Милованову разрешили находиться в Албазине всего четверть часа. Он успел только встретиться с А. Бейтоном, тяжело больным к тому времени. Гарнизон крепости был на грани физического истощения, большинство служилых людей и крестьян были ранены или больны. За все время пребывания внутри крепости Милованов увидел только троих здоровых казаков. Сопровождавшие «изменники» не разрешили вновь прибывшим вступать в какие-либо разговоры ни с самим Бейтоном, ни с другими защитниками крепости. В то же время, как впоследствии доложил Милованов Власову, «бывшие изменники» «ходят в Албазин с торгом, продают вино горячее и рыбу». Посредством засылки перешедших на сторону маньчжур русских пленных противник изучал настроения внутри русской крепости.
Однако, несмотря на все трудности и лишения, русский гарнизон не был сломлен морально. О сдаче врагу никто из албазинцев даже не помышлял.
Двое казаков из отряда Милованова — Г. Фомин и И. Тарханов — по дороге обратно в Нерчинск исчезли. Сам Милованов сделал вывод, что они скорее всего перешли на сторону маньчжурской армии, так как в Албазине их тоже никто больше не видел. Судьба Фомина и Тарханова долго была неизвестна русскому командованию. Неоднократно Бейтон и Власов требовали от маньчжуров их выдачи, однако те постоянно утверждали, что «таковы де беглые люди к ним в табары не бывали». Только в августе 1687 года, когда маньчжуры уже отошли от Албазина, Фомин и Тарханов были выданы русским в Албазин и «даны на поруки» до окончательного решения их судьбы.
В ходе встреч русских и маньчжурских представителей под Албазином вопрос о судьбе пленных всегда стоял достаточно остро. Уже с конца 1686 года начался организованный обмен пленными. Так, находившийся в плену казак Михаил Ахреянин{114} был обменен 5 декабря на «взятого языка никанской породы».
Ахреянин рассказал об обстоятельствах своего пленения. 7 июля 1686 года он был послан с другими казаками на оповещение крестьян под Албазином о подходе войска противника. При выполнении этой задачи его вместе с десятью другими казаками захватил в плен маньчжурский отряд численностью в 500 человек. Всех, кроме Ахреянина, маньчжуры сразу «казнили смертью», а его «велели, сковав, держать за караулом до розмены». Рассказывая о своем пребывании в плену, Ахреянин отмечал, что «в китайских полкех в полону терпел голод и всякое мучение, потому что по многие времена на ночи раздевали его донога и руки и ноги розвязывали к кольем». Впоследствии, в августе 1687 года, по распоряжению Ф. Головина М. Ахреянину было выдано «за поденное терпение» 4 рубля{115}.
От Ахреянина русское командование узнало о тяжелом положении в маньчжурской армии, осадившей Алба-зин. Так, находясь в плену, Ахреянин слышал от «изменников прежних албазинских казаков», то есть перешедших на сторону маньчжуров казаков, взятых в плен еще в первую осаду Албазина, что «на приступех де под Албазиным побито китайских и мунгальских людей тысячи с полторы и больши»{116}.
Огромные потери несли маньчжуры не только от военных действий, но и от голода и болезней. От «хлебной скудости» начался мор. Общие потери маньчжуров достигли свыше 2500 человек{117}.
10 февраля 1687 года, после многих месяцев осады, маньчжурский император отдал указ: «Нам стало известно, что после снятия осады Албазина среди воинов имеется много больных. Это лучшие маньчжурские войска, мы испытываем чрезвычайное сожаление. Ныне специально посылаются два врача и лекарства для их лечения».
Далее в своем указе богдыхан дальновидно отмечал: «Если теперь в городе есть больные русские, то эти врачи также могут оказать им помощь с тем, чтобы, возвратясь в свою страну, русские распространяли там славу о нашем великодушии»{118}.
Командование маньчжурской армии действовало строго в соответствии с указаниями своего императора. В начале февраля в русскую крепость был послан «прежний изменник» И. Артемьев, который вызвал на переговоры представителей албазинцев, Артемьев заявил осажденным, что «китайский хан, жалеючи албазинских осадных сидельцов, прислал в китайские таборы лекарей 2 человек». От Бейтона требовалось представить ведомость всех больных и раненых, которые нуждались в медицинской помощи. А. Бей-тон «в том им отказал, а говорил, что в Албазине служилые люди милостию великого бога все здоровы, а немощных никого нет»{119}.
