Николай I был аристократом и авторитаристом. Для него папа — представитель Бога на Земле, и на этом разговор заканчивался. Императоры могли пользоваться привилегиями, покровительствуя церкви и защищая ее, но они не имели права вмешиваться в ее дела. Власть папы была абсолютной. Синоды собирались только для того, чтобы выполнять его распоряжения, епископам, архиепископам и даже патриархам приходилось проявлять лояльность и подчиняться папе. Когда епископ Равенны попытался высокоумничать, его просто вызвали в Рим, отлучили от церкви и предали анафеме. Гинкмар, архиепископ Реймсский и один из самых могущественных иерархов империи, сместил викарного епископа, а затем попытался воспрепятствовать его апелляции в Рим, Николай же немедленно вернул епископу его сан, а когда Гинкмар стал протестовать, то пригрозил, что запретит ему совершать богослужения. Папа показал свой характер: когда синод франкских епископов разрешил развод королю Лотарю II Лотарингскому и тот хотел жениться на своей любовнице, папа просто отменил их решение и повелел Лотарю вернуться к его супруге, когда же Лотарь вторично оставил ее, он был отлучен от церкви. Архиепископы Кельна и Трира приехали в Рим для переговоров с папой по этому делу, Николай отлучил и их как защитников двоеженства. На сей раз казалось, что он зашел слишком далеко: брат Лотаря, император Людовик II выступил походом на Рим с явным намерением преподать ему урок. Однако папа счел это блефом и не двинулся с места. Рассерженному Людовику пришлось уйти восвояси.
Едва ли нужно говорить, что концепция папской власти, которой придерживался Николай, распространялась и на восточную церковь. В это время патриархом Константинопольским был евнух по имени Игнатий, зашоренный фанатик, нелюбимый паствой, которая была полна решимости избавиться от него. Ее предводителем был Фотий, образованнейший человек своего времени, способный заткнуть за пояс Игнатия, ум которого был слишком ограниченным, дабы разработать хотя бы самую элементарную богословскую доктрину. Весьма преуспев в травле патриарха, Фотий зашел так далеко, что предложил на обсуждение выдуманную им еретическую теорию, в соответствии с которой человек обладает двумя различными душами — одна из них подвержена заблуждениям, другая — нет. Блистательная репутация Фотия-интеллектуала была такова, что это всерьез восприняли многие (в том числе и патриарх Игнатий), кому следовало бы быть более осмотрительными; и после того как его доктрина произвела желаемый эффект и глупость патриарха стала для всех очевидной, с легкостью отказался от нее. Возможно, это единственный имевший место в истории богословия случай удачного розыгрыша, и за одно это Фотий заслуживает нашей благодарности[65].
На праздник Богоявления в 858 году Игнатий неблагоразумно отказал в причастии дяде императора, который бросил собственную жену ради своей снохи. Потребовалось совсем немного времени, чтобы составить подходящие обвинения, однако только к концу года патриарх был арестован и изгнан. Как и следовало ожидать, его преемником стал Фотий. В светском обществе он имел скромное положение, однако трудности были быстро преодолены: в течение недели он прошел пострижение, посвящение в духовный сан, рукоположение и интронизацию. Затем Фотий написал папе Николаю в Рим, официально уведомляя его о своем назначении. Хотя его послание представляло собой образец тонкой дипломатии, в котором не было ни одного дурного слова о предшественнике, вместе с ним в Рим отправилось другое, якобы от самого императора, в котором об Игнатии говорилось, что он пренебрегал своей паствой и что его лишили сана должным образом и в соответствии с каноническими правилами. В истинности этих утверждений у папы зародились обоснованные подозрения. Николай принял посланцев со всеми положенными церемониями в церкви Санта-Мария-Маджоре, однако дал понять, что не собирается признавать Фотия патриархом без дополнительного расследования. Поэтому он предложил созвать собор для выяснения обстоятельств дела, который должен состояться в Константинополе в следующем году и куда папа отправит двух своих представителей, а те представят лично ему отчет.
Эти двое представителей, Захарий из Ананьи и Родоальд из Порто, достигли Константинополя в апреле 861 года. С самого момента прибытия они стали подвергаться сильнейшему давлению со стороны Фотия — они оказались вовлечены в водоворот бесконечных церемоний, собраний, пиршеств и приемов, во время которых патриарх постоянно сидел рядом с ними, поражая их эрудицией и очаровывая их обаянием. Еще задолго до начала работы собора, первое заседание которого должно было состояться в храме Святых Апостолов, Фотий решил, что они не будут ему мешать. Что же касается Игнатия, то им не позволили ни разу взглянуть на него до тех пор, пока тот не вошел в церковь, чтобы дать показания. А затем ему пришлось выслушивать утверждения семидесяти двух свидетелей о незаконности его избрания, которому он был-де обязан скорее благосклонностью к нему императрицы, нежели выборами, проведенными в соответствии с каноническими правилами. В конце четвертого заседания низложение Игнатия было закреплено официальным документом — под ним среди подписей стояли и подписи Захария и Родоальда.
