и в Охотном ряду. Осуществлению святой для них цели ничего не могло помешать, палаты стерли бы, будто ластиком. Охотный ряд вообще мозолил глаза, слишком заметное место. Помимо Дворца Советов здесь решили выстроить и здание Госбанка СССР.
Охотный ряд с храмом Параскевы, но без палат Голицына. Художник Д. П. Сухов, 1928. Фрагмент
Проект реконструкции палат Голицына и храма Параскевы. Художник Д. П. Сухов, 1928. Фрагмент
Московская общественность попыталась образумить инициаторов сноса дворца Голицына: «В последнее время ходили слухи о чудовищном проекте сломки зданий и постройки на всем протяжении от Дома Союзов до Тверской гигантского небоскреба для Госбанка. Слухи эти встревожили всех любителей московской старины. Действительно, что может быть нелепее с точки зрения азбуки целесообразного городского строительства, как это ненужное строительное уплотнение и без того уплотненного центра, с неизбежным затемнением окружающей местности. Не застраивать небоскребами надо этот центр, а наоборот, раскрыть его следует, удалив мешающие наросты, облепившие со всех сторон усадьбы Голицына и Троекурова…» – предлагал Игорь Грабарь в 1925 году.
Слом старого Охотного ряда (слева палаты Голицына и Благородное собрание), начало 1930-х годов
Палаты Голицына перед сносом, конец 1920-х годов
Но все было уже предопределено. Дворец Голицына снесли. И на его месте в 1933–1936 годах вознесся серый и унылый Дом Совета Труда и Обороны (СТО) архитектора Аркадия Лангмана. Всего Лангман, уроженец Харькова и выпускник Венского политехникума, выстроил в Москве более двадцати зданий, из которых наиболее известен еще и стадион «Динамо», утративший после современной реконструкции многие первоначальные черты.
Застройка Охотного ряда, 1930-е годы
Дом СТО (чрезвычайный высший орган СССР, действовавший в условиях начавшейся гражданской войны и военной интервенции) много лет подавался как образец административного здания в социалистическом городе. С одной стороны, скромный по декору, с другой – строгий и монументальный. Вместе с противостоящей ему гостиницей «Москва» он отмечал начало аллеи Ильича, идущей ко Дворцу Советов. Но поскольку сам дворец так и не был построен, аллея осталась в зачаточном состоянии, потому и дом Лангмана вблизи воспринимается как громоздкий гардероб. На него удобнее всего смотреть со стороны, как на картине Юрия Пименова «Новая Москва», или спускаясь с горки от Лубянской площади, откуда он не кажется таким огромным.
Охотный ряд и Дом СТО на картине Ю. Пименова «Новая Москва», 1937. Фрагмент
Такое впечатление возникает от того, что зодчий предусмотрел в своем проекте перепад высот в 11 метров – между центром здания и его боковыми частями. Этот факт и сегодня воспринимается как удачная находка Лангмана.
Интерьер дома СТО на редкость рационален и вместителен – почти на каждом этаже центральный коридор соединяет стандартные рабочие кабинеты. В центре – большая парадная лестница. Есть зал для заседаний. Деловая структура здания во многом отсылает нас к американским небоскребам, что неудивительно, ибо в 1930–1931 годах Лангман посетил США.
Строилось здание быстро, причем экспериментальными методами: поточное строительство, оригинальная система бетонирования каркаса. Фундаменты стоят в подземной реке Неглинке, а также проходят над тоннелем метро. В облицовке использован мрамор и гранит разрушенного храма Христа Спасителя. В 1970-е годы со двора к зданию была сделана масштабная пристройка.
Будущее дома СТО (известного также как дом Совнаркома и Госплан) туманно. Возможно, что после строительства парламентского центра на одной из окраин Москвы его снесут. И тогда взорам всех проходящих по Охотному ряду людей откроется чудный памятник архитектуры – палаты Ивана Троекурова, видимые нынче только из окон Госдумы, выходящих в Георгиевский переулок. И хотя по этому переулку они и числятся, но не рассказать о них нельзя.
Боярин Иван Борисович Троекуров поначалу находился в стане сторонников Софьи и Голицына, именно его царевна в августе 1689 года отрядила в Троице-Сергиев монастырь (где укрывался после ночного побега из Москвы Петр) с целью склонить брата вернуться обратно. Скорее всего, в Троице его и перевербовали. И уже вскоре Троекуров, как посланник Петра, выехал к Софье в село Воздвиженское с ультиматумом немедля вернуться в Москву. В 1690 году царь поставил пятидесятисемилетнего Троекурова начальником Стрелецкого приказа, что свидетельствует о большом к нему доверии.
На строительстве Дома СТО, 1930-е годы
Однажды к Троекурову привели мужика, просившего 18 рублей на изготовление крыльев «как у журавля». Боярин поверил – деньги дали. Но когда готовые крылья прицепили к изобретателю, он почему-то не полетел. Не помогло даже раздувание мехами. Мужик снова запросил денег. На этот раз Троекуров ему не поверил, приказал дать ему как следует батогами и взыскать все потраченные казенные деньги. И это было еще хорошо – при Иване Грозном такого летуна посадили бы на бочку с порохом: пущай полетает!
Политическая конъюнктура сложилась так, что возвышение Троекурова началось с падения его соседа Голицына. «Рядом с палатами Голицына такое же обширное место принадлежало заклятому врагу Голицына – боярину Троекурову, начальнику Стрелецкого приказа. “За беду боярину сталося, за великую досаду показалося”, что у “Васьки Голицына” такие палаты!» – не совсем прав Гиляровский, когда пишет, что Троекуров своими палатами намеревался перещеголять дворец Голицына, поскольку тот уже был в опале.
План Москвы 1626 года позволяет судить, что на месте троекуровских палат уже стояли более древние постройки XVI века. На их подклете и возведен первый этаж, в котором сохранились три сводчатых палаты. Каменным был и второй, жилой этаж для боярской семьи (Троекуров был дважды женат – на Вассе Богдановне Хитрово и некоей Анне Семеновне. От обоих браков у него было два сына и дочь). А третий, деревянный этаж был парадным. Когда в 1680 году дом сгорел, третий этаж к 1696 году отстроили из камня. Над ним возвели смотровую площадку, или гульбище – открытую террасу с парапетами.
Многочисленные последующие переделки здания изменили его первоначальный облик, но кое-что осталось, в частности пышные белокаменные наличники на южном и западном фасадах – характерный штрих московского барокко. Реставраторы в середине прошлого века восстановили кирпичное убранство фасадов
