На заседаниях суда Бейлис внимательно следил за происходящим‚ временами начинал тихо плакать‚ закрывая лицо руками‚ иногда громко рыдал‚ и тогда объявляли перерыв. Один раз ему стало дурно‚ почти в бесчувственном состоянии Бейлиса вывели из зала; однажды он громко рассмеялся‚ когда обвинитель – для подкрепления "зловредных замыслов" Бейлиса – назвал его цадиком. Солдаты с саблями наголо сопровождали подсудимого и стояли вокруг его скамьи. "Никогда я не видел в зале суда‚ – сообщал журналист‚ – такого тихого‚ беззащитного и испуганного человека‚ окруженного такой многочисленной стражей". На вопрос о виновности Бейлис ответил: "Нет. Не виновен. Живу честным трудом. Служу. Содержу жену‚ пять детей... Вдруг меня взяли‚ арестовали... Ничего этого не было..."
Председательствовал на процессе судья Ф. Болдырев‚ по лестной характеристике начальства – "человек твердых‚ безусловно правых убеждений". Министр юстиции пообещал Болдыреву повышение по службе по окончании суда‚ и он готовился к этому с большим старанием‚ даже принял курс водолечения. Чиновник департамента полиции докладывал с процесса: "Председатель умело направляет внимание присяжных на свидетелей обвинения и незаметно‚ но неукоснительно направляет на правильный путь запутавшихся свидетелей‚ выручая их от обстрела защитников". Тот же чиновник сообщал в Петербург‚ что председатель и прокурор советуются с ним во время процесса, "просят его распоряжений".
Обвинение поддерживал присланный из Петербурга товарищ прокурора О. Виппер. Помогали ему гражданские истцы‚ представлявшие на суде мать Ющинского: лидер крайне правых в Государственной Думе Г. Замысловский и известный антисемит московский адвокат А. Шмаков. Защищали Бейлиса присяжные поверенные Н. Карабчевский‚ А. Зарудный‚ В. Маклаков‚ Д. Григорович-Барский; единственным евреем среди них был О. Грузенберг.
Суд над Бейлисом проходил с участием присяжных заседателей‚ и чиновники департамента полиции телеграфировали в Петербург: "Прокурор Виппер‚ видимо‚ человек опытный‚ так как сумел отвести из присяжных заседателей всю интеллигенцию... Улики против Бейлиса очень слабы‚ но обвинение поставлено прилично‚ серый состав присяжных может обвинить ввиду племенной вражды". Все присяжные заседатели оказались христианами: два мещанина‚ три мелких чиновника‚ один извозчик и шесть крестьян. Для сравнения журналисты отметили‚ что в те же дни‚ в том же здании суда рассматривалось дело о мелком преступлении; среди присяжных заседателей там было десять образованных людей‚ в том числе два профессора.
Во время процесса присяжные заседатели ночевали в здании суда и были изолированы от остального мира. Чтобы выяснять их настроение‚ к охране добавили двух жандармов в форме курьеров‚ которые подслушивали разговоры присяжных и доносили об услышанном. Об этих курьерах было известно министру юстиции‚ их сведения позволяли прокурору разъяснять присяжным‚ как бы ненароком‚ возникавшие у них вопросы‚ – разъяснять‚ естественно‚ в пользу обвинения. "Мы не подозревали‚ – писал впоследствии Грузенберг‚ – что прокурор Чаплинский и председатель суда Болдырев могут докатиться до такой низости".
Перед судом прошли около 200 свидетелей и 14 экспертов – после первых допросов выстроенная система обвинения начала разваливаться. Рабочие завода показали‚ что в день убийства Бейлис занимался отгрузкой кирпича, и немыслимо было бы тащить мальчика в печь посреди дня‚ на их глазах. Соседка по дому сообщила‚ что после убийства Ющинского дочка Чеберяк ходила в мужских ботинках. Чеберяк уверяла‚ что это были ботинки ее сына‚ но выяснилось‚ что Женя носил ботинки "на пуговицах"‚ а эти оказались "с резинками"‚ как ботинки Ющинского. Та же соседка признала‚ что кусок вышитой наволочки‚ найденный в кармане убитого‚ похож на наволочки на подушках в квартире Чеберяк. На куске наволочки были обнаружены следы мужского семени; такие же следы экспертиза обнаружила на обоях в квартире Чеберяк‚ где воры устраивали попойки и любовные развлечения.
Свидетель Наконечный по прозвищу "лягушка" (тот самый‚ которого Бейлис якобы хотел отравить) заявил на суде‚ что Бейлис не позволял фонарщику Шаховскому воровать дрова с территории кирпичного завода‚ и потому Шаховский пообещал "пришить" Бейлиса к убийству Ющинского. Шаховский был основным свидетелем обвинения: это с его слов впервые появился в протоколе допроса "мужчина с черной бородой"‚ который будто бы утащил Ющинского в печь. На предварительном следствии Шаховский несколько раз менял показания‚ и его появления ожидали с нетерпением. Журналист передавал в газету: "В день суда он трезв... и на вопрос прокурора отвечает‚ что Женя Чеберяк рассказывал ему‚ как их прогнал какой-то неизвестный человек‚ причем о черной бороде ему ничего не говорили... "Не говорил ли вам Женя‚ что это был Бейлис?" – "Нет‚ не говорил"‚ – твердо отвечает свидетель"…" А затем Шаховский неожиданно назвал имена двух сыщиков полиции‚ которые поили его водкой и советовали "показывать на Бейлиса" как на убийцу Ющинского.
Затем в зале суда появились две свидетельницы – жена фонарщика Ульяна Шаховская‚ "совсем опустившаяся женщина в изорванном платье"‚ и нищенка Волкивна‚ оборванная‚ спившаяся‚ с осипшим от пьянства голосом. Женщины начали обвинять друг друга во лжи: Шаховская утверждала‚ что Волкивна говорила ей о человеке с черной бородой‚ который тащил мальчика в печь‚ а Волкивна категорически отрицала. Это о них сказал председатель киевской судебной палаты: "Свидетели эти из той категории‚ к которым сама обвинительная власть не может относиться иначе‚ как с брезгливостью".
А чиновник департамента полиции в ту же ночь телеграфировал в Петербург: "Версия похищения Ющинского человеком с черной бородой не подтвердилась".
5
Процесс над Бейлисом шел своим чередом‚ и чиновники обеспокоено докладывали в Петербург: "Жандармы‚ охраняющие присяжных‚ передают‚ что присяжные между собой говорят: "Як судить Бейлиса‚ коли разговоров на суде о нем нема"…"
Обвинители получили письмо от "группы русских дворян‚ горячо относящихся к вашей работе": "Ради Бога‚ – писали они‚ – говорите же наконец о Бейлисе... Ведь он сидит на суде‚ как невинный агнец‚ о нем ни слова‚ ни звука... Если Бейлис лично не виноват‚ то, во всяком случае, убийство Ющинского жидами должно быть доказано. На вас вся надежда..." Департамент полиции поставил под надзор почтовую переписку‚ которая имела отношение к процессу; письмо "группы русских дворян" было просмотрено и доставлено адресату. Но когда некий адвокат из Вильно направил защитнику Бейлиса письмо с полезными советами‚ директор департамента полиции повелел собственноручно: "Послать в день окончания процесса".
В зале суда крепло убеждение‚ что Ющинского убили в квартире Чеберяк‚ и после ее допроса гражданский истец Шмаков записал в дневнике‚ не предназначенном для посторонних глаз: "Провралась стервоза Чеберячка... В этом заключается всё дело". Но тот же самый Шмаков заявлял на суде: "Шайки не было. Шайка выдумана защитой... Я понимаю‚ что русский человек может зарезать‚ может зверски убить сразу‚ в два-три удара. Но чтобы он сорок семь ран нанес‚ чтобы он так истязал невинного младенца‚ творение Божие‚ допустить этого русский человек не может".
Защитники Бейлиса вызвали на суд свидетеля С. Махалина‚ в присутствии которого вор Сингаевский однажды сказал: "Да‚ это наше дело... Я‚ да Борька‚ да Ванька Рыжий убили байстрюка‚ чтобы не болтал". Тот же Сингаевский говорил‚ что напрасно они спрятали тело так близко: надо было "в Днепр спустить или повезти в корзинке в Москву и по дороге сбросить". Встреча Махалина с Сингаевским стала одним из кульминационных моментов процесса. В газетах писали: "Очная ставка с Махалиным захватила Сингаевского врасплох‚ и он‚ видимо‚ был потрясен ею. Взглянул‚ сразу признал‚ но долго не решался сказать‚ что знает. Эти мгновения произвели более сильное впечатление‚ чем весь допрос. На лице Сингаевского был прямо животный страх..." – "Показания Махалина произвели огромное впечатление... Присяжные зашевелились. Большое движение в публике. После таких показаний обвинение Бейлиса просто немыслимо..." – "Когда выходили в перерыве лица‚ видевшие очную ставку‚ везде только и было слышно: преступление открыто‚ мы видели убийцу..."
После допроса свидетелей началось слушание экспертов. Хирурги профессор Е. Павлов и профессор А. Кадьян определили‚ что преднамеренного обескровливания не было‚ и чиновники сообщили в Петербург: "В общем‚ медицинская экспертиза – не в пользу обвинения". Психиатры академик В. Бехтерев и профессор А. Карпинский опровергли психиатрическую экспертизу обвинения‚ исключив предумышленное "собирание крови", и установили‚ что у убийц было "единственное намерение – лишить Ющинского жизни". Наконец подошла очередь католического ксендза Иустина Пранайтиса‚ которого вызвали из Ташкента‚ и чиновник докладывал в Петербург: "Весь ход процесса будет зависеть от того‚ насколько воспримутся темной массой заседателей аргументы ксендза Пранайтиса‚ убежденного в наличности ритуальных убийств".