Когда оба прелата возвратились в Рим, папа, вне всякого сомнения, выразил им свое неудовольствие. Их задача, напомнил он легатам, состояла в том, чтобы они выяснили суть дела, а не выступали в качестве судей. Поступив так, они предали интересы церкви, поддавшись обольщениям византийцев, словно несмышленые дети, а не почтенные священнослужители. Они позволили патриарху обмануть себя и показали, что не достойны своего ранга и положения. Он поразмыслит об их будущем позже. А пока они могут идти.
В это время в Рим прибыл архимандрит по имени Феогност, который сумел избежать постоянного надзора за собой в Константинополе, доставил Николаю удовольствие рассказом о несправедливостях со стороны Фотия и его друзей и о страданиях, которые пришлось претерпеть несчастному Игнатию, закончившихся тем, что его вынудили поставить подпись под актом о своем отречении. Теперь папа не испытывал колебаний. В апреле 863 года он созвал в Латеранском дворце синод, который лишил Фотия всех церковных постов и восстановил Игнатия в его сане патриарха, равно как и прочих, кто утратил свое положение в результате этого дела. Захария и Родоальда лишили их кафедр. Однако в Константинополе, как того можно было ожидать, решение папы оставили без внимания, и ссора, таким образом, продолжалась. Непоколебимость Николая имела своим результатом лишь демонстрацию того, насколько он бессилен в делах Востока. Однако теперь совершенно неожиданно благосклонная фортуна преподнесла ему свой дар. Для этого из всех мест на Земле она выбрала Болгарию.
* * *
Болгария, находившаяся под властью царя Бориса I, была на тот момент одной из находившихся на подъеме балканских стран. И в сентябре 865 года Борис, прежде исповедовавший католицизм, совершил путешествие в Константинополь, где принял крещение из рук патриарха в соборе Святой Софии, а его крестным отцом стал сам император. Папа Николай, как и следовало ожидать, пришел в ярость. В сущности, Борис вряд ли мог избежать гнева папы — византийский флот блокировал Черноморское побережье, и его страна находилась в тисках самого жестокого за все столетие голода. Однако менее чем через год после принятия православия Бориса начали посещать мысли иного рода. Неожиданно для себя он обнаружил, что страна наводнена греческими и армянскими священниками, зачастую противостоявшими друг другу при обсуждении спорных вопросов вероучения, которые были непонятны ему и его сбитым с толку подданным. Более того, желая сохранить дистанцию между собой и Константинополем, Борис обратился с просьбой предоставить ему право самому назначать болгарского патриарха — и получил отказ.
Этот отказ оказался катастрофической ошибкой Фотия. Теперь в ярость пришел уже царь. Он, конечно, был счастлив оттого, что император является его крестным отцом, но не собирался становиться его вассалом. Прекрасно осведомленный об отношениях между Римом и Константинополем и об имевшейся возможности играть на существовавших противоречиях, летом 866 года он отправил посольство к папе Николаю. Оно привезло список из 106 пунктов христианского учения и социальных установлений, которые противоречили болгарским традициям, давая понять, что большинство этих расхождений с новой верой можно было бы преодолеть, если бы удалось сохранить эти традиции и выяснить точку зрения папы на этот вопрос.
Когда Борис представил упомянутые пункты Фотию, их либо отвергли, либо проигнорировали; для Николая это был шанс, которого он так ждал. Папа немедленно засадил Анастасия за работу, затем отправил еще двух епископов, вручив им примечательный документ, где он дал толковые и подробные ответы по каждому пункту из представленного Борисом списка, продемонстрировав внимание ко всем местным заботам, сделав все допустимые уступки, а там, где таковые оказывались для него невозможными, объяснив причины отказа. Носить штаны, конечно, можно и мужчинам и женщинам; то же касается и тюрбанов — разумеется, только не в храме. Если византийцы настаивают на том, что церковные правила не позволяют мыться по средам и пятницам, то они говорят глупость. И нет никаких оснований для того, чтобы воздерживаться от молока и сыра в Великий пост. С другой стороны, все языческие суеверия необходимо, безусловно, запретить, равно как и принятую у греков практику гадания, когда Библию открывают наугад. То же касается и двоеженства.
