Я был свидетелем народного ликования при проездах героев-летчиков после возвращения по улицам Москвы и могу сравнить торжественные встречи наших экипажей со всеобщим ликованием 12 апреля 1961 года.
К трансполярным перелетам экипажей Чкалова и Громова наш завод формально отношения не имел. Но в экипаже Чкалова вторым пилотом был Георгий Байдуков, которого Чкалов упрямо именовал Егором. Байдуков в 1937 году был слушателем Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского и одновременно летчиком-испытателем нашего завода. Он не только испытывал серийные СБ, но вместе с Кастанаевым и Нюхтиковым участвовал в полетах на ДБ-А. В мае 1937 года Байдуков и Кастанаев установили на ДБ-А два рекорда скорости с грузом 5 тонн на дальность 1000 и 2000 км.
Ни у Болховитинова, ни у других специалистов, работавших с ним в Москве и Казани, мыслей о полете через полюс на еще не доведенном до нужной надежности самолете не возникало.
Я не могу с полной достоверностью ответить на вопрос, кто первым подал такую идею. По рассказам Байдукова, он первый предложил полярному летчику Сигизмунду Леваневскому ознакомиться с машиной Болховитинова. По воспоминаниям Байдукова и Водопьянова, Сталин очень благоволил к Леваневскому, несмотря на то, что его родные жили в Польше, а брат был польским военным летчиком. Возможно, Сталин отдавал должное былым заслугам Леваневского во время гражданской войны.
Перед вылетом Чкалова в США через полюс в числе вызванных на Политбюро был и Леваневский. Видимо, Сталин помнил о его неудаче при попытке совершить трансполярный перелет на АНТ-25 в августе 1935 года. Тогда вторым пилотом с Леваневским летел Байдуков, а штурманом был Левченко. Долетев из Москвы до Баренцева моря, самолет повернул обратно и сел под Ленинградом. Причиной неудачи явилось интенсивное выплескивание масла через дренажную трубку. Масло обливало крылья, стекла фонаря и затекало в кабину. После этого происшествия экипаж был вызван на Политбюро. Леваневский сказал тогда Сталину, что на одномоторной машине лететь через полюс нельзя.
Это вызвало резко отрицательное отношение Туполева к Леваневскому. Сталин предложил экипажу Леваневского отправиться в Америку и посмотреть, что можно там купить для задуманного перелета через полюс. Но Байдуков не поехал с Леваневским в США и оказался таким образом снова вторым пилотом на доработанном одномоторном АНТ-25. Теперь ему предстояло лететь с Чкаловым. Леваневский по возвращении доложил в Кремле, что в США ничего подходящего для полета через полюс нет, но он закупил три гидросамолета.
Байдуков не забывал о том, что Леваневский – автор идеи перелета через полюс. Он предложил ему познакомиться с Болховитиновым и посмотреть ДБ-А. Болховитинов был срочно вызван из Казани и получил указание показать Леваневскому самолет.
После первого знакомства с Леваневским Болховитинов собрал немногочисленных оставшихся на заводе № 22 соратников, в том числе и меня. Он резко отрицательно относился к идее использования единственного ДБ-А, проходящего летные испытания, для трансполярного полета. Когда я рассказал, какие доработки мы делали на ТБ-3 для арктического варианта, и оценил общий возможный объем работ не менее чем в два месяца, он совсем помрачнел. «Самолет в любом случае мы обратно не получим. А следующий – когда еще будет», – сказал он.
В первых числах июня разработчики ДБ-А встретились впервые с Леваневским на заводском аэродроме. Я тогда еще не знал трудной военной биографии Леваневского. Одетый с иголочки, с внимательным и пристальным взглядом, он производил впечатление хорошо воспитанного аристократа. Пока шла подготовка к взлету, он был очень сдержан и молчалив. Видимо, позиция Болховитинойа его огорчала.
Кастанаев поднял самолет, набрал высоту, потом спикировал для набора скорости и над аэродромом заложил очень крутой вираж. Оглушив нас ревом четырех форсированных моторов, он круто пошел вверх. Самолет был пустой, заправленный только для демонстрации. Кастанаеву легко удавались эффектные фигуры, не свойственные для тяжелого бомбардировщика.
Наблюдая за полетом, Леваневский преобразился. Мы никак не ожидали от молчаливого гостя столь бурной реакции. Самолет еще не приземлился, а Леваневский сиял, излучал восторг и буквально бросился к Болховитинову: «Дайте, дайте мне эту машину! Такое показать американцам! Им это и не снилось!» Какие дальше были объяснения между Леваневским и Болховитиновым, я не слышал.
