Система проверки табака действовала следующим образом: если плантатор сдавал табак неупакованным или в связках, он получал так называемый переводной вексель, который позволял его держателю получить определенное количество табака, взятого наудачу из всего доставленного табака, поступавшего из разных источников. Часто случалось, что после заполнения своих хогсхедов плантатору недоставало табака, чтобы заполнить последний. Излишек сдавался на склад, где за него выдавали переводной вексель. Духовенство и другие колонисты (кузнецы, седельные мастера и все те, кто не занимался непосредственно выращиванием табака) нередко возделывали в свободное время небольшой участок для того, чтобы оплатить налоги и сделать покупки. Эти люди доставляли урожай на табачный склад, где получали переводной вексель, который могли либо продать, либо оплатить им долги, штрафы и налоги.
То, что на табак можно было положиться, как на золото, доказывало его незаменимость для южных колоний. Век спустя, после того как табак спас жителей Джеймстауна от голода, он обеспечивал их работой и работниками, разнообразил досуг, оплачивал священников, служил деньгами. Самым богатым человеком в Вирджинии и во всех английских колониях был табачный плантатор Роберт «Кинг» Картер, который владел более чем 300 000 акров земли и 390 рабами трудоспособного возраста.
Значение табака не ограничивалось южными колониями. На протяжении всего XVIII века он был главным экспортным товаром Северной Америки и в 1750 году составил около половины ее экспорта. Табак обеспечил колонистам определенное место в мире. Однако способ его производства был связан с социальной моделью, которая привела их к конфликту с метрополией и в конечном счете друг с другом.
Работать чтобы выжить. — Рабство в английских колониях. — Производство табака в Новом Свете и в Европе. — Табак в эпоху Просвещения. — Уроки французского: нюхательное пристрастие. — Нюханье распространяется в Великобритании и заменяет курение.
Рабы стали частью табачного производства с 1619 года, и рентабельность их бесплатного труда заставляла предпочитать их, а не наемных рабочих — людей, заложивших основы производства табака. Весь XVIII век рабов ввозили в американские колонии во все возрастающем количестве. В 1690-х годах рабов в Вирджинии было меньше 10 процентов от общей численности населения, к 1750-м годам их стало 43 процента и вместе с рабами соседнего Мэриленда насчитывалось более 144 тысяч. Численность рабов росла настолько быстро, что вирджинский производитель табака Уильям Берд II жаловался колониальным властям Великобритании: «Сюда везут так много негров, что боюсь, как бы колонию рано или поздно не окрестили Новой Гвинеей». Берд II боялся также возможного восстания рабов, которое «окрасит наши реки кровью».
До сих пор большинство рабов, ввезенных в британские колонии, направляли на Карибские острова, где считалось, что лучше уморить их работой, чем позволять плодиться. Численность рабов на Барбадосе в первой половине XVIII века увеличилась всего на 25 тысяч человек, хотя ввезено их было более 150 тысяч. В колониях, где выращивали табак, рабов считали тупыми созданиями, способными делать только то, что им уже известно. Табак выращивали в Западной Африке еще до того, как он появился в Вирджинии, и хотя возделывать его было нелегко, все равно это было приятнее, чем работа карибских рабов, выращивающих новую для себя культуру, — сахарный тростник.
Рабы на табачных плантациях Америки жили небольшими группами от пяти до двадцати пяти человек и работали вместе по сдельной системе. После выполнения дневного задания у них оставалось время для ухода за своим жильем и для себя. Система заданий и то, что рабы содержались небольшими группами, позволяло им сохранять и развивать собственную культуру: в некоторых случаях этому способствовало то, что хозяева предпочитали рабов из определенной части Африки. «Нам совершенно не нравятся калабарцы старше восемнадцати лет. Жители Гамбии и Золотого Берега предпочтительнее других, за ними следуют жители Наветренного Берега», — писал табачный плантатор работорговцу. Подобная разборчивость создавала определенную однородность на некоторых плантациях, по крайней мере общий язык.
