Кроме создания еще большего дефицита (а некоторые экономисты не считали, что его сокращение необходимо, когда не удовлетворяются основные потребности), имелось два возможных источника извлечения средств для смелой программы социальной реконструкции, но администрация Клинтона была не склонна воспользоваться ни одним из них.
Первым из этих источников является военный бюджет. Рэндолл Форсберг, эксперт по военным расходам, во время президентской кампании 1992 г. предположила, что «военный бюджет в 60 млрд долл., который может достигнуть этой цифры через несколько лет, поддержит демилитаризованную внешнюю политику США, соответствующую потребностям и возможностям мира после окончания холодной войны». Однако ассигнования на оборону постоянно увеличивались, даже после исчезновения предполагаемой мишени для наращиваемых вооружений, и к концу президентского срока Клинтона они составляли примерно 300 млрд долл. в год.
Радикальное сокращение военного бюджета повлекло бы за собой отказ от войны, вывод военных баз, расположенных в самых разных странах мира, и, наконец, принятие записанного в Уставе ООН принципа, согласно которому мир должен отказаться от «бедствия войны». Такое сокращение ответило бы основополагающему желанию человека (слишком часто заглушаемому шумом ура-патриотических лозунгов) жить в мире с другими людьми.
Привлекательность подобной резкой перемены политики для общественности была бы основана на простом, но мощном нравственном аргументе: учитывая характер современных военных действий, жертвами явятся в основном гражданские лица. Иными словами, в наше время война — это всегда война против детей. А если детям других стран предоставить то же право на жизнь, что нашим собственным детям, тогда мы должны проявить недюжинную изобретательность, чтобы найти невоенное решение мировых проблем.
Вторым возможным источником средств на социальные реформы было состояние сверхбогачей. Самый состоятельный 1 % населения страны в 80 — 90-х годах получил в результате налоговых послаблений более 1 трлн долл. «Налог на богатство» — начинание еще не применное в рамках национальной политики, но вполне осуществимое — мог бы вернуть этот триллион долларов, например, по частям, т. е. по 100 млрд долл. в год в течение 10 лет, причем этот 1 % населения остался бы очень, очень богат.
Кроме того, действительно прогрессивный подоходный налог — своего рода возвращение к уровню уплаты 70–90 % со сверхдоходов, как это имело место после Второй мировой войны, — мог бы дать еще 100 млрд долл. в год. Клинтон и в самом деле повысил налоги для самых богатых на несколько процентов, изменив максимальную ставку с 31 до 37 %, а налоги на корпорации с 34 до 35 %. Однако в сравнении с потребностями это был слишком незначительный шаг.
Если бы с помощью прогрессивного налогообложения и демилитаризации государство получало ежегодно 400–500 млрд долл., то появились бы средства на оплату всеобщей системы здравоохранения, финансируемой правительством, — так осуществляется программа «Медикэр», так организована система здравоохранения в Канаде, из которой исключены стремящиеся к обогащению страховые компании. Из этих же средств можно было финансировать программу всеобщей занятости, впервые в истории страны выполнив Закон о занятости, принятый в 1946 г., обязывавший федеральное правительство создать «возможности полезной занятости» для всех людей, способных и желающих работать. (Одно стихотворение Мардж Пирси заканчивается словами: «Кувшин просит воды, / а человек — настоящей работы».)
Вместо того чтобы заключать контракты на строительство реактивных бомбардировщиков и атомных подводных лодок, можно было бы подписывать с некоммерческими организациями договоры о найме работников для постройки домов и систем общественного транспорта, очистки рек и озер, превращения городов в места, где приятно жить.
Альтернативой же такой смелой программе явилось сохранение существующего положения, когда города загрязняются, когда сельские жители залезают в долги и теряют право выкупа собственности, когда для молодежи нет полезной работы, когда создается маргинальная популяция безработных, отчаявшихся людей, многие из которых — молодежь и цветные американцы — обращаются к наркотикам и становятся преступниками, представляя угрозу физической безопасности для остального населения.
Реакция правительства на такие признаки тяжелого положения, гнева и отчуждения исторически вполне предсказуема: построить новые тюрьмы, посадить туда больше людей, казнить больше заключенных. И продолжать ту самую политику, которая вызвала отчаянную ситуацию. Таким образом, к концу срока правления президента Клинтона в США насчитывалось больше узников на душу населения — всего их было 2 млн человек, — чем в любой другой стране мира, за исключением, возможно, Китая.
