Празднество закончилось довольно рано. Уже в начале двенадцатого 23 апреля 1981 года Стефано Бонтате уселся в свой новый автомобиль «джульетта-2000». Один из его людей, Стефано Ди Грегорио, должен был ехать на маленьком «фиате-127» впереди, сопровождая шефа до самого загородного дома, где Бонтате собирался заночевать. Через несколько минут они уже ехали по виа делла Реджоне Сицилия, по которой должны были добраться до магистрали Палермо — Катания, затем путь их пролегал по магистрали до первого съезда с нее.
Доехав до места намного раньше шефа, Стефано Ди Грегорио спокойно распахнул ворота виллы и припарковал свой автомобиль, однако внезапно его охватило беспокойство. Ди Грегорио вдруг понял, что слишком уж быстро потерял из виду шефа после того, как тот остановился на красный свет. Он снова сел в свой «фиат» и поехал обратно на виа делла Реджоне Сицилия.
Ди Грегорио сразу понял, что произошло. В вечернем жарком воздухе все еще стоял запах жженого пороха, в то время как квартал потонул в непроницаемой жуткой тишине. Левое крыло «Джульетты» было разбито о стену дома, стоявшего на углу улиц Алоя и Реджоне Сицилия, мотор все еще работал, а фары горели. Глава «семьи» Санта Мария ди Джезу, которого близкие называли Сокол, а все остальные — князь Виллаграция, попал в засаду у светофора, остановившись на красный свет.
Смертельно раненный Стефано Бонтате инстинктивно включил первую скорость, но отъехал от светофора всего на несколько метров. Открыв заднюю дверцу автомобиля, Стефано Ди Грегорио понял, что ничем уже не может быть полезен своему шефу.
Стефано Бонтате лежал на правом боку, вместо лица у него зияла кровавая рана, а на светлом пиджаке было видно два черных отверстия. У него хватило времени, чтобы достать оружие, самозарядный пистолет калибра 7,65, но неясно, смог ли он им воспользоваться.
Вдали уже раздавались полицейские сирены. Ди Грегорио поспешил укрыться в ночи, оставляя на асфальте кровавые следы. На земле вокруг автомобиля валялись металлические патроны с номером 711–74. Это были патроны от оружия, известного во всем мире под названием «Калашников».
Торговец недвижимостью Джироламо Терези, или, для близких, Мимо, с недавних пор был заместителем главы «семьи» Санта Мария ди Джезу. Он был двоюродным братом Стефано и Джованни Бонтате и к тому же приходился свояком Джованни: оба они были женаты на дочерях «крестного отца» Маттео Читарда; правда, Терези явно предпочитал общество первого.
Джироламо Терези сумел завоевать доверие старшего Бонтате, который обязательно приглашал его на все свои вечеринки на улице Виллаграция. Именно там Терези познакомился с друзьями своего шефа: Нино Сальво по прозвищу Таможенник, капофамилья Сальваторе Инцерилло, а также с Томмазо Бускеттой. Знакомство с такими людьми было для Терези не просто честью, оно также служило доказательством доверия и расположения к нему шефа. Убийство Стефано Бонтате глубоко его потрясло.
Через несколько часов после того, как об убийстве было объявлено официально, Джироламо Терези отправился домой к Бонтате на улицу Виллаграция. Он ожидал увидеть там одетую в черное вдову и безутешных родичей, едва сдерживающих рыдания перед «людьми чести» из Санта Мария ди Джезу, пришедшими выразить свои соболезнования. Но сломленных известием родственников там оказалось очень мало, а уж «людей чести», отдающих дань традиции, и того меньше. Оглоушенные происшедшим, которое всего несколько часов назад казалось им совершенно невозможным, и родственники, и «люди чести» предпочли затаиться в ожидании развития событий.
Среди тех, на кого наткнулся Джироламо Терези в комнате, где стоял гроб с телом покойного, был Сальваторе Конторно, «человек чести», который был настолько предан Стефано Бонтате, что не побоялся прийти попрощаться с ним, хотя его самого разыскивала палермская полиция.
Конторно был потрясен не меньше, чем Терези.
— Я не пришел вчера на день рождения, — сказал Конторно, — потому что не хотел, чтобы шеф рисковал из-за меня. Я подумал, что не стоит компрометировать его своим присутствием. Я поздравил его без свидетелей накануне.
Этот человек остался верен своей репутации, которую другие мафиози обозначили прозвищем Лесной Кориолан, в честь известного на Сицилии литературного героя, похожего на Робин Гуда.