Несмотря на ограничения на различные аспекты жизни рабов континентальных колоний (в отличие от рабов с Карибов) поощряли к семейной жизни, благодаря чему население там стало самовоспроизводящимся. Американские рабы не только размножались, но и, несмотря на постоянную угрозу продажи и разлучения, нависшую над их семьями, ухитрялись передавать детям часть своей культуры. Рабам за редкими исключениями не разрешали учиться читать и писать, и потому особое внимание они уделяли устной истории. Нередко единственным ключом к индивидуальности и культуре, который они могли передать, были имена. Первые поколения рабов давали своим детям такие негритянские имена, как «Квэш» мальчикам, родившимся в воскресенье, и «Куфи» тем, кто родился в пятницу, которые становились символами культурной преемственности и сопротивления. Негры придумывали и новые имена: одни из них были искаженными негритянскими именами, другие выражали неувядаемый дух изобретательности. Какие бы имена не выбирали рабы своим детям, одно из них автоматически выпадало из списка — имя хозяина. Необходимость хоть как-то управлять своей личной судьбой привела к общему отказу от кличек (Геркулес, Юнона), которые хозяева давали домашним животным.
Моральная дилемма, поставленная рабством, не ускользнула от внимания белых поселенцев. Им приходилось решать богословскую головоломку: можно ли оставлять рабами тех негров, которые приняли христианство? Иисус проповедовал своим последователям возлюбить ближнего своего. Может ли христианская любовь сочетаться с рабством? Проблему решили (или скорее обошли) законодательным путем: «Все слуги, ввезенные в страну морем или сухопутно, которые не были у себя на родине христианами… остаются рабами и в качестве таковых будут покупаться и продаваться, несмотря на их обращение впоследствии в христианство».
В XVIII веке непроизвольный прирост рабочей силы позволил Вирджинии и ее южным соседям значительно повысить производство табака. Рабы нередко являлись самой крупной инвестицией плантаторов, так как земля была дешевой, а порой и бесплатной, а истощение почвы после двух-трех урожаев приводило к тому, что плантаторы часто переезжали, прихватив с собой свой капитал (т. е. рабов).
В других странах Америки, производивших табак, также использовался рабский труд. Португальская Бразилия, занимавшая второе после Вирджинии место в мире по экспорту табака, была самым крупным импортером рабов. Условия жизни в Бразилии были настолько плохими, что король Яков I. доживи он до этих времен и посмотри на них, счел бы свое «Обвинение» оправданным, а связь между табаком и адом доказанной.
Табак выращивали во многих испанских поселениях, хотя нигде не полагались на него в такой степени, как в Вирджинии. Испанская корона осуществляла такой же жесткий контроль над табаком, как ее колониальные соперники, его производство строго регулировалось во всех американских владениях Испании. В некоторых колониях производство табака поощрялось, в других оно препятствовалось. Табачное производство являлось королевской монополией, и вся законная торговля осуществлялась через «Табакалеру». Как следствие защиты Испанией своей колониальной торговли складывалась несколько хаотичная политика. Например, возделывание табака на некоторое время было запрещено в Венесуэле, главном табачном производителе. Табак составлял почти половину венесуэльского экспорта, и тем самым стране был нанесен заметный урон. К счастью, глава страны — главнокомандующий Мексиа де Годой — понял тщетность этого запрета, и плантаторам снова разрешили выращивать табак при условии, что они не будут продавать его в обход закона.
Сходные вспышки государственной паранойи поразили Кубу, второго по величине производителя табака в Испанской империи. Когда особенно жесткое законодательство — фабричный и монопольный режимы — было введено испанским королевским указом 1717 года, производители табака в Гаване бунтовали три раза подряд с оружием в руках. Этот указ оказался одной из самых обременительных и неудачных попыток регулирования табачного производства в истории. Что любопытно, он опирался на рассуждение австрийского короля Леопольда I о том, что табак не является предметом первой необходимости, что это роскошь, которую следует облагать налогом. Интересно, что этот довод никогда не приводился в качестве обоснования налогообложения, скажем, помидоров или каких-нибудь других овощей, строго говоря, не являющихся для человечества предметами первой необходимости.
