следующей строки написано
. Слово «февраль» написано через «ѣ»; в слове «нашего» пропущен второй гласный звук. В конце пятой строки неясно написана буква «С», начата и недописана буква «К»; обе буквы повторены в начале следующей строки. В 6-й строке зачеркнут «Ь» и вместо него поставлено «Е».
Надпись начинается датой:
. Знак единиц, хотя и приподнят над строкой, но, несомненно, относится к этому числу, так как вокруг даты нет других надписей. Следовательно, год — 6562=1054.
Надпись читается так:
Написание
(февраль) характерно для XI–XII вв. Не ранее XII в. появляется более близкая нам форма «февраль» (Псковская 1-я летопись 1138 г.).
Слово
обычно писалось как
[72].
Писавший надпись пропустил предпоследнее и, а начальное
заменил на
, что подтверждает датировку надписи XI в., когда под влиянием болгарской письменности злоупотребляли «юсом».
Слово «успение» применялось обычно для обозначения смерти богородицы или святых. Помещенное под титлом слово
можно раскрыть двояко: «царя» или «цесаря». Оба эти варианта применялись в XI в., и оба они в сокращении под титлом выглядели одинаково. Расшифровка надписи:
«В (лето) 6562 месяца февраля 20-го успение царя нашего…»
Чью смерть отметила эта запись? Кого назвал своим царем киевлянин XI в., и к кому применил он торжественное слово «успение»?
В 6562 г. (по мартовскому счету) скончался цесарь Византии Константин IX Мономах, и под этим же 6562 г. русская летопись отметила смерть великого князя киевского Ярослава Владимировича. Как предполагал в свое время М.Д. Приселков, Ярослав Мудрый принял около 1037 г. императорский титул [73], а, следовательно, наименование царя могло в равной мере относиться к обоим монархам.
Вопрос решают месяц и день смерти: Константин Мономах умер 11 января [74], а Ярослав — 20 февраля, т. е. в тот самый день, который и обозначен в записи об «успении». Ипатьевская летопись под 6562 г. сообщает: «Преставися князь Руский Ярославь… Ярославу же приспѣ конѣць житья и предасть душю свою мъсяца февраля в 20 в суботу 1 недели поста…» [75]
Впрочем, следует сказать, что вопрос о точной дате смерти Ярослава Мудрого давно уже является предметом дискуссии. Н.М. Карамзин определял дату 18 февраля 1054 г., Н.П. Ламбин — 19 февраля 1054 г. М.П. Погодин считал, что год «от сотворения мира» должен был быть 6561, а не 6562. А.А. Куник считал, что мы вообще не располагаем данными для определения даты. Н.П. Шляков определял дату 4 марта 1055 г. [76]
Все эти разногласия вызваны тем, что дошедшие до нас списки летописей по-разному определяют день смерти — наряду с числом (20 февраля) они упоминают еще субботу первой недели великого поста («федоровской» недели), ставя эту дату в зависимость от пасхи, а иногда по неисправности добавляют «в святого Федора день» (который приходится на 17 февраля).
В приведенной выше дискуссии последнее слово осталось за Н.П. Шляковым, предложившим 4 марта 1055 г. на основании допущения, что Ярослав умер в конце 6562 мартовского года. А это допущение основывалось на том, что княжение в Киеве наследника Ярославова — Изяслава — помещено в летописи под 6563 г. Н.П. Шляков доверился только расчетам пасхалии и слишком смело отверг точное летописное число — 20 февраля.
Думаю, что все споры разрешатся легко, если мы допустим, что запись сделана не в русском, а в византийском (сентябрьском) счете лет. Здесь я привожу соотношение мартовского, январского и сентябрьского годов (рис. 9).
В 6562 сентябрьском году пасха была 3 апреля, и суббота федоровской недели приходится на 19 февраля. Все остальные решения резко расходятся с летописной датой, здесь же расхождение только на один день. Очевидно, нам надо вспомнить старое объяснение, данное еще В.Н. Татищевым: «И тако видно, что в ночи [курсив мой. — Б.Р.] субботы на неделю скончался» [77].
Непонятная, на наш взгляд, путаница субботы и воскресенья при одном и том же числе — 20 февраля — объясняется древнерусскими системами счета часов ночи и дня.
В древней Руси сутки делились на 24 часа: «Аще котории промузгы хотять к сему навыкнути или числолюбци или ритори, да ведает, яко 12 часа еста во дни, а нощных толико же» (Кирик 1136 г.). Для некоторых месяцев делались отклонения от такого равного разделения ночи и дня. Так, в феврале считали ночь в 13 часов, а день — в 11 часов [78].
Для определения начала дня существовало два принципа: в церковной литературе новые сутки начинались с полуночи (как и у нас теперь), но наряду с этим бытовал и счет суток с рассвета [79]. Счет дней с рассвета мы видим в описании убийства Итлара в 1095 г. (утром, в 1-й час дня) и в «Поучении» Владимира Мономаха.
Соотношение обеих систем можно представить следующим графиком, составленным с учетом того, что в конце февраля первый дневной час начинался в 6 час 5 мин пополуночи (рис. 10).
Учет подобного двойственного счета примиряет все спорные даты: Ярослав, очевидно, действительно умер в ночь с субботы на воскресенье между полночью (24 часами) и 6 часами утра. По одному счету (бытовому) это была еще суббота, а по церковному счету — уже воскресенье. Автор граффито придерживался церковного счета, и это вносит дополнительный штрих в его характеристику: он считает года по византийскому счету, он часто ошибается в русском тексте, применяет болгарскую графику (но пишет не по-болгарски) и счет суток ведет по-книжному, а не так, как было принято на Руси [80]. Можно сделать и другой вывод, что запись в Софийском соборе сделана ближе к самому событию, чем запись о нем в летописи, так как граффито верно передает и день недели, и число, а летописец пользовался, очевидно, двумя разными источниками: из одного он взял 20 февраля, а из другого (может быть, устного упоминания) субботу, приходившуюся на 19 февраля, и не заметил этого противоречия, доставившего столько хлопот историкам. Смерть в ночное время далеко от Киева, в Вышгороде, способствовала путанице в вопросе о дате «успения» Ярослава, возникшей еще в XI в.
Совершенно особый интерес представляет царский титул в применении к киевскому
