Другие авторы (П. Строев, Е. Аничков, Б. Рыбаков, А. Карпов) полагали, что, проводя свою реформу, князь Владимир преследовал две главных цели: а) провозгласить родового княжеско-дружинного бога-покровителя Перуна верховным божеством всей Руси и б) объединить вокруг Перуна-громовержца пять самых значимых языческих богов, почитаемых у разных этносов, входивших в состав Древнерусского государства.
Третья группа авторов (М. Васильев), в целом поддержавшая авторов вышеупомянутой концепции, утверждает, что создание пантеона языческих божеств в одном Киеве предназначалось только для обитателей «Русской земли», живших в Среднем Поднепровье, и не носило общегосударственного, а тем более общеславянского характера.
По мнению ряда современных историков (М. Васильев, А. Карпов), превращение Перуна в верховное государственное божество с обязательным поклонением ему знаменовало собой переход к реальному единобожию и разрушению старого язычества, когда каждое племя, община и даже отдельная семья были вольны в своем понимании и отправлении языческого культа.
Наконец, еще одни авторы (А. Кузьмин), называя языческую реформу князя Владимира одной из «загадок эпохи», полагают, что по характеру изображений языческих идолов, установленных в Киеве, Владимир взял за основу «варяжский пантеон» языческих богов, сложившийся в землях тамошних «варягов-поморян»: русов, балтов и западных славян, проживавших в Южной Прибалтике. Вместе с варяжским пантеоном языческих богов на Русь впервые пришли и человеческие жертвоприношения, о чем и поведал древнерусский летописец, повествуя о том, как в 983 г. в жертву Перуну были принесены два варяга-христианина — юноша, на которого выпал роковой жребий, и вступивший на его защиту отец.
Вероятнее всего, эти обстоятельства, в частности, обязательное поклонение Перуну и кровавые человеческие «требы» ему, и привели к крайне жесткому конфликту между христианской и языческой общинами в самом Киеве, и стали одной из главных причин краха всей языческой реформы. Более того, возможно, что «варяжский» вариант язычества не был принят и самой языческой общиной Киева. Эти обстоятельства и побудили Владимира искать иную веру, которая могла бы сгладить идейные противоречия внутри страны. Такой иной верой и стал русский вариант христианства, изначально отличавшийся очень большой терпимостью к русскому (варяжскому), славянскому и иным разновидностям язычества, существовавшим в Древней Руси.
3. Проблема Крещения Руси
Как справедливо отметил профессор А.Г. Кузьмин, один из самых вдумчивых исследователей этой проблемы, процесс Крещения Руси нельзя рассматривать в однозначном ключе, стремясь отыскать только один источник проникновения христианства на Русь. Процесс этот был гораздо сложнее, что нашло свое отражение даже в самой «Повести временных лет» (ПВЛ), которая представляла собой не единую летопись, принадлежащую перу одного летописца, а синтезированный свод, состоящий из разных и разновременных летописных и внелетописных источников. Поэтому до сих пор в исторической науке не утихают споры по целому комплексу проблем
а) Проблема датировки Крещения Руси
Сам летописный рассказ об «испытании вер» и Крещении Руси был размещен не только в ПВЛ, но и других источниках, включенных позднее в ее состав, в частности, в «Речи философа», принадлежащей либо перу неизвестного христианского богослова, либо перу Кирилла-философа, «Памяти и похвале князю Владимиру» Иакова Мниха, «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, «Чтении о святых Борисе и Глебе» диакона Нестора и других. Во всех этих источниках рассказ о Крещении Руси был размещен между 6494—6496 гг. от сотворения мира, когда князь Владимир стал одним из участников драматических событий, разыгравшихся в то время в Византии. Суть этих событий была такова. По просьбе византийских императоров Василия II Болгаробойцы и Константина VII киевский князь подписал с ними союзный договор, который предусматривал, что: а) Владимир предоставит Константинополю воинский контингент для подавления мятежа двух византийских полководцев Варды Склира и Варды Фоки, возжелавших занять императорский престол, и б) братья-басилевсы, нарушив негласную заповедь, впервые выдадут за «варвара» свою порфирородную сестру Анну, но только при условии, что князь-язычник Владимир примет святое крещение. Киевский князь в точности исполнил свой союзнический долг, однако братья-басилевсы явно не спешили исполнять взятые на себя обязательства. Тогда Владимир пошел походом в ближайшую к нему византийскую провинцию в Крыму, где после многомесячной осады овладел ее столицей городом Херсонес, который на Руси называли Корсунь. После этих событий Анна прибыла в Крым, обвенчалась с киевским князем, а затем вместе с ним вернулась в Киев, где Владимир в одночасье низверг языческих идолов и крестил в «днепровской купели» всех киевлян.
