В Москве, возможно, и не знали, что как сам вал, так и Керченские обводы фактически не были оборудованы в инженерном отношении и серьезной преграды для противника не представляли.
Нерасторопность, растерянность командования фронтом и представителя Ставки служили врагу дополнительной подмогой. Приказ на отвод армий генералы Колганов и Львов получили из штаба фронта лишь к концу дня 10 мая, а смогли начать его исполнение только сутки спустя. Между тем уже к исходу 10-го передовые части немцев вышли к Турецкому валу. До Керчи им оставалось чуть более 30 км, частям же 47-й армии — в два с половиной раза больше.
Отход войск крайне затруднял управление ими. К тому же 11 мая во время бомбежки командного пункта 51-й армии погиб ее командующий генерал В.Н. Львов.
Видя, что командование фронтом и представитель Ставки окончательно утратили нити управления, а положение наших войск становится все более угрожающим, Ставка ВГК 11 мая в 23 часа 50 минут отдала главкому Северо-Кавказским направлением маршалу Буденному следующий приказ: «В срочном порядке выехать в район штаба Крымского фронта (г. Керчь), навести порядок в военном совете фронта, заставить Мехлиса и Козлова прекратить свою работу по формированию в тылу, передав это дело тыловым работникам, заставить их выехать немедленно на Турецкий вал, принять отходящие войска и материальную часть, привести их в порядок и организовать устойчивую оборону на линии Турецкого вала, разбив оборонительную линию на участки во главе с ответственными командирами. Главная задача — не пропускать противника к востоку от Турецкого вала, используя для этого все оборонительные средства, войсковые части, средства авиации и морского флота»[101].
Эта мера не принесла сколько-нибудь заметного результата, тем более что маршал Буденный выполнил приказ Верховного с суточным опозданием, ограничившись при этом лишь несколькими указаниями. Реально ему удалось добиться только того, что 12 мая Козлов и Мехлис, вняв наконец приказу Ставки, выехали на Турецкий вал в район Султановки, куда вышли части 44-й армии.
Положение было удручающее: офицеры штаба армии и представители штаба фронта останавливали отходящие в беспорядке разрозненные подразделения и отдельных бойцов. Очень похожая картина предстала и в частях 47-й армии, где неорганизованный отход осуществлялся под жесточайшим воздействием немецкой авиации.
Лишь 13 мая, то есть спустя почти трое суток после приказа Ставки, сохранившие боеспособность части Красной Армии сосредоточились на линии Турецкого вала и попытались занять здесь оборону. Противник же не ждал, а навязывал свое развитие событий. Танками и пехотой при активной поддержке с воздуха Турецкий вал к исходу дня был прорван.
Видя, что командование Крымским фронтом окончательно утратило управление, Ставка на рассвете 14 мая отдала распоряжение о начале отвода войск на Таманский полуостров. В течение всего дня ожесточенные бои шли по всему фронту Керченского обвода. Основной удар противник, используя танки и пехоту, наносил по центральному участку обороны в направлении Андреевка — Керчь и по левому флангу Чурбаш — Керчь. Одновременно с воздуха мощные бомбовые удары обрушились на расположение наших войск, тылы, пристани и причалы в портах Камыш-Бурун, Керчь, завод Войкова и на переправы в Еникале, Опасная и Жуковка. Более или менее стойкое сопротивление при обороне Керчи, к которой уже подошел враг, оказывали лишь части 72-й кавалерийской дивизии.
Войска несли все возраставшие потери, испытывая дефицит боеприпасов. Прискорбный факт: в то время как начальник артснабжения фронта в срочном порядке запросил в Главном артиллерийском управлении Красной Армии 2 млн. 7,62-мм винтовочных патронов, непосредственно на Крымском фронте при эвакуации частей ВВС было уничтожено почти 25 млн. патронов того же калибра[102].
К вечеру 14 мая Верховному Главнокомандующему доложили телеграмму Мехлиса: «Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать [его] к западу от Булганак. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Командный пункт переходит [в] Еникале. Мы опозорили страну и должны быть прокляты. Будем биться до последнего. Авиация врага решила исход боя»[103].
