которыми пытались купить знание о будущем. Как открытые для публики учреждения они не существовали бы, если бы их преследование было хоть сколько-нибудь системным.
Продолжая еврейскую традицию, ранние христианские авторы осуждали некромантию наряду с другими формами колдовства. Однако это не означало, что они не верили в нее. По мнению епископа Цезария Арелатского (ок. 468–542 н. э.), некромантия была занятием демонов. Однако демоны промышляли только с Божьего согласия. Таким образом, очевидно, что некромантия была придумана Богом, чтобы испытать христиан так же, как Он испытывал Иова. Подобная осмотрительность была в порядке вещей.
И все же только в XII столетии такая осмотрительность переросла в тревогу. Современный историк так объясняет эту перемену. До XII века некромантия вместе с другими формами колдовства была частью фольклора. Она была пережитком языческих времен и на примитивном уровне практиковалась преимущественно людьми низшего достатка. Знание о ней передавалось из уст в уста, и, поскольку мало кто относился к некромантии серьезно, она не привлекала к себе большого внимания. Однако начиная с XII века к некромантии начали обращаться представители высших слоев общества, в том числе высшее духовенство, как, например, Геральд Камбрийский (ок. 1146 – ок. 1223) [178]. Употребляя все свои знания, они чуть не довели до того, что некромантией начали заниматься в церкви. К XIV веку каждый уважающий себя правитель держал при дворе целую команду всевозможных заклинателей и некромантов, и папы один за другим вынуждены были с этим мириться [179].
В булле «Super illius specula» («Под Его взглядом», 1326) папа Иоанн XXII приказывал инквизиторам использовать «все доступные средства» для преследования колдунов в целом и некромантов в частности. Но эти усилия были тщетными; к периоду Ренессанса некроманты были повсюду. Доктор Фауст в интерпретации Кристофера Марло подозревался в занятиях «некромантией проклятой», хотя он и не искал знаний о будущем, а воскрешал Елену Троянскую, чей лик «тысячи судов / Гнал в дальний путь» и чьи «уста всю душу исторгают» [180]. Некромантией занимались и французский астролог Нострадамус, и его менее знаменитый британский коллега, эрудит Джон Ди. Впоследствии Ди оправдывал себя тем, что вызывал только хороших духов, а не злодеев. Со временем некромантия перестала считаться способом предсказания будущего и стала рассматриваться как одна из сфер колдовской деятельности.
К концу XVIII века некромантия, с пронзающим холодом, сильными наводнениями и резкими штормами, высокими башнями и непроглядными ночами, привидениями, гоблинами, вампирами, змеями и безумцами, глубокими вздохами, прерывистыми стонами, шепотами, ужасными постройками, пленениями, пытками и жестокостями, стала часто встречаться в популярных готических страшных историях. Все эти элементы присутствуют, к примеру, в «Некроманте» Карла Фридриха Калерта (1794) [181]. И по нынешний день рассказы о некромантах продолжают внушать ужас потребителям литературного, кинематографического и телевизионного контента определенного рода [182].
Даже к XIX веку мода на некромантию не угасла: на период с 1850‐х по 1920‐е годы пришелся расцвет спиритуализма [183]. Это увлечение распространилось из Великобритании в Европу и США, от дам и джентльменов среднего класса вверх по социальной лестнице, и захватило неисчислимое количество людей. Даже церковь, занятая битвой с позитивизмом и материализмом, была готова к тому, чтобы до некоторой степени принять спиритуализм. Среди тех, кто верил в возможность общения с духами, была жена Авраама Линкольна Мэри Тодд. Тяжело переживая смерть двоих сыновей, она приглашала медиумов, устраивала сеансы прямо в Белом доме и звала супруга на некоторые из них. Некоторые утверждают, что именно она при поддержке духов убедила президента отменить рабство. Еще одним влиятельным защитником спиритуализма был Артур Конан Дойл: создатель Шерлока Холмса тоже потерял сына. Он посетил сотни сеансов и написал несколько томов в защиту спиритуализма и медиумов, но позднее отказался от своих взглядов [184].
Если Исаак Ньютон доказал, что гравитационное воздействие существует, несмотря на то что его никто не видит, то почему бы не существовать и другим невидимым силам? Подобный образ мысли объясняет, почему среди тех, кто экспериментировал со спиритуализмом, было так много ученых, занимающихся естественными науками. Одним из первых принято считать Огастеса де Моргана (1806–1871), чьи труды в области логики и математики внесли большой вклад в развитие алгебры отношений; в его честь назван лунный кратер. По меньшей мере два исследователя были последователями Джеймса Клерка Максвелла, величайшего в XIX веке эксперта по электромагнетизму, чьими уравнениями пользуются до сих пор. Один из них – Джон Уильям Стретт, лорд Рэйли, следующий после Максвелла глава Кавендишской лаборатории в Кембриджском университете. В 1904 году он получил Нобелевскую премию по физике и с 1905 по 1908 год был президентом Королевского общества. Он был человеком многогранных интересов и пытался примирить науку и религию, а также возглавлял Общество психических исследований [185]. Еще более статусным сторонником спиритизма был Оливер Лодж. Он родился в 1851 году в богатой образованной семье и изучал физику в Университете Лондона, а в 1877 году стал доктором наук. Не зная о работах Генриха Герца, он самостоятельно открыл радиоволны. Для современников он был, как выразился Конан Дойл, «великим лидером физической и психической науки вместе взятых» [186]. Сегодня его знают главным образом как изобретателя свечей зажигания.
Словно отвечая на запросы эпохи, в период с 1870 по 1909 год новые формы излучения и радиации открывались одна за другой. Первый шаг в нужном направлении сделал британский врач Ричард Катон, когда доказал, что мозг сам был электрически активен (начиная с 1930‐х годов в учебниках его сравнивают с комнатой управления большой электростанцией) [187]. То есть он производил электрические импульсы, которые можно было отследить, записать, классифицировать и изучить. Эти наблюдения привели впоследствии к возникновению энцефалограммы. Следом за радиоволнами были обнаружены рентгеновские лучи, альфа-, бета– и гамма-лучи и, наконец, космическая радиация. О ней впервые заговорил немецкий ученый Теодор Вульф. Вероятно, то, что в прошлом он был монахом-иезуитом, обусловило его интерес к вопросам духовности. Рэли, Лодж, Томас Ф. Варли (работавший плечом к плечу со знаменитым Уильямом Томсоном, лордом Кельвином) [188] и многие их современники делали из этого один вывод. Ньютон, утверждая, что свет состоит из частиц, сбил с толку поколения ученых. В действительности свет состоит из волн.
Волны, которые мы наблюдаем на пляже, свидетельствуют о существовании воды, а звуковые волны – о существовании воздуха. Сходным образом, как сам Максвелл в 1878 году писал в своей статье для «Британской энциклопедии», «волновая теория света» зависит от ранее неизвестного материала (или «медиума», как называл это сам автор), способного передавать электромагнитные волны. Эту материю