— Что будем делать? — спросил Сальваторе Конторно.
— Я хочу встретиться с Микеле Греко, — ответил Терези, — и потребовать от него объяснений.
Терези был прав: если и был на свете человек, который точно знал, что скрывается за этим убийством, то это был именно генеральный секретарь Капитула, Папа.
Как заместитель главы «семьи» Джироламо Терези мог воспользоваться бронированным автомобилем, который в целях безопасности заказал Стефано Бонтате и который прибыл через несколько дней после его гибели. Со дня смерти своего «крестного отца» Джироламо Терези перемещался по городу только в этой тяжелой машине «альфетта-2000» темно-синего цвета с миланским номером, машине, достойной возить по меньшей мере министра. В ней-то и ездил он несколько раз в земельное владение Фаварелла, где Микеле Греко, верный традициям, принимал посетителей в те дни, когда Капитул не собирался.
На каждую из этих встреч Джироламо Терези приезжал все более и более раздраженный и раздосадованный. Ему представлялось, что Папа издевается над ним, стараясь выиграть время и все время повторяя одно и то же:
— Я понятия не имею, кто стрелял. Но я наведу справки. Приезжайте завтра. А пока спокойно занимайтесь своими делами, вам нечего опасаться.
Джироламо Терези регулярно сообщал о результатах своих визитов тем членам «семьи», кому еще доверял. И среди них — Сальваторе Конторно.
— Я убежден, что Микеле Греко — сообщник убийц Бонтате, — сказал Джироламо Терези Сальваторе Конторно в начале мая 1981 года. Оба они разделяли одно твердое убеждение: бандиты Лучано Лиджио, без сомнения, были главными организаторами убийства. Оставалось выяснить, до какой степени они были виновны и с кем связаны.
— Мне совершенно ясно, что корлеонцы использовали кого-то из членов нашей «семьи», чтобы убрать Бонтате, — говорил Терези. — Но кого?
Оба они до поры воздерживались от того, чтобы высказывать вслух свои предположения. Может, это братья Игнацио и Джованни Баттиста Пуллара? Ведь они были родственниками Бернардо Бурша, преданного союзника корлеонцев. Разве не Пуллара осмелились публично высказывать сомнения в способности Стефано Бонтате управлять делами «семьи»?
Жизнь показала, что в этом пункте они были правы. Но правда оказалась еще более страшной, и такого, без сомнения, никто даже не мог предположить.
Для сицилийских следователей, занимавшихся этим делом, участие Джованни Бонтате в убийстве брата было очевидным. Многие «люди чести» в Палермо прозвали его Каином, но не за то, что он не спешил клясться отомстить за брата, а за то, что, даже не дождавшись окончания траура, стал публично оправдывать убийц.
Если история умалчивает, какова была роль Джованни Бонтате в подлом заговоре с целью устранения его брата, то более точно известны имена других предателей, благодаря которым убийцы действовали наверняка. «Люди чести» в Палермо поговаривают, что один из главных участников заговора — не кто иной, как Пьетро Ло Джакомо, устраненный Стефано Бонтате с должности заместителя и вступивший в тайный сговор с братом Бонтате. Его роль в этом деле была далеко не последней.
Кажется, именно Пьетро Ло Джакомо передал убийцам всю необходимую информацию о перемещениях Стефано Бонтате, когда закончилась пирушка. Для этой цели он, очевидно, воспользовался радиопередатчиком, имевшимся в его автомобиле.
Словно для того, чтобы подтвердить самые ужасные подозрения, немного времени спустя после убийства Стефано Бонтате Микеле Греко объявил Джироламо Терези, что Капитул решил назначить двух регентов, призванных заниматься делами «семьи» Санта Мария ди Джезу. Терези вовсе не был удивлен, когда услышал их имена: это были имена предполагаемых предателей — Джованни Баттисты Пуллара и Пьетро Ло Джакомо.
И Пуллара и Джакомо оба были влиятельными членами «семьи» Санта Мария ди Джезу. Традиция «Коза ностры» требовала, чтобы отныне они жили только желанием во что бы то ни стало отомстить за смерть шефа. Они ни за что не должны были соглашаться на регентство, пока Бонтате не был отомщен. А это значит, что их согласие было своего рода признанием в содеянном. Так, во всяком случае, считали друзья Стефано Бонтате, и первым среди них — Джироламо Терези.
И тогда Джироламо Терези совершил ошибку, значение которой он не мог сразу оценить: он встретился с Сальваторе Инцерилло, единственным представителем оппозиции в самом Капитуле после смерти Стефано Бонтате.
