Точно так же и американская просветительская идеология, опираясь на идейный опыт накопленный общественно-политической мыслью колоний, получила мощнейший интеллектуальный импульс извне. Американское Просвещение формировалось под сильным влиянием английской и французской просветительской мысли, прежде всего сочинений Дж. Локка, Ш. Монтескье, Э. Шефтсбери. Однако все почерпнутые у европейских мыслителей идеи переосмысливались применительно к конкретной исторической и культурной ситуации в Новом Свете. Характерной особенностью американского Просвещения стала ориентация на практическое использование новых теорий познания, государства, права, размышлений о природе человека. Любые отвлеченные европейские теории приобретали конкретную направленность в Америке; американцам важно было знать, как просветительские идеалы могут быть реализованы в Новом Свете. Воспитанные в традициях кальвинистской предубежденности в отношении природы человека, американские просветители не склонны были к благостнооптимистическим оценкам человеческой природы. Напротив, большинство из них придерживались скептической точки зрения, полагая, вслед за Франклином, что люди гораздо «более расположены к тому, чтобы причинять друг другу вред, нежели искупать свою вину, легче поддаются, чем противятся обману». Целый ряд пуританских догматов, регламентировавших повседневную жизнь, таких, как забота о земном благополучии, трудолюбие, умеренность, вполне согласовывались с утилитаристскими элементами просветительской доктрины.
Население британских колоний в Северной Америке было подготовлено к восприятию идей европейского Просвещения во многом благодаря радикальной политической концепции американского пуританизма. Пуританизм стал своего рода «связующим звеном» между традиционными религиозными представлениями и более свободным, рационалистическим мировоззрением. Работы радикальных пуританских авторов XVIII в. (Дж. Уайза, Дж. Мэйхью и др.) были написаны в традиционной форме проповеди или комментария к тому или иному тексту Священного Писания. Однако главными критериями истины, даже при анализе библейских текстов, признавались «чистый разум» и «всеобщее благо» людей. Человек, его разум, интересы, естественные права и свободы вышли на первый план философских сочинений радикальных пуританских священников. Именно человек, а не божественный промысел, предстает в их работах главным творцом политических институтов общества. Проводя постоянные параллели между главными принципами американского пуританизма и светскими институтами власти, Джон Уайз приходил к выводу, что «согласно велению истинного разума, демократия в церкви и государстве является весьма почетной и законной формой правления». Полностью отвергая доктрину «наследственной, неотъемлемой божественной власти королей», считая «абсурдной, противоречащей здравому смыслу ситуацию, когда миллионы людей должны подчиняться капризам одного единственного человека» (Дж. Мэйхью), пуританские авторы провозглашали право народа на восстание против деспотического правления, считали народный суверенитет основой любого политического строя, настаивали на отделении церкви от институтов светской власти.
Именно в сочинениях радикальных пуританских авторов был впервые поднят вопрос о равенстве политических прав жителей колоний и метрополии, что стало реакцией на централизацию управления и ликвидацию законодательных ассамблей колоний Новой Англии в середине 80-х годов XVII в. Когда Уайз призвал колонистов не платить налогов, не утвержденных их представительными учреждениями, о нем заговорила вся Америка. Во время суда Уайз апеллировал к Великой хартии вольностей и отстаивал право колонистов на представительное правление и суд присяжных, считая их «двумя великими столпами английских свобод». Неудивительно, что как только стало известно о событиях «Славной революции» в метрополии, жители колоний Новой Англии и Нью-Йорка восстали и свергли ненавистный режим. Объясняя причины, побудившие их взяться за оружие весной 1689 г., авторы многочисленных пуританских памфлетов приводили исключительно светские (а не религиозные) доводы, обвиняя королевского губернатора Андроса прежде всего в нарушении прав собственности и ликвидации представительных учреждений, а не в преступлениях против веры. Таким образом, обладая огромным влиянием на политическое мировоззрение колонистов, радикальное течение американского пуританизма подготовило почву для восприятия населением Британской Америки идеологии Просвещения и революционных политических идей эпохи Войны за независимость.
Огромное влияние на формирование идеологического климата колоний оказывал рост политического радикализма в Англии в 60-70-е годы XVIII в., ставшего следствием усиления консервативных начал в государственной политике после восшествия на престол Георга III. Вопросы, оказавшиеся впоследствии в центре англо-американского конфликта — о природе и границах государственной власти, о методах противодействия коррумпированной власти, о правах индивида в гражданском обществе — были подняты вигской оппозицией в Англии. Ряд исследователей, указывая на преемственность политических идей американских патриотов и левого крыла английских вигов, называют Американскую революцию «третьей в триаде Британских революций».
Торговая политика метрополии и развитие колоний
При анализе социально-экономических причин революционных событий в Северной Америке современные исследователи скорее склонны говорить о более широких временных рамках и длительном периоде трансформации колониального общества, нежели о конкретных событиях социально-экономического плана.
Одной из наиболее дискуссионных в историографии остается проблема негативного влияния экономической политики метрополии на развитие колоний. Торговля и промышленное развитие американских колоний были поставлены в жесткие рамки зависимости от метрополии в результате провозглашенных Англией Навигационных актов. Американская экономика развивалась традиционным для колоний путем. Метрополия сбывала в колониях свои промышленные изделия. Колониям же отводилась роль поставщиков сырья, необходимого для развития британской промышленности. В соответствии с экономической доктриной меркантилизма колониальная торговля должна была обогащать метрополию при обязательном соблюдении условия благоприятного для метрополии торгового баланса, когда сумма вывозимых промышленных товаров превышала стоимость ввозимого сырья.
Политика английских властей препятствовала развитию мануфактур в Америке, они испытывали острую нехватку специалистов и рабочих рук, а потому часто терпели крах. Принятые английским парламентом шерстяной, шляпный, кожаный, железный и другие акты запрещали производство определенных видов товаров в колониях. В XVIII в. были введены ограничения на переселение в Америку квалифицированных рабочих. Успехи колониальной промышленности были невелики: во второй половине XVIII в. одиннадцать из двенадцати жителей провинции Нью-Йорк носили одежду британского производства. Однако многие запреты, исходившие из Англии, имели скорее предупредительный характер. Так, например, американские шерстяные изделия были пока еще слишком низкого качества, чтобы конкурировать с английскими.
Вместе с тем нельзя однозначно негативно оценивать последствия политики меркантилизма для развития колоний. В них быстро развивалось производство материалов, на которые в Англии существовал повышенный спрос. Они поставляли в изобилии лес и другие материалы, необходимые для английского судостроения. Другим важным видом промышленного сырья, получаемым Англией из колоний, был чугун. К 70-м годам XVIII в. Америка становится одним из основных производителей необработанного железа в мире. Выплавка черных металлов в колониях возросла с 1,5 тыс. т. в 1700 г. до 30 тыс. в 1775 г., что составляло примерно седьмую часть мирового производства. Больше других преуспела судостроительная промышленность, в развитии которой была заинтересована метрополия. К 1775 г. треть судов, плававших под британским флагом, сошла с верфей Новой Англии; три четверти английской торговли с заморскими владениями обслуживалось кораблями колоний.
«Потребительская революция» и ее последствия
Современные американские и британские авторы полагают, что колониальное общество, равно как и общество метрополии, постепенно вступало в эпоху «потребительской революции», ставшей следствием роста объема производства, масштабов обращения капитала и появления феномена свободного времени. Многие товары стали продаваться по значительно более доступным ценам. То что прежде считалось предметами роскоши (хорошая мебель, одежда, посуда и т. д.), стало теперь более доступным, иначе говоря, нормой потребления. Потребление на душу населения росло неслыханными ранее темпами. Важнейшим двигателем этой «революции» было стремление и, главное, возможность подражать стилю жизни элиты. Менялись вкусы как жителей метрополии, так и колоний: чай, шоколад, кофе стали входить в обиход не только состоятельных особ, но и людей небогатых, подражавших привычкам верхушки общества. На долю американских колоний в середине XVIII в. приходилось до 20 % всего британского экспорта; рос и вывоз американской сельскохозяйственной продукции (табака, риса, индиго, пшеницы) в метрополию. Складывалась и развивалась инфраструктура доставки, распространения, хранения и продажи товаров. Колонии, конечно же, пока еще сильно отставали от метрополии по степени развитости транспортной системы. Сообщение между отдельными населенными пунктами было нерегулярным, и связь осуществлялась практически исключительно через каботажное плавание. Лишь около 3 % колониального населения приходилось на долю городов, которые по европейским масштабам были невелики — ко времени Войны за независимость Филадельфия насчитывала 24 тыс. жителей, Нью-Йорк — 18 тыс., Бостон — 16 тыс. Вся торговая и предпринимательская деятельность в колониальной Америке была сосредоточена на Атлантическом побережье; чем дальше продвигались колонисты в глубь континента, тем сильнее они отрывались от «цивилизации». Однако набиравшая обороты трансатлантическая торговля все больше приближала портовые города восточного побережья Северной Америки к метрополии. За первую половину XVIII в. число кораблей в Атлантике увеличилось вдвое, и регулярность их движения стала определяться расписанием. Время в пути заметно сократилось, а стоимость транспортировки грузов к концу колониального периода снизилась в два раза (по сравнению с XVII в.). Безопасность перевозок и сохранность грузов обеспечивали как самый могучий в мире британский военно-морской флот, так и знаменитая страховая фирма Ллойд.