— Сам я пока останусь здесь, на острове Занте, — сказал Ушаков, распределив обязанности между главными командирами. — О ходе боевых действий прошу рапортовать сюда.
Ушаков задерживался на гостеприимном острове совсем не для отдыха. Прежде чем покинуть Занте, ему надо было учредить здесь временное гражданское самоуправление, как это было сделано на острове Цериго. Еще на конференции в Константинополе было решено предоставить народам Ионических островов после их освобождения республиканскую власть. Но какие конкретные формы должна обрести эта власть, следовало определить на месте, согласуясь с пожеланиями самих жителей. Ушаков рассчитывал в столь не простом деле на помощь Метаксы, выходца из здешних мест и хорошо знавшего обычаи островитян.
— Просьба к тебе, Егор Павлович, — сказал он ему после того, как корабли, назначенные для завоевания островов, снялись с рейда, — плыви в город и договорись со старейшинами, кого следует пригласить для решения вопроса о самоуправлении острова. Пусть соберутся в отведенной мне резиденции. Я прибуду к ним завтра в полдень. Да не забудь пригласить на совет английского консула господина Форести.
Метакса обещал сделать все от него зависящее.
Когда на следующий день Ушаков прибыл в резиденцию, "главнейшие граждане" были уже на месте. Был с ним и английский консул Форести, грек по происхождению, с которым Ушаков познакомился во время вчерашнего богослужения. Собравшиеся оказались из одного дворянского сословия.
— Почему не представлены мещане? — спросил Ушаков Метаксу.
— Старшины надеются, что в правление войдут одни только дворяне, — ответил тот.
— О нет, — возразил Ушаков, — так будет несправедливо. Надо, чтобы в правлении были представлены все слои населения.
Когда Метакса перевел его слова старейшинам, те стали перешептываться, потом заявили, что готовы согласиться с любым повелением адмирала.
Ушаков почувствовал в их поведении недовольство и сказал сухо:
— Я пришел к вам не волю свою диктовать, а помочь утвердиться на земле вашей справедливости.
Он предложил избрать из числа собравшихся трех архонтов, которые должны были, в свою очередь, подобрать в правление других членов.
— Из дворян?
— Зачем? Я уже сказал, правление должно быть представлено всеми сословиями.
— Хорошо, пусть так. А как быть с городской полицией?
— Полицейских должны избрать сами граждане.
— А суд?
— Разве у вас до этого не было суда?
— Был, но военный, французами назначенный.
— Военный суд не годится, — сказал Ушаков. — Надобно, чтобы и суды были выборными.
Ход совещания явно не нравился английскому консулу. Он чувствовал себя как на иголках, то и дело обращался к старейшинам с какими-то замечаниями. Ушакова так и подмывало одернуть его, чтобы сидел смирно.
Когда совещание закончилось и Ушаков с Метаксой вышли на улицу, их встретила огромная толпа. Люди размахивали флажками, что-то громко выкрикивали.
— Они желают знать, какие вами приняты решения, — пояснил Ушакову Метакса.
— Скажи им, что они остаются независимыми под управлением ими же избранных граждан.
Метакса перевел собравшимся его слова, но шум от этого не уменьшился, а стал еще громче.
— Чем они недовольны?
— Они не желают быть ни вольными, ни под управлением избранных начальников, — ответил Метакса. — Они требуют быть взятыми в вечное подданство России и чтобы начальником над островом был только один российский чиновник.
— Это немыслимо, — нахмурился Ушаков. — Да я и не вижу причин отказываться от самоуправления.
— Они не верят в это самоуправление, считают, что оно их не защитит. Они боятся ненавистных им турок, боятся, что после ухода эскадры турки завладеют островом и тогда жителям будет еще хуже, чем при французах.
Ушаков смутился. Решить вопрос о взятии островитян в подданство России он, конечно, не мог. Не имел на то полномочий. Но попробуй растолковать это толпе!
— Объясни им, пожалуйста, только поласковее, какую выгоду имеет независимое правление, — попросил Ушаков Метаксу. — Скажи им, что действия российского императора могут быть худо истолкованы другими странами, ежели войска его заявят о себе здесь, на островах, не как освободители, а как завоеватели. Объясни им, что русские пришли сюда не владычествовать, а охранять, что греки найдут в них только защитников, друзей и братьев, а не повелителей.