Очевидно, панический тон телеграммы заставил Сталина принять решение, фактически отменявшее прежнее распоряжение о начале эвакуации. 15 мая в 1 час 10 минут он телеграфировал генерал-лейтенанту Козлову: «Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: 1. Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя. 2. Перебросить к войскам, ведущим бой на западе, группу мужественных командиров с рациями с задачей взять войска в руки, организовать ударную группу, с тем, чтобы ликвидировать прорвавшегося к Керчи противника и восстановить оборону по одному из Керченских обводов. Если обстановка позволяет, необходимо там быть Вам лично. 3. Командуете фронтом Вы, а не Мехлис. Мехлис должен Вам помочь. Если не помогает, сообщите...»[104]
Впервые Верховный Главнокомандующий публично высказал сомнение в пользе пребывания армейского комиссара 1-го ранга на Крымском фронте, в его способности обеспечить выполнение поставленной задачи. К несчастью, трагическую ситуацию это уже не меняло.
15 мая пала Керчь. В этот день в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера появилась запись: «Керченскую операцию можно считать законченной. Город и порт в наших руках». Немецкий генерал поторопился. Сопротивление наших войск было еще отнюдь не сломлено. Тот же Гальдер 17 и 18 мая вынужден был отметить в своем дневнике «ожесточенное сопротивление северо-восточнее Керчи»[105].
Прикрывая отход и переправу главных сил, часть войск (остатки 83-й бригады морской пехоты, 95-го погранотряда, Ярославского авиационного училища, Воронежского училища радиоспециалистов и других частей — всего около 10 тысяч человек) оказалась отрезанной и заняла оборону в районе Аджимушкая. Отряд полковника П.М. Янгузова позднее ушел в каменоломни и на протяжении нескольких месяцев наносил удары по врагу из-под земли. У Еникале еще 19 мая вели бои, ценой жизни обеспечивая эвакуацию войск, сводные отряды полковников М.В. Волкова, М.К. Зубкова и Н.И. Людвигова. Тем не менее Крымский фронт был обречен.
Мехлис даже в эти последние, самые драматические для Крымского фронта дни оказался не способен отрешиться от культивировавшейся десятилетиями подозрительности, стремления везде и всюду видеть чьи-то происки, провокации, заговоры, от готовности переложить вину за провалы на других. Когда положение в Керчи стало катастрофическим, представитель Ставки попытался свалить ответственность за случившееся на командира Керченской военно-морской базы контр-адмирала А.С. Фролова, назначенного начальником переправы на Таманский полуостров. Чтобы уберечь его от расстрела, которым Фролову грозил Мехлис, в ситуацию должен был решительно вмешаться нарком ВМФ Кузнецов.
Конечно, контр-адмирал Фролов несет свою долю ответственности за существенные недостатки эвакуации, начатой в ночь на 15 мая и продолжавшейся пятеро суток. Но не он один. Далеко не на высоте оказался и штаб фронта, который вплоть до 16 мая не имел плана эвакуации. Как показали события, планового, организующего начала со стороны и командования фронтом, и Мехлиса недоставало и в дальнейшем. Ряд руководящих работников поторопились перебраться на противоположный берег Керченского пролива еще загодя. 17 мая и командный пункт фронта переместился на Таманский полуостров в пос. Кордон Ильича.
Плавсредства, всего около 160 катеров, сейнеров, баркасов, подавались нерегулярно и несвоевременно. Командиры многих гражданских судов отказывались подходить к берегу под бомбежкой и артиллерийским огнем, даже симулировали аварии. На этом фоне особенно значителен подвиг отдельных экипажей. Судно «XVII лет Октября» (капитан — П.А. Зарва) за четверо суток совершило 60 рейсов, перевезя свыше 14 тысяч бойцов и командиров. 19 мая в результате прямого попадания вражеских снарядов судно затонуло. Экипаж «Андре Марти» под командой капитана И.И. Ковалевского эвакуировал 8 тысяч воинов.
Тем не менее при потенциальной возможности переправлять в сутки 30—35 тысяч человек только 17 мая на таманский берег смогли эвакуировать чуть больше 22 тысяч, в иные дни не было и этого. Установленная очередность — раненые, материальная часть тяжелой артиллерии, реактивная артиллерия — не соблюдалась. Под видом раненых группы невооруженных, деморализованных бойцов с боем захватывали суда и переправлялись на косу Чушка.
Полную трагизма картину нарисовала позднее в коллективном письме Верховному Главнокомандующему группа политработников 51, 47 и 44-й армий: отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшем в паническое бегство, страшная давка на переправах, массовые жертвы. «Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя», — категорически заявляли доведенные до крайности авторы письма[106].
