Это движение не слишком отличалось от праворадикальных течений подобного рода в других западных странах. Однако именно его деятельность и резко усилившиеся антисоветские выступления финской прессы квалифицировались в Москве как опасный поворот во внешней политике Финляндии. Исходя из новых оценок складывавшейся обстановки, руководство Ленинградского военного округа и Балтийского флота вносило определенные коррективы, направленные на повышение боевой готовности в зоне Ленинграда и обеспечение защиты подступов к нему с суши и моря. Финляндия рассматривалась теперь как вероятная участница коалиции государств, способных осуществить нападение на СССР. При этом допускалось, что наиболее опасное для СССР в Европе государство – Англия может ввести свой военно-морской флот в Финский залив 5. В таких условиях ставилась задача не только остановить наступление противника, но и нанести удар по используемому им плацдарму. Предусматривалось совершить прорыв укреплений на Карельском перешейке и вести дальнейшее наступление в направлении г. Лахти 6. Под руководством командующего войсками Ленинградского военного округа М.Н. Тухачевского в ходе проведенных в этой время маневров впервые в истории Красной Армии отрабатывались действия по высадке воздушного десанта, имевшего в своем составе тяжелое оружие – артиллерию и механизированные средства 7.
Следовательно, имелось в виду принять такие меры, которые могли быть осуществлены в случае нападения на Советский Союз со стороны объединенных вооруженных сил коалиции западных стран с использованием финляндской территории. Курс, взятый в обучении войск, предусматривал уже отнюдь не сугубо оборонительные действия, а нанесение ответного контрудара с развитием последующего наступления. Допускавшаяся возможность решительных наступательных действий Красной Армии отражала и изменившееся качественное состояние вооруженных сил СССР, возросшую их боеспособность. Но такой подход советского военного командования вовсе не означал, что во внешней политике в отношении Финляндии намечался теперь исключительное жесткий курс. Таких перемен не произошло.
Наоборот, советское руководство считало необходимым вновь вернуться к переговорному процессу с Финляндией на базе делавшихся ранее предложений. В октябре 1930 г. в финляндском представительстве в Москве отметили, что вновь приобрел актуальность вопрос относительно договора о ненападении 8. Действительно, вскоре, в декабре 1930 г, полпред Майский предложил финляндскому правительству возобновить переговоры о заключении такого договора, учитывая "постоянные заявления об опасности, угрожающей Финляндии" с советской стороны 9. Реакция в Хельсинки на указанное предложение была отрицательной, что отражало стремление финской стороны проводить восточную политику без каких-либо корректив, диктовавшихся теми переменами, которые произошли по сравнению с 20-ми годами. Но в условиях изменившегося баланса сил в северо-западном регионе это было совершенно нереально.
Дальнейшие перспективы развития советско-финляндских отношений становились вместе с тем все более неясными и менее обнадеживающими в связи с прошедшими в 1931 г. выборами президента Финляндии. Новым главой государства стал Свинхувуд, известный своей прогерманской ориентацией и ярко выраженными антирусскими настроениями. Для его поддержки на выборах объединились самые консервативные политические силы. В их числе были и лапуасцы, у которых он пользовался наибольшим доверием. До этого именно на волне их активизации Свинхувуд в июле 1930 г. стал премьер-министром, поддержав так называемый крестьянский поход на Хельсинки, в котором участвовало около 12 тыс. сторонников лапуаского движения 10.
Естественно, что в Москве не могли не опасаться дальнейшего ухудшения отношений с Финляндией, поскольку недружественная позиция Свинхувуда к СССР была известна и раньше. Майский в беседе с новым министром иностранных дел Финляндии Ирье-Коскиненом 30 апреля 1931 г. прямо заявил ему об этих опасениях. "В настоящий момент, – сказал он, – в особенности после выборов президента Свинхувуда, советское правительство очень озабочено будущим финско-советских отношений и с большой настороженностью следит за всеми событиями в этой области". Речь шла о том, что бы не только "вернуть их хотя бы к уровню 1929 г.", но и решительно улучшить 11. Ирье-Коскинен откровенно признал впоследствии, что "президент не очень любит вас"12, имея в виду Советский Союз.