Великодушный жест маньчжурской армии по отношению к защитникам Албазина на самом деле преследовал далеко не благородные цели. Маньчжуры прекрасно знали, что практически весь гарнизон русской крепости нуждался в медицинской помощи. Да и сам гарнизон к тому времени насчитывал всего «всяких чинов людей 115 человек, баб и робят 55 человек»{120}. Маньчжурам требовалась более полная информация о силах русских и их возможностях, о способности русских выдерживать и дальше жесткую маньчжурскую осаду.
Гордый отказ Бейтона от помощи со стороны маньчжуров имел свое обоснование. Незадолго до того по договоренности с маньчжурской стороной 12 казаков были отправлены в леса для сбора сосновых веток и коры, однако «китайские караулы» схватили их, связали и долго на арканах таскали по полям. Казаки были отпущены назад «чуть живые», а к вечеру того же дня шестеро из них от ран скончались. После этого никакого доверия «великодушию» врага со стороны албазинцев уже быть не могло.
Несмотря на критическое положение, гарнизон русской крепости продолжал нести службу, сохранял порядок и дисциплину. А. Бейтон всеми силами старался не показать маньчжурам своего бедственного положения. 27 марта по случаю пасхальных праздников русские послали маньчжурам «пирог пшеничный весом в пуд, и китайские де воеводы пирог приняли с честию»{121}.
С приходом весны 1687 года и открытием судоходства по рекам нерчинский воевода И.Е. Власов начал требовать отвода маньчжурских войск от Албазина, как то было обещано цинской стороной еще осенью. Однако противник не собирался выполнять свое обещание.
20 апреля 1687 года в маньчжурский лагерь на Амуре прибыл из Нерчинска казак Андрей Вологда, который передал цинским командирам требование Власова уйти от Албазина.
6 мая маньчжурская армия отошла вниз по Амуру на 3—4 версты и остановилась в районе русской деревни Озерной. Перед отступлением маньчжуры уничтожили все свои оборонительные сооружения и приспособления вблизи Албазина, а на новом месте немедленно приступили к строительству оборонительных укреплений.
Поведение цинских войск под Албазином первоначально было непонятно русскому командованию. Однако вскоре оно осознало истинные планы маньчжурской стороны. От «изменников», в частности от А. Байгашина, албазинцы узнали, что «китайские полковые воеводы стали от города в ближних местех, для того чтоб не дать албазинским жителем никакова хлеба сеять, а как де пройдет время хлебному севу, и они де в то время пойдут в Китайское государство со всеми войски»{122}.
С отходом цинских войск русское командование получило новые данные о положении в их стане. От Байгашина и двух перебежчиков — мунгалетина по имени Очирко и китайца — стало известно, что под Албазином погибло «боевово люду тысячи до полтрети, да работных никанских мужиков побито многое число»{123}. Главная причина потерь — отсутствие в маньчжурской армии в достаточном количестве провианта. Обоих перебежчиков А. Бейтон после допросов отослал обратно в китайский лагерь, чтобы не провоцировать противника на ответные жесткие акции.
30 августа 1687 года маньчжурское войско покинуло свой укрепленный лагерь и направилось к устью реки Зеи. Противник отошел от русской крепости.
Военно-политические отношения между двумя странами вступили в этап дипломатических согласований.
Героическая пятимесячная оборона стоила жизни подавляющей части защитников Албазина. В одной челобитной 1689 года албазинские казаки указывали, что пережили осаду из «старых албазинцев» пятидесятник Анцифор Кондратьев и 19 рядовых, а из пришедших в Албазин с А. Бейтоном — пятидесятник Василий Смиренников и 29 рядовых. Всего — 50 человек. Сам А. Бейтон в 1689 году составил список из 7 «старых» албазинских казаков и 90 казаков, пришедших в Албазин вместе с ним{124}.
Как и в 1685 году, албазинцы вновь лишились всего скота и лошадей. После отхода маньчжурской армии А. Бейтон начал восстанавливать укрепления и сооружения внутри острога, готовиться к севу. И.Е. Власов прислал из Нерчинска небольшое подкрепление.
Далее судьба Албазина решалась посольством Ф.А. Головина и цинскими представителями, которые провели несколько раундов переговоров. Итогом этих переговоров, в ходе которых российской стороной делалось множество уступок, явилось заключение Нерчинского договора.