Метакса сказал собравшимся все, что было велено, но те продолжали шуметь, требовать, настаивать… Ушакову пришлось, набравшись терпения, обращаться к ним с разъяснениями еще и еще раз. Наконец недовольные голоса стали затихать, а потом смолкли совсем. Русскому адмиралу удалось-таки их убедить, поверили они ему.
Завершив в Занте свои дела, Ушаков направился к Кефалонии, чтобы поздравить капитана второго ранга Проскочина с победой над тамошним неприятельским гарнизоном, а уже оттуда плыть к Сенявину. Победа Проскочину досталась сравнительно легко: ему помогло восставшее против французов местное население. Солдаты разгромленного гарнизона пытались было укрыться в горах, но у них ничего не вышло. Кефалонцы, зная местность лучше, чем они, легко находили их убежища, заставляли сдаваться в плен и приводили в русский лагерь. Всего таким образом было пленено до двухсот солдат и офицеров.
У острова Кефалония Ушаков встречался не только с Проскочиным и другими офицерами, но и с гражданским населением. Одна такая встреча потрясла его особенно сильно.
Однажды, выйдя с Метаксой на палубу, он обратил внимание на лодку с четырьмя греками на веслах, кружившую между русскими кораблями.
— Спроси, откуда они и что им нужно? — попросил Ушаков переводчика.
Метакса тотчас вступил с ними в разговор. Оказалось, что они приплыли из Парги как депутаты и имеют дело к русскому адмиралу.
— Ко мне? — переспросил Ушаков. — Что ж, тогда пусть поднимаются на борт.
Ушаков пригласил депутатов в кают-компанию, приказал подать им чаю. От чая, однако, те отказались, сразу приступив к делу:
— Мы прибыли искать защиты от Али-паши Янинского.
— Что случилось? Только, пожалуйста, рассказывайте спокойно.
Но говорить спокойно депутаты не могли. Они горячились, перебивали друг друга. Трудно говорить спокойно о таком ужасном человеке, как Али-паша… Этот жестокий албанский правитель давно уже держит в страхе балканские народы, а теперь озверел совсем. Когда узнал о приходе в Средиземное море соединенной эскадры, он испугался, как бы не остаться без добычи, напал на город Перевезу, в котором до этого хозяйничали французы, дочиста ограбил его, многих мирных жителей перерезал. От Перевезы он направился к Парге. Но жители Парги решили города не сдавать, взяться за оружие и послать депутацию за помощью к русскому адмиралу.
Еще будучи в Константинополе, зная, что ему придется иметь дело с Али-пашой, Ушаков постарался собрать о нем некоторые сведения. Али-паша был одним из тех восточных деспотов, которые, добиваясь своих целей, не гнушались самыми грязными средствами. Правителем он сделался после смерти своего отца, убив предварительно всех своих братьев, претендовавших на наследство. Ему удалось настолько запугать население Албании, что одно имя его приводило всех в трепет. Горе ожидало того, кто попадал ему в руки. Пленников он обычно подвергал жесточайшим пыткам, а потом срубал им головы. В его дворцовом саду главными украшениями были пирамиды из человеческих голов, отрубленных им собственноручно.
Али-паша значился подданным турецкого султана, его наместником на земле Янинской. Но он почти не считался с волей султана и творил у себя все, что хотел. Мало того, совершал набеги на соседние земли. Если удавалось, грабил даже турецких купцов.
— Какой же помощи от нас желаете? — выслушав депутатов, захотел уточнить Ушаков.
— Мы просим принять нас в русское подданство. Одно только это может спасти народ наш от истребления кровавым антихристом.
Еще одна просьба о приеме в русское подданство! Недавно об этом просили жители Занте, а теперь вот с материка прибыли… Как жаль, что нельзя им помочь!
Ушаков стал разъяснять депутатам, что не вправе удовлетворить их просьбу, поскольку не уполномочен приобретать для России новые земли или новых подданных. Депутаты, видимо, не ожидали отказа и были ошеломлены. Некоторое время они тупо смотрели на адмирала, а потом вдруг повалились ему в ноги. Один из них с выражением полного отчаяния стал рвать на себе одежду, кричать, что если он, русский адмирал, не позволит им, жителям Парги, поднять над городом русский флаг и откажет в покровительстве, то им не останется другого, как перерезать своих жен и детей и с кинжалами пойти на Али-пашу…