Если исходить из того предположения, что все авторы указанных произведений вели свою хронологию по константинопольской эре и сентябрьскому стилю, то получается, что эти события произошли между 986—988 гг. Если предположить, что хотя бы один из этих авторов исповедовал старую византийскую эру и мартовский стиль, то получается, что эти события произошли в 989—992 гг. По этой причине в исторической науке до сих пор существуют совершенно разные датировки Крещения Руси. В частности, ряд историков (А. Кузьмин, Ю. Брайчевский, М. Свердлов) настаивает на более ранней датировке этого события, а их оппоненты (Е. Шмурло, О. Рапов, Ю. Бегунов) — на более поздней. Хотя сама Русская православная церковь официальной датой Крещения Руси считает 988 г., что и нашло свое отражение во всей учебной литературе.
В научной литературе также существует популярная версия, что Киевская Русь впервые крестилась значительно раньше событий, указанных в ПВЛ. Ссылаясь на «Окружное послание» патриарха Фотия, ряд украинских и российских историков (Ю. Брайчевский, В. Кожинов) датирует этот знаменательный акт не позднее 867 г. Однако, как верно отмечали их многочисленные оппоненты, в указанный период речь могла идти: 1) либо о крещении только части социальной верхушки Древней Руси во главе с киевским князем (Б. Греков, В. Мавродин, М. Левченко), 2) либо о крещении азовско-черноморских русов (Е. Голубинский, А. Кузьмин, Е. Галкина).
б) Проблема внутреннего содержания Крещения Руси
Гораздо более существенным представляется вопрос о том, какой вариант христианства был взят за основу при Крещении Руси, поскольку в самом христианском мире задолго до раскола христианской церкви на православную и католическую существовало много различных течений, которые отличались между собой и идейно, и структурно, и организационно. В частности, в конце X в. в единой христианской церкви существовало аж шесть патриаршеств — александрийское, антиохийское, иерусалимское, константинопольское, римское и орхидское (болгарское), не считая десятков других, более мелких христианских церквей.
Решение этого вопроса напрямую связывали с разными летописными версиями о крещении самого Владимира — либо в Корсуни, либо в Василеве, либо в Киеве, либо в «ином месте», пытаясь найти однозначный ответ на этот запутанный вопрос. Одни историки (В. Василевский, В. Потапов, М. Левченко), являясь сторонниками традиционной «византийской аксиомы», утверждали, что Древняя Русь была изначально крещена по византийскому (ортодоксальному) обряду. Другие авторы (А. Шахматов, М. Приселков, А. Пресняков) полагали, что крещение Руси произошло по болгарскому обряду, третьи (Е. Голубинский, Н. Коробка) утверждали, что наши предки были крещены по римскому обряду пришлыми скандинавами, четвертые (Н. Никольский, Н. Ильин, Ю. Бегунов) искали истоки русского христианства в западнославянской (моравской) церкви, пятые (М. Тихомиров) выдвинули оригинальную гипотезу о возможном перекрещивании наших предков с болгарского на византийский обряд, наконец, шестые (В. Кожинов) были убеждены в том, что христианство на Русь пришло из соседней Хазарии.
Однако, как верно отметил профессор А.Г. Кузьмин, решение этой проблемы лежит совершенно в иной плоскости, поскольку необходимо понять, почему у древнерусских летописцев существует такая странная разноголосица мнений. И ответ на этот вопрос он предлагал искать в том, что изначально на Руси существовали разные христианские общины, которые исповедовали разные христианские вероучения, в центре которых лежал давний христологический спор о символе веры (фелиокве), т.е. взаимоотношения трех ипостасей Святой Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа.
Сам профессор А.Г. Кузьмин заострил свое внимание на том, что в знаменитой «Корсунской легенде», содержащейся в ПВЛ, был отражен еретический арианский символ веры о том, что Бог Сын только подобен Богу Отцу и Богу Святому Духу, что полностью противоречило каноническому никейскому символу веры о том, Бог Сын единосущ с Богом Отцом и Богом Святым Духом. Другой известный историк профессор М.Ю. Брайчевский аналогичную ересь усмотрел в знаменитой «Речи философа», тоже находящейся в составе ПВЛ, где содержалось учение богомилов (павликиан), которые, по сути, отрицали сам догмат о Святой Троице и богочеловеческой сущности Иисуса Христа, утверждая, что он был только человек. А поскольку «Повесть временных лет» была сводом разных и разновременных летописных и внелетописных источников, авторами которых были представители разных христианских общин, в том числе монастырей, то в ней нашли свое отражение и разные «символы веры», и разные космические эры, о чем говорилось выше. В связи с этим обстоятельством мы вполне разделяем обоснованное мнение профессора А.Г. Кузьмина, что:
