Данный полувековой период, органически связывавший два столетия, оказался знаменательным еще и потому, что именно тогда проходил сложный и трудный процесс преодоления господствовавшего до той поры метафизического способа мышления и выработки исторического взгляда на явления мира.
Повышенный или возраставший по разным причинам в ту или иную пору интерес к истории вообще, к античной или европейской, к Востоку или отечественному прошлому в частности, появление исторических тем, сюжетов и образов в искусстве и литературе, утверждение жанров исторической трагедии, повести, баллады и т. д. — все это само по себе ни в коей мере не является признаком или симптомом формирования историзма.
Историзм начинается с преодоления (в той или иной степени) метафизического подхода к истории, т. е. с преодоления такого взгляда, когда отдельное событие рассматривается обособленно, вне связи с другими, вне процесса и развития, как проявление случайности и т. д. Историзм означал рождение нового взгляда на события прошлого, закладывал фундамент научной философии истории.
Историзм вырабатывался и формировался постепенно усилиями деятелей науки и литературы многих стран, в условиях теснейших международных научных, литературных и общекультурных связей и взаимодействий. Вне этих широких и глубоких связей невозможно и научное изучение становления концепций историзма в национальных культурах. Вклад каждой страны и участие этих стран в общем процессе выработки исторического мышления изучен до сих пор слабо. В то же время, должно отметить, что много сделано в области монографического исследования творчества виднейших представителей нового направления в исторической науке — И. Г. Гердера, В. Скотта, Ф.-П.-Г. Гизо, О. Тьерри и др.
Меньше всего изучена история развития историзма в России. Практически ее начинают с Пушкина, а хронологически — с середины 1820-х гг., когда им была написана трагедия «Борис Годунов». Но что предшествовало завоеваниям Пушкина? На что он опирался? Каков путь формирования исторического мышления в России?
Вопросы эти важны для понимания подлинно исторического характера истории русской литературы конца XVIII и начала XIX в. Одной из причин отсутствия специальных работ, посвященных этой проблеме, является искусственный разрыв единого историко-литературного процесса на основании традиционного деления литературы по векам.
В России, как и во Франции, Англии и Германии, были свои конкретные условия для начала преодоления метафизического взгляда на историю, для усвоения замечательных открытий отдельных ученых, писателей, философов эпохи Просвещения — Юма, Мабли, Гердера. При этом не должно забывать, что эти успехи зиждились на фундаменте важных и программных достижений просветителей в изучении и понимании истории. Именно они, отвергнув господствовавшие многие годы религиозные концепции истории, решительно поставили вопрос о закономерности общественного развития и даже о материальных факторах этой закономерности, сформулировали идею единства исторического процесса и прогресса в истории и т. д.
Вот почему Просвещение в известной мере подготавливало рождение исторического мышления, хотя историзм и формировался в борьбе с метафизикой просветителей. Оттого преодоление просветительской (метафизической) философии истории было не изменой великим идеям, а движением вперед.
Русские просветители внесли свою лепту в выработку исторического мышления. Наиболее крупный вклад был сделан Радищевым. Только отказ от метафизического мышления мог позволить Радищеву воистину диалектически определить и истолковать деятельность Петра I. Для него Петр I — и великий преобразователь, монарх, «название великого заслужившего правильно», и самодержец-деспот, «который истребил последние признаки дикой вольности своего отечества». Он ничего не сделал для «утверждения вольности частной», но не потому, что был плохим монархом или жестоким человеком, а потому, что был царем, а «до скончания века» примера не будет, «чтобы царь упустил добровольно что-либо из своея власти, седяй на престоле».[1127]
Элементы историзма определили и характер изображения народа в «Путешествии из Петербурга в Москву». Вспомним знаменитый призыв Радищева, чтобы «рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ». Обусловленный пониманием, что нет другого пути к свободе, кроме революционной борьбы, этот призыв не был только выстраданной мечтой о будущей победе народа, но выражал убеждение писателя-революционера в неизбежности русской революции. Оттого он счел нужным предупредить читателей: «Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие».
Это великое пророчество Радищева и было наглядным и фундаментальным проявлением начавшегося в России процесса формирования историзма, который только и мог, вскрывая закономерности исторического развития, позволить заглянуть в будущее.
Важную роль в общем и закономерном движении русской литературы к историческому мышлению сыграл Карамзин и, в первую очередь, его капитальный труд «История государства Российского». «История» писалась в первую четверть XIX в., но она была подготовлена всем предшествующим развитием русской исторической мысли и творчеством самого Карамзина в 1790-е гг. Своеобразие историзма главного труда Карамзина обусловлено его летописной основой. Летописный «историзм» проявлялся в ярко запечатленном сознании непрерывности исторического бытия Русской земли, в рассмотрении ее истории как непрерывного, хотя и осложненного тягчайшими и длительными испытаниями и бедствиями, становления единого мощного государства, занявшего свое место в ряду других государств мира. Эта идея воспринята Карамзиным, она пронизывает все его повествование. Но летописи раскрыли ему и еще одну тайну истории — меняющийся от века к веку тип сознания русских людей, то, что было названо в «Истории» «духом времени».
Каждая эпоха выражалась в летописях своей определенной совокупностью черт сознания, типом мышления: своими религиозными убеждениями (сначала языческими, потом христианскими), своими идеалами, нравственными критериями, пониманием долга, системой общественных, политических, имущественных отношений, уровнем культуры, просвещения, бытового уклада и т. д.
Только изучение литературного процесса в его историческом единстве, только знание закономерностей развития поможет раскрытию особенностей начавшейся в 1780–1790-х гг. выработки исторического мышления в России, определению уровня понимания и истолкования истории русской литературой в конце XVIII и в начале XIX в., установлению той традиции, на которую опирался Пушкин, когда вырабатывал историзм.
Историзм Пушкина — это действительно важнейший рубеж в процессе формирования исторического мышления в России. Никто до Пушкина ни в русской, ни в западных литературах не овладел историзмом как методом познания прошлого и объяснения человека историей. Это сделал Пушкин. Но он сделал это потому, что слил историзм с реализмом. Это слияние обогатило и расширило возможности реализма и углубило историческое мышление. Именно исторический реализм Пушкина и смог объяснить человека историей.
«Словесность наша явилась вдруг в XVIII веке», — писал Пушкин, отлично зная при этом, что ее истоки уходят в глубокую древность. Своим категорическим утверждением поэт стремился подчеркнуть принципиально новый характер этой словесности, ее коренное новое качество, которое резко отличало ее от прошлого этапа истории родной литературы. Оттого понятие «наша словесность» связывало два века — то, что началось во время Кантемира и Ломоносова, получило мощное продолжение в эпоху Пушкина.
Обращает внимание в этой формуле и слово «вдруг» — в нем выражен особый, беспримерный характер динамического развития России в ту пору. Литература, формируемая своим временем, обусловленная им, стремительно прошла путь от младенчества к зрелости, поистине «вдруг» — даже не за столетие, а за семьдесят лет — добилась таких успехов, которые в других странах и в иных условиях завоевывались веками.
Европеизация, настойчиво проводившаяся Петром, подготавливала условия для существования России как мировой державы. Возникала практическая необходимость создания национальной литературы, которая была бы способна выражать национальную жизнь России в ее новом качестве. Конечно, как мы видели, она формировалась не на пустом месте. Предшествовавшая литературная традиция давала себя знать и в первые десятилетия века, и позже, когда разными путями произведения прошлых эпох оказывали влияние на литературный процесс.