Известно, что Леваневский на следующий день был в Кремле. Затем туда вызвали и Болховитинова. Еще через день Болховитинов собрал в кабинете Тарасевича команду конструкторов, которой было объявлено, что правительство удовлетворило просьбу Леваневского и разрешило совершить перелет по маршруту Москва – Северный полюс – Аляска.
Отныне мы все были призваны и мобилизованы на переделку ДБ-А для трансполярного перелета. На все про все нам отводилось полтора месяца.
Задание было очень почетное. Но если Болховитинов был недоволен тем, что у него – главного конструктора – отнимают единственный самолет ДБ-А, то я расстроился по совершенно другой причине. Подготовка арктической экспедиции, а теперь еще и перелета лишала меня возможности без хвостов закончить третий курс. Сессия только началась, впереди четыре трудных экзамена, а мне грозил переход на казарменное положение. Все же до перехода на полное казарменное положение я поспешил сдать экзамены по философии и деталям машин. За мной остались долги по основному курсу электротехники и векторного исчисления. Патриархи электротехники профессор Круг и векторного анализа профессор Шпильрейн поблажки на экзаменах не давали – требовалось глубокое знание предмета. Тарасевич пообещал мне оправдательную бумагу.
Болховитинов с заместителем по конструкторской части Сабуровым переселились на завод. Начался аврал по выпуску чертежей для переделки вооруженного бомбардировщика в мирный транспортный самолет, который должен доставить в Америку по кратчайшему пути через полюс черную икру – подарок президенту Рузвельту и дорогие меха русского Севера – подарок его супруге Элеоноре.
К Болховитинову уже «прилипло» наименование «патрон». Говорили, что первым его за глаза стал так называть Исаев. «Наш патрон начал перестраиваться, – сказал ведущий летные испытания военный инженер Фролов. – Он со мной уже сел считать, как будет выглядеть грузопассажирский самолет, если под него „Аннушку“ переделать».
Но пока до грузопассажирского варианта для трансполярных рейсов было далеко. По предварительным расчетам, если снять все вооружение, то вес пустого самолета составлял 16 тонн. Чтобы обеспечить дальность не менее 8000 км, нужно заправить 16,5 тонн бензина и 900 килограммов масла. Экипаж со снаряжением и запасом питания тянул на 1,5 тонны, плюс минимум всякого багажа, в итоге мы уже перевалили за 35 тонн взлетного веса. При мощности моторов М-34ФРН по 840 л.с. на высоте 4000 метров это был предел для взлетного веса. Но лиха беда – начало.
Моя группа в так называемом «наземном экипаже» была в самом трудном положении. Для выпуска электрических схем и установочных чертежей нового оборудования были необходимы исходные данные от смежных заводов. Они пока ничего не знали о принятом решении. К нам в первые же дни были прикомандированы уполномоченные Глававиапрома и ВВС. Стоило мне заикнуться о трудностях, как все необходимое начало появляться. Главные разработчики всех заводов получили указания считать наши задания самыми первоочередными.
Вместе с Чижиковым и инженерами Горьковского и Московского радиозаводов мы компоновали приборы и радиооборудование. Новая мощная радиостанция «Омега» разместилась в хвостовой части, в специально утепленной кабине радиста. «Омега» могла работать на коротких и длинных волнах в телеграфном и телефонном режиме. В кабине штурмана освободилось место от прицелов, бомбосбрасывателей, пулемета и переднего стрелка. Было решено, что бортрадист будет находиться здесь вместе со штурманом. Мы установили в кабине штурмана вторую радиостанцию, облегченную, без диапазона длинных волн, и оборудовали место радиста.
Экипаж формировался Леваневским и специально созданным штабом перелета. С летчиками все было ясно: Леваневский и Кастанаев. На четыре мотора, к которым был доступ через толстые крылья, необходимо иметь двух бортмехаников. Первым был Григорий Побежимов, выезжавший вместе с Леваневским в США для закупки самолетов. Побежимов был опытным полярным бортмехаником, но самолета ДБ-А он не знал и с мотором М-34ФРН дела не имел.
Кандидатуру Годовикова предложил Кастанаев. Он сказал Болховитинову, что это единственный человек среди заводских работников, который в этой машине изучил все, прекрасно чувствует моторы, мгновенно разбирается в капризных маслосистемах, бензопроводах и, если надо, доползет в самое недоступное место.