Исходя, однако, из желания ослабить напряженность, возникшую между СССР и Финляндией, Ирье-Коскинен, как глава внешнеполитического ведомства, стремился повлиять на Свинхувуда, склоняя его к тому, чтобы не проводить линию, угодную лапуасцам 13. К тому же, став президентом, он так или иначе должен был отходить в вопросах внутренней и внешней политики страны от поддержки экстремистских действий, которые вредили интересам государства, явно вносили раскол в финское общество 14. Это позволило Ирье-Коскинену сделать заявление, что в новой ситуации он видит в достижении согласия с СССР путь, который позволит обеспечить "выход из беспокоящего его положения"15.
19 декабря М.М. Литвинов принял в наркомате иностранных дел временного поверенного Финляндии, который сообщил обнадеживавшую новость: финское правительство предлагало провести в Хельсинки переговоры по поводу договора о ненападении 16. Литвинов сразу же выразил согласие, и советское правительство назначило для этого своим представителем Майского. Переговоры велись недолго. Финляндскую делегацию возглавлял Ирье-Коскинен. 21 января 1932 г. он и Майский поставили свои подписи под согласованным текстом договора. Срок его действия предусматривался всего на три года, но с возможностью автоматического продления. Особо важным положением этого документа являлось обязательство, которое брали на себя СССР и Финляндия: не участвовать в договорах и соглашениях, "явно враждебных другой стороне и противоречащих формально или по существу настоящему договору"17.
Далее укрепление доверия между СССР и Финляндией могло, естественно, достигаться при условии развития сотрудничества друг с другом и, особенно, благодаря улучшению экономических связей. Вскоре первые шаги в этом направлении были сделаны. В феврале 1932 г. в Советский Союз прибыла представительная финляндская торговая делегация, возглавлявшаяся будущим министром иностранных дел А. Хакцелем (он сменил Ирье-Коскинена в декабре 1932 г.). Встречи в Москве дали, как отмечалось наркоматом иностранных дел, положительные результаты. В свою очередь финские дипломаты констатировали, что переговоры являлись "довольно трудным шагом", но на их основе проявилось "деловое взаимопонимание", что представлялось "особенно важным" 18. Поездка в конце 1932 г. с экономическими целями по ряду крупных городов Финляндии ответственных советских работников способствовала укреплению контактов в экономической области.
Позитивные результаты подтвердили слова, сказанные наркомом, иностранных дел СССР Литвиновым вскоре после заключения договора, о ненападении. "Когда при переговорах, – подчеркнул он, – обе стороны действительно воодушевлены стремлением к укреплению мирных отношений, не опасаются мирных обязательств и не преследуют побочных целей, тогда переговоры удается завершить весьма быстро"19.
Сдвиги в отношениях между Советским Союзом и Финляндией позволили командованию Красной Армии внести соответствующие коррективы в оценку перспектив действий в случае возникновения военной опасности на северо-западе страны. В директиве начальника штаба РККА от 7 февраля 1932 г. имелось в виду учитывать "возможный нейтралитет Финляндии" и войскам исходить лишь из задачи "прочного удержания района Ленинграда". И уже без оговорок Финляндия рассматривалась как второстепенный театр военных действий 20. Из этого видно, сколь существенными были выводы, сделанные высшим военным руководством Советского Союза на основе учета заключенного с Финляндией договора о ненападении и наметившихся признаков развития сотрудничества между обеими странами.
Приход Гитлера к власти в Германии и открыто антисоветский курс его политики вызвал обостренное внимание советского руководства к реакции на эти события соседних с СССР стран и перспективам их отношений с Германией. Оценка внешнеполитической линии Финляндии в новой ситуации нашла отражение в выводах, которые сделал один из руководителей наркомата иностранных дел B.C. Стомоняков. Он направил 27 апреля 1933 г. советскому представительству в Хельсинки соображения следующего содержания: "За самое последнее время объективным ходом событий выдвигается как новый фактор в финляндской политике течение за сближение с Германией… Положение существенно изменилось с приходом Гитлера к власти. С одной стороны, гитлеровская политика экспансии на Восток повышает значение Финляндии для Германии… С другой стороны, лапуаские круги и близкие к ним коалиционеры, естественно, видят в гитлеровской Германии опору для фашизации Финляндии". Прогнозируя дальнейшее развитие событий, Стомоняков считал, что при определенных условиях процесс мог пойти в Финляндии "в сторону серьезного сближения с Германией"21.