Клинтон заявлял, что регулирует свою политику так, чтобы она удовлетворяла общественное мнение. Но опросы, проведенные в 80-х — начале 90-х годов, показали, что американцы предпочитают смелую политику, которой не предлагают им ни демократы, ни республиканцы: всеобщее бесплатное здравоохранение, гарантия занятости, правительственная помощь бедным и бездомным, налогообложение богатых и сокращение военного бюджета для финансирования социальных программ.
Разрыв между национальной политикой и предпочтениями общественности США указывал на то, что возможен новый сценарий, по которому в новом тысячелетии граждане организуются, чтобы потребовать выполнения обещаний Декларации независимости — создания правительства, защищающего равные права каждого на жизнь, свободу и стремление к счастью. Это означало бы экономические установления, распределяющие национальное богатство рационально и гуманно. Кроме того, это означало бы культуру, в которой молодежь больше не учили бы стремиться к «успеху», подразумевая под этим наживу.
На протяжении 90-х годов, в то время как консервативные республиканцы и умеренные демократы находились у власти, огромное количество американских граждан, которые не были представлены в Вашингтоне и о жизни которых не рассказывалось в прессе, различным образом протестовали против политики правительства и требовали более справедливого и мирного общества.
Проявлениям гражданской активности за пределами вашингтонских властных кругов не уделялось особого внимания в американских СМИ, за исключением тех случаев, когда выступления являлись слишком крупномасштабными, чтобы их можно было игнорировать. Даже митинг полумиллиона взрослых и детей всех рас, приехавших в столицу страны под лозунгом «Заступимся за детей» практически не заинтересовали телевидение и газеты. Примеры несогласия и сопротивления были многочисленны и разнообразны.
В Миннеаполисе имела место длительная кампания против корпорации, производящей сухопутные мины. Бывший рядовой солдат Армии США, искалеченный такой американской миной, прибыл в город, чтобы поддержать выступление; к нему присоединилась молодая женщина, которая ездила по всему миру, чтобы рассказать людям о детях, погибавших на всех континентах из-за миллионов мин, распространенных Соединенными Штатами и другими странами. Четыре монахини, «сестры Макдоналд», которые действительно были сестрами, участвовали в акции протеста и были арестованы.
В 1994 г. в Лос-Анджелесе, протестуя против нового закона Калифорнии, лишившего детей нелегальных иммигрантов основных прав на медицинское обслуживание и получение образования, на улицы вышли четверть миллиона человек.
Когда США объявили о своем намерении бомбить Ирак якобы потому, что эта страна не разрешила инспекцию того, что американские чиновники называли «оружием массового уничтожения», государственный секретарь Мадлен Олбрайт и другие официальные лица выступили на городском митинге в Колумбусе (Огайо), чтобы заручиться общественной поддержкой. Но запланированный сценарий нарушил молодой человек, который, несмотря на то что по плану все вопросы должны были контролироваться, сумел заполучить микрофон и спросил М. Олбрайт насчет стран — союзниц США, обладавших таким оружием.
Госсекретаря застали врасплох, и она отвечала запинаясь; это заметили телезрители всей страны. Планируемая бомбардировка была отложена, хотя через некоторое время регулярные налеты на Ирак, замалчиваемые в прессе, возобновились.
В 2000 г., при присуждении М. Олбрайт почетной степени в Калифорнийском университете в Беркли, раздались протесты в аудитории, и появился огромный транспарант с надписью: «Мадлен Олбрайт — военный преступник». Протестующих с плакатом полиция вывела из зала.
Случилось так, что студенткой, которую отобрали на получение престижной Университетской медали и которая должна была выступить на торжественной церемонии присуждения университетских степеней, оказалась молодая палестинка по имени Фадия Рафиди. Ее речь передвинули в конец программы, чтобы Олбрайт могла выступить и уйти, но Рафиди была твердо намерена дать ответ госсекретарю, которая защищала американские санкции против Ирака. Девушка говорила о том, что в эту страну не допускаются поставки медицинских препаратов; о том, что в результате санкций погибли сотни тысяч детей. Она признала, что правление Саддама Хусейна отличалось жестокостью, но при этом сказала:
