. Если численность рабочих в России была меньше, чем в Западной Европе и США, то забастовочная активность (число забастовок на одного рабочего в год) в 5 раз выше активности немецких рабочих и в 3 раза выше американских.63
Накал забастовочной борьбы был сильнее всего на крупных предприятиях, в очень редких случаях он носил политический характер, а чаще всего причиной забастовок служило западноевропейское самодурство и национальное невежество начальников и предпринимателей, пытавшихся за счет рабочих решать свои экономические проблемы, урезая заработки и обкрадывая рабочих непосильными штрафами.
Царь Николай II, как и его отец, уделял огромное внимание рабочему вопросу. Под его наблюдением было создано самое передовое для того времени рабочее законодательство.
Важнейшим мероприятием, значительно содействующим улучшению положения рабочих, явились правила по регламентации условий фабрично-заводского труда и учреждение с этой целью фабричной инспекции. Закон о найме рабочих на фабрики подчинил внутренний распорядок работы на фабриках надзору фабричных инспекторов, детский труд был запрещен, а несовершеннолетние и женщины не могли быть нанимаемы на фабричную работу между 9-ю часами вечера и 5-ю часами утра.
На фабриках, имеющих более 100 рабочих, вводилась бесплатная медицинская помощь, охватывающая 70% общего числа фабричных рабочих (1898 год).64
Закон 2 июня 1897 года впервые вводил нормирование рабочего дня. По этому закону для рабочих, занятых днем, рабочее время не должно было превышать одиннадцати с половиной часов в сутки, а в субботу и предпраздничные дни — 10 часов. «Для рабочих, занятых, хотя бы отчасти, в ночное время, рабочее время не должно превышать десяти часов в сутки». Чуть позднее в промышленности России законодательно устанавливается десятичасовой рабочий день. Для той эпохи это был революционный шаг. Для сравнения скажем, что в Германии вопрос об этом только поднимался.
